проплыть по Амазонке, встретиться с индейцами…
Робер ехидно улыбнулся.
–Дорогая сестричка, если бы Филипп был холостяком, ты сразу бы вышла за него замуж.
–О!– возразила Люсетта полушутя-полусерьезно.– Если бы я и вышла за него, то, конечно, не только из-за Бразилии.
–Остановитесь, а то вы заставите меня покраснеть. Все трое рассмеялись, однако искренний, без всяких задних мыслей смех был только у Робера.
–Вот они каковы, эти писатели. С их гонорарами можно запросто отправиться в любой конец света.
–Кто бы жаловался!– парировал Филипп.
–Да. Я не жалуюсь. Игрушки стоят все дороже и все лучше распродаются. И потом, мне нравится заниматься всеми этими заводными машинками, радиоуправляемыми самолетиками, куклами… да, да, куклами тоже.
Он руководил фабрикой игрушек, которую унаследовал от отца, и можно было только догадываться, то ли это она способствовала сохранению у него души ребенка, то ли благодаря душевной молодости он чувствовал себя в этом деле, как рыба в воде.
–Старик, мы только что выпустили новую игру… «Космонавт»… Очень забавно… Я готов играть в нее целый день… Сейчас ты сам увидишь, я схожу за ней…
–Взрослый ребенок!– улыбнулась Люсетта, когда он исчез за дверью.
Затем, более серьезным тоном, спросила:
–Значит, ваша будущая книга родится там?
–В каком-то смысле я еду туда и за этим. Но сейчас еще рано говорить, что там родится…
–Ну, ну, не скромничайте. Уж я-то знаю, что у вас талант…
Она сосредоточенно посмотрела на него.
–Большой талант, Филипп.
–Вы определенно решили вогнать меня в краску.
Польщенный в своем писательском самолюбии, он возмущался только для вида. Алкоголь сделал свое дело, и он, наконец, расслабился. Полностью овладев собой, он чувствовал, что способен сыграть роль без сучка, без задоринки.
Часы в прихожей пробили шесть раз. Филипп забеспокоился:
–Уже шесть. Пора ей быть здесь.
–Да приедет она, еще не так уж и много времени,– заметил Робер, возвращаясь из соседней комнаты с картонной коробкой в руках, на которой была изображена ракета, пересекающая межзвездные пространства.
–Да что она, в самом деле! Уже совсем стемнело…
–Успокойся, не украдут твою дражайшую половину. Филипп продолжал играть, реплики вылетали сами собой.
–Я, возможно, смешон, но я всегда так волнуюсь, когда она садится за руль.
–О! Любовь – это прекрасно!– вздохнул Робер. Люсетта, передвигая столик, шутливо заметила:
–Не хватает одного человека, и все вокруг – сплошная пустота…
Ее кисло-сладкий тон не ускользнул от Филиппа, внимательно следившего за реакцией своих собеседников.
–Впрочем, все неприятности забываются, когда играешь в «Космонавта»,– заявил Робер, выкладывая на столик содержимое коробки.
Суть игры заключалась в том, чтобы продвигать по карте, представлявшей собой ночное, усыпанное созвездиями небо, ракеты, которые либо теряли, либо приобретали ступени, либо попадали, либо нет в зону притяжения небесного тела. Движение осуществлялось в зависимости от того, сколько очков получал играющий, выбрасывая огромную кость, точки на которой были заменены звездами, а также в зависимости от вытаскиваемой карты, ибо к игре прилагалась еще и колода карт, на которых вместо обычных фигур были изображены знаки Зодиака, фазы луны и так далее.
–Захватывающая игра,– повторял Робер.– Вот увидишь, очень захватывающая.
Она была к тому же и очень сложная. Изложение правил игры заняло минут сорок пять, не меньше. В семь часов партия началась…
Половина восьмого! Раймонда должна уже быть в Орли, чтобы улететь самолетом в семь пятьдесят… Через Испанию с посадкой в Мадриде…
–Повнимательнее, старина. Ты путаешь Рака с Козерогом!
Несмотря на все свое желание, Филиппу не удавалось сосредоточиться на игре. Он думал о слишком многих вещах одновременно: о Раймонде, вылетавшей из Орли, о том, что он уже совершил, о том, что ему еще предстояло совершить…
Время от времени он сетовал на опоздание жены, однако партнеры с дружелюбной твердостью возвращали его к игре.
В четверть девятого Филипп взорвался:
–И все же это по меньшей мере странно, вы не находите?
Трудно было утверждать обратное.
–Наверное, у парикмахера было много народу,– предположила Люсетта.– Вы знаете, в какой салон она поехала?
–К своему парикмахеру, как обычно.
–Если знаешь номер, позвони,– посоветовал Робер.
–Так поздно?
–В субботу кого-нибудь, возможно, еще и застанете,– сказала Люсетта.– И если это вас успокоит…
Филипп решил воспользоваться благоприятным случаем и исчез в прихожей, где находился телефон. Брат и сестра больше не улыбались.
–Я делаю все, чтобы его развлечь,– тихо проговорил Робер.– Но это действительно уже становится подозрительным.
Люсетта пожала плечами.
–Ей бы только прихорашиваться… Если уж зашла к парикмахеру, то это надолго. На мужа ей ровным счетом наплевать.
