й удар, повергнуть в психологический шок. Вот почему я потребовал следственного эксперимента. Он плохо кончился для Паля, но если говорить по совести, то, я думаю, его безумие проявилось бы в любом случае. Он не мог больше жить с таким грузом на душе.
«А ключ?– подумал Патон.– Кажется, я начинаю понимать загадку ключа!»
И Ошкорн как раз заговорил о ключе.
–Мою версию о подмене артиста подтверждало и другое – ключ от посторонней двери в двери уборной Штута. Я знал, что пока так называемый Штут находился на манеже, Мамут хотел войти к Штуту, но понял, что ключ, торчавший в замочной скважине, к этому замку не подходит. Между тем Штут не имел привычки уходя запирать свою уборную на ключ. Следовательно, в уборной было что-то спрятано, что-то очень важное. Так почему бы и не труп?
Он улыбнулся и непринужденно развел руками.
–Остальное пришло само собой. Как только версия о замене артиста стала вероятной, час убийства уже мог оказаться другим… А раз так – увеличивался список подозреваемых. Мы уже не торопились исключить тех, кто, как Джулиано и Паль, все время находились в поле нашего зрения. И тогда тот, кого, казалось бы, можно было заподозрить меньше всего, тот, кого мы поначалу сразу же отвели, а именно – Паль, становился подозреваемым. До этого мы считали, что Паль физически не мог совершить преступления. Морально – тем более, ведь, потеряв Штута, он терял все. Но стоило пять минут посмотреть на него, чтобы понять – он не в своем уме, чокнутый. А в таком случае от него можно ожидать всего. Паль вступал в фатальный круг. Да, он мог убить! И у него были на то причины!
Инспектор Ошкорн несколько минут помолчал, снова улыбнулся.
–Между прочим, любопытный тип этот Паль! Не извращенец в прямом смысле слова, нет, расследование, которое я провел в этом направлении, показало, что здесь он вполне нормален, но, я бы сказал, он извращен психически. А именно – женский склад характера в мужском теле. Очень симптоматично в этом плане его пристрастие к блестящим одеждам, вышивкам, цветам, перьям. И еще более типична его потребность чувствовать себя защищенным, желание, чтобы его наставляли, вели. Паль легко переносил превосходство Штута, оно даже нравилось ему. Он убил Штута, как женщина убивает мужчину, когда тот бросает ее. И еще он убил его из профессиональной ревности. Все это очень сложно, и трудно определить четкие границы каждого из этих чувств… Полгода назад Штут решил подготовить для работы с ними своего племянника и создать – нет, не новый дуэт – трио. Паль, обеспокоенный тем, что ему придется делить успех, угрозой уйти из цирка добился от месье Бержере, чтобы тот отказался принять Тони в цирк. Первое, что сделал Штут, став директором,– зачислил в труппу Тони, определив ему, как он считал необходимым, полгода ученичества. Паль с ужасом сознавал, что этот срок подходит к концу. Мысленно он уже видел себя оттесненным на третий план или даже вообще уволенным. И вот миновало полгода. Тридцатого сентября Тони впервые должен был выйти на манеж в роли Арлекина. Паль явственно ощутил угрозу. Все для него рушится! Тут еще сыграл свою роль комплекс неполноценности, которым он страдал. Он был убежден, что без Штута не может ничего. Без Штута он станет пустым местом. Обезумев от страха и ярости и еще от ревности, он наносит удар…
Комиссар Анье откинулся в кресле и закрыл глаза. Он был удовлетворен. Два дела об убийствах в Цирке-Модерн завершены. По отчетам этих двух полицейских он представлял себе – так, словно проводил расследование сам – всех тех, кто вольно или невольно был втянут в эту драму: загадочную мадам Лора, Жана де Латеста, клоунов, весь этот живописный мир и еще красотку Престу, в которую Ошкорн наверняка должен был немного влюбиться.
Представил он себе и того невзрачного журналиста, который попал в это дело как кур в ощип.
Комиссар открыл глаза и дал знак Ошкорну продолжать.
–Мне оставалось только узнать,– перешел тот к заключительной части своего рассказа,– кто помог Палю, кто занял в коляске место Штута. Это не мог быть ни Жан де Латест, ни Жан Рейналь, ни Джулиано, ни Людовико, поскольку всех их я видел в те минуты, когда лже-Штут находился на манеже. И довольно скоро я в своих догадках вышел на чеха Рудольфа. Всем свидетелям я задал один и тот же вопрос: «На какой руке Штут носил перстень?» Рудольф парень умный, он сразу сообразил, что это вопрос не праздный, что я придаю ему большое значение. И понял, какую ошибку совершил. Он подумал, как ему выгоднее ответить. Сказать – на левой руке, чтобы ослабить мой интерес к этой детали, в надежде, что я забуду о ней? Или сказать, что на правой, и этим подтвердить мою версию о мошенничестве. Он понял, что я разрабатываю эту версию, подумал, что я скорее обвиню тех, кто сказал – на левой руке… Короче, он сказал: на правой!
Бордо, 1943 год
Барнеби РоссПоследнее дело Дрюри Лейна
ПрологЧЕЛОВЕК ИЗ НИОТКУДА
Эта удивительная, редкая, почти невероятная борода по форме напоминала лопату. Что-то библейски-величавое было в се бесчисленных изящных завитках, как бы струившихся вниз с незримого подбородка. Но не эти симметричные скульптурные завитки привлекали изумленный взгляд наблюдателя. Подлинным чудом природы был ее цвет.
Необыкновенная борода, полосатая, как одежды библейских пророков, переливалась и сверкала чернью, синевой и зеленью. Выцветило ли ее игривое солнце или химическая ванна на лабораторном столе – место ее было в музее, который бы сберегал ее для восхищенных потомков.
Инспектор в отставке Тэмм, бывший сотрудник нью-йоркской полиции, а ныне глава частного детективного агентства, за сорок лет своей работы на поприще криминалистики был готов ко всяким сюрпризам, которые могло выкинуть нуждающееся в его услугах человечество. Но даже он был потрясен этой коллекцией многоцветных волосков, принадлежавшей странному посетителю, явившемуся к нему в солнечное майское утро.
–Садитесь,– сказал он наконец, оторвавшись от необычного зрелища, и мельком взглянул на календарь: не первое ли апреля сегодня? Затем опустился на кресло, почесал в затылке и выжидающе посмотрел на посетителя.
То был высокий, худощавый джентльмен в широком, не по мерке костюме. Натренированный взгляд инспектора заметил тонкие запястья, белевшие из-под перчатки, и очень худые ноги. Очки с большими синими стеклами полностью скрывали глаза посетителя, а фетровая шляпа, которую он позабыл снять, маскировала форму его головы.
Он сидел величественный и молчаливый, как Зевс.
–Чем могу быть полезен?– спросил Тэмм.
–Вы действительно инспектор Тэмм?– в свою очередь спросил посетитель.
–Вы угадали,– буркнул инспектор.– С кем имею честь…
–Это не важно. Важно другое: у меня к вам весьма необычное дело, инспектор.
–Я слышу это от каждого, кто приходит.
–Не знаю. Но я искал вас, инспектор. Ведь у вас не совсем обычное частное агентство.
–Гм,– усмехнулся Тэмм.– Мы стремимся, конечно, удовлетворять клиентов.
–Но вы частный детектив, не правда ли? Совершенно частный? С полицией больше не связаны?
Тэмм внимательно посмотрел на посетителя.
–Видите ли,– продолжал тот,– я должен быть уверен. Дело мое строго конфиденциальное.
–Я умею держать язык за зубами,– проворчал Тэмм,– даже близкие друзья ничего от меня не узнают. Но меня не привлекают дурнопахнущие дела. Агентство Тэмма не имеет дела с мошенниками, сэр.
–О, нет-нет…– поспешно перебил его Радужная Борода.– Ничего похожего, уверяю вас. У меня совершенно особое, очень своеобразное дело, инспектор.
–Если насчет вашей жены и ее приятеля,– тоже ничего не выйдет, сэр. У меня не то агентство.
–Опять не угадали, инспектор. Мой вопрос не связан с семейными неурядицами. Одним словом…– Радужная Борода помедлил немного и произнес: – Я попрошу вас сохранить кое-что для меня. Нечто очень ценное…
Тэмм несколько удивился.
–Вот как! А что именно?
–Конверт.
–Конверт?– хмуро переспросил Тэмм.– А что в нем?
Радужная Борода проявил неожиданную твердость характера:
–Нет, инспектор. Этого я вам не скажу.
Серые, холодные глаза Тэмма несколько секунд пристально всматривались в странного посетителя. Но синие очки оставались непроницаемыми.
–Понимаю,– сказал Тэмм, ничего не поняв.– Вы хотите, чтобы у меня хранился конверт?
–Вот именно. Пока я не потребую его обратно.
–Но у меня не камера хранения,– поморщился Тэмм.– Обратитесь в банк. Дешевле обойдется.
–Боюсь, что вы не поняли меня, инспектор,– осторожно произнес Радужная Борода.– Мне нужно, чтобы конверт хранился не в учреждении, а у человека, то есть, чтобы за хранение его отвечал один определенный и притом честный, заслуживающий уважения человек.
–Ну что ж, мистер Аноним,– согласился инспектор.– Давайте ваш конверт. Посмотрим.
Посетитель помедлил, потом, словно решившись, вынул из кармана длинный коричневый конверт и не без колебаний протянул его Тэмму.
Это был обычный конверт, какие можно купить в любом писчебумажном магазине. На нем не было ни адреса, ни фамилий – ничего. Но заклеен он был более чем тщательно. Посетитель постарался предохранить себя от Слабости человеческого рода, дополнительно оклеив конверт белыми полосками бумаги.
–Аккуратно,– усмехнулся инспектор и пощупал конверт.– А все-таки что там?
По тому, как заколыхалась библейская борода, можно было заключить, что ее собственник улыбнулся.
–Мне нравится ваша настойчивость, инспектор,– сказал он,– она подтверждает то, что я о вас слышал.
–Может быть, скажете?
–Ну, предположим, скажу. Предположим, что в конверте, который вы сейчас так внимательно рассматриваете, находится ключ к тайне столь страшной, что я не осмелюсь ее доверить ни одному человеку в мире.
Инспектор Тэмм откинулся в кресле. Как это он раньше не догадался?! Борода, очки, костюм с чужого плеча, ужимки, голос… Сбежал из сумасшедшего дома – ясно. Ключ, тайна… Нормальный человек не придет с таким предложением.