— Ты ведь и тельца дал, — не перестает улыбаться двенадцатый. — Вот будут ходить по деревне, будут теленка поминать, а ты высунешь из окна голову — кука-реку-у-у! Сразу же епископам и закукарекаешь…
Что происходит? Каменщики сразу как-то выдохлись. Один-другой еще что-то ладят на боковой стене, остальные лениво слоняются по лесам. Ученики-начинашки вхолостую дергают вверх-вниз лебедку.
Раствор не убывает. Бетонщицы время от времени притрагиваются к нему, да только затем, чтобы не лодырничать. Подключается к ним и маленький конопатый мужичишка, берет грабельки и так рьяно гребет, будто хочет наверстать упущенное в поле.
Вниз спускается подручный-каменщик и объявляет: — А теперь, люди, внимание! Слушайте во все уши! Нужно новое, хорошо набухшее корыто, потому как мы уже укрепили анкерами кровлю в стенах и скоро плотники покажут вам, какие они мастера. Но укрепили мы кровлю пока только так, на скорую руку, — ни один плотник на нее не взберется. А кровлю положено как следует укрепить. Поэтому наш мастер и послал меня объявить вам, что сперва надо сделать подходящую колоду, чтобы все эти анкера, а особенно главные, как следует вошли в пяту, то есть в ту пяту, в те анкера, в стены и в колоду, которая через все главные анкера насаживается на все пяты, а стало быть, и на главную, а потом уж сядет как следует и будет прочно держать, вот для этого — для э-э-этого! — нам и требуется набухшее корыто. Новое, как есть новое и изрядно набухшее — другое корыто для каменщиков гроша ломаного не стоит. Где его взять и где дать ему набухнуть — поразмыслите сами! А мы до тех пор подождем. Пока не будет корыта, ни один каменщик пальцем не двинет и плотники не смогут работать. Люди, я должен был вам это сказать, а теперь бегу, не то мастер мне всыплет.
Что ж это такое? Адлатус в растерянности. Оглядывается, нет ли тут поблизости строителя, хорошо бы с ним посоветоваться, но строитель, будто нарочно, за минуту до этого куда-то исчез. В приходе быть он не может, поскольку священник здесь. Адлатус подбегает к нему. — Пан священник, каменщики прекратили работу. Им нужно корыто! Собираются делать колоду!
— Слышу, слышу, — кивает священник, а в голове у него сверлит: на что сдалось каменщикам корыто? Что за колода такая?! И в голове адлатуса мелькают те же мысли. С минуту они друг на друга растерянно смотрят, потом священник начинает поторапливать прихожан: — Люди добрые, отыщите это корыто, побыстрей отыщите, не то у нас каменщики будут до вечера болтаться без дела!
В Церовой корытам счету нет, да только не новым. Были бы хоть в деревне корытники, была бы хоть поблизости ярмарка!
— Люди, пораскиньте умом! Найдите корыто! Смотрите! Каменщики на лесах лоботрясничают! Неужто глядеть на них будем? Не для того же мы их сюда звали. Вот ведь мы уже дошли до колоды, а теперь, что ж, бросить все недоделанным? Главные анкера уже в пятах, но такая стройка спустя годы осядет, а потому уже сейчас все надо предусмотреть; может, эта колода и должна быть как раз сверху насажена. А иначе-то как объяснить? Корыто сюда! Корыто! Церовчане, корыто! Где корыто? Гопля, церовчане, корыто, подайте корыто, корыто!
Вдруг кого-то осеняет, что, в сущности, полугодовое корыто тоже новое и что новое может быть новым до той поры, покуда не куплено еще более новое, а у него дома как раз и есть полугодовое корыто, да к тому же еще и набухшее — жена в нем вчера купалась. — Пан священник, есть корыто! — Мужик хлопает себя в грудь. — У меня корыто! Пан священник, потерпите чуток, и у нас будет корыто, для колоды!
И бежать!
А тот маленький, конопат конопатый, все еще шурует граблями в растворе, но вдруг оглядывается и видит — сосед его куда-то бежит, тут и он ускоряет темп, и, чем быстрее сосед перебирает ногами, тем проворней конопат конопатый орудует мотыгой, ибо грабли у него и вправду сменились мотыгой, и он окапывает, окапывает, вот уже и вторую гряду окопал, и, ежели так дело пойдет, он минут через десять со всем полом управится.
Священник — своим прихожанам: — Видите? Стоит человеку захотеть — все ему по плечу. Вот мы поднажали и сразу отыскали колоду. Где-то люди гибнут, воюют друг против друга, а мы тут, в Церовой, преспокойненько костел строим. Колоду собираемся делать. Спаситель к нам милостив! Возблагодарим же господа за милость его!
— Ох вы ж и проказник, преподобный отец! — улыбается синдик. — Вы и над самим господом нашим подтруниваете. Еще и отца небесного подстрекаете. Это мне по душе. В кои-то веки и всевышний, может, развеселится.
— А вы думаете, господь бог шуток не любит? — ухмыляется причетник. — Он ведь и Адама сотворил шутки ради.
— А вообще, как живете? — спрашивает синдик. — Что нового? Преподобный отец, что слышно? Конца войны еще не видать? Уж вам-то непременно должно быть известно.
— Не знаю, право, не знаю, — вертит головой священник. — Я и то ничего не знаю. Мой отец всегда, бывало, говорил: беда в дом — малые дети под стол! Иной раз мне кажется, что оно так и есть — будто сидим мы под столом и пикнуть боимся. Сперва-то мы вообразили себе, что другим стало хуже, а нам — лучше, кое в чем оно и впрямь стало лучше, но, стоит высунуться, либо вас сразу по носу щелкнут, либо сзади кто-то наступит на пятки. Боюсь, еще придется нам всяко вывертываться.
— Я тоже так думаю, — соглашается синдик. — Такой уж мы народ. Только и знаем, что вывертываемся. Когда господь нам нашу землю пожаловал, верно, на карту забыл поглядеть.
— Нет, я с этим не согласен, — возражает причетник