–Не суди так строго. Она могла заблудиться в лесу. В Мулен она приезжала лишь однажды… К тому же сегодня такой туман…
–Тем хуже для нее. Это послужит ей уроком. Робер, в свою очередь, пожал плечами. Появление в дверях гостя избавило его от необходимости отвечать. Вид у того был мрачный.
–Она ушла из салона в пять часов. Я говорил с хозяином.
–Вот видишь. Значит, скоро будет здесь.
–Черт возьми,– возмутился Филипп.– Ты что, издеваешься? Не три же с половиной часа сюда ехать.
–На дорогах пробки…
–Даже с пробками…
–Может, сбилась с дороги… или с машиной что случилось,– робко заметила Люсетта.
–Мы же в конце концов не в пустыне, и она знает, что ее ждут. Позвонила бы.
–Если только она не застряла где-нибудь на полпути между Омбревилье и нашим домом. Ты знаешь, какая здесь местность?
Еще бы ему не знать! Разве весь его план не был построен на исключительно удобном месторасположении загородного дома?.. Старая мельница, притаившаяся в ложбине меж двух склонов, покрытых густым кустарником, находилась в отдалении от ближайшей деревни, и чтобы добраться до нее, надо было преодолеть две добрых мили по разбитой лесной дороге. После того, как закрылся кирпичный завод, некогда процветавший благодаря ему Омбревилье теперь медленно приходил в упадок, и дорога была в ухабах.
–Может быть, бедняжка идет сейчас через лес пешком,– продолжал Робер.– Лучше всего поехать ей навстречу.
–Я так и сделаю,– сказал Филипп и направился к двери.
Вдруг он остановился.
–Да, но… А если она все-таки позвонит?
Роберу ничего не оставалось, как предложить свою помощь.
–Я быстро управлюсь.
Он надел пальто и вышел. Послышался шум отъезжавшей машины. Свет от фар с трудом пробивался сквозь густой туман. Шум мотора, пучки света становились все слабее и вскоре совсем исчезли в ночи…
Филипп и Люсетта, проводив его до крыльца, вернулись в гостиную, не зная, что сказать друг другу.
Люсетта первая нарушила молчание.
–Если у вас есть чемодан,– предложила она,– можно отнести его наверх, в вашу комнату.
–Нет у меня ничего… Все должна была привезти жена.
Он заговорил о жене в прошедшем времени, что явилось неожиданностью не только для Люсетты, но и для него самого. Он тут же замолчал и принялся нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Люсетта с задумчивым видом бросила в камин полено.
–Ну зачем же предполагать худшее?– спросила она тихо, не оборачиваясь.
–Да потому что… я ничего не могу с собой поделать. И потом, жена не любит ездить ночью… Она плохо видит, а очки носить отказывается.
Пытаясь хоть как-то приободрить его, Люсетта принялась выдвигать всевозможные оптимистические гипотезы. Он ее почти не слушал…
Часы пробили девять раз. Раймонда пролетала над Пиренеями. Филипп думал о ней, кое-как поддерживая разговор, конечная цель которого ему заранее была хорошо известна.
–Я знаю, знаю,– проворчал он, наконец.– Поломка… Поехала не по той дороге… Так всегда говорят в подобных случаях.
–И к счастью, в девяти случаях из десяти так оно и есть.
–Да услышит вас Бог!
Он так вошел в роль, что начинал уже испытывать подлинные чувства.
–Скорее бы пролетели эти несколько часов!
–Какие обидные для меня вещи вы говорите,– заметила она жеманно. И поскольку он, озадаченный, недоуменно смотрел на нее, она, покраснев, добавила: – Неужели мое общество так неприятно вам?
–Простите, Люсетта, я не хотел вас обидеть.
Он совсем не предполагал, что беседа примет такой оборот. Что угодно, только не это.
–Войдите в мое положение. Я обеспокоен, я очень обеспокоен.
–А я уверена, что вы волнуетесь напрасно.
Она напускала на себя вид усердной воспитательницы или медсестры, примешивая к этому притворную веселость, которая неприятно резала слух.
–Вот увидите, завтра мы все вместе посмеемся над вашими тревогами.
Он вежливо улыбнулся. Довольная, что ей удалось его развеселить, и убежденная, что находится на правильном пути, Люсетта включила проигрыватель и поставила пластинку.
–Пригласите же меня на танец,– сказала она, властно взяв Филиппа за руку.
Он подчинился, и под звуки аргентинского танго они поплыли вокруг стола. Он – уносясь мыслями вдаль, обхватив безразличной рукой ее тонкую под мягким пуловером талию; она – чуткая, с полузакрытыми глазами, тесно прижимавшаяся к своему кавалеру. Бледный, то и дело мигавший свет, производимый электрогенным агрегатом, получавшим энергию от лопастного колеса, придавал сцене вид почти двусмысленной интимности.
«Если бы Раймонда видела нас…» – думал Филипп.
Она согласилась пойти на преступление только из любви к нему. Трудно даже представить, что она могла бы сделать из ревности.
Танго закончилось мяуканьем аккордеона. Началось другое. Люсетта не отпускала своего кавалера. Филипп понял, что обречен танцевать до возвращения Робера, и смирился. По крайней мере это имело один плюс: ему не надо было поддерживать беседу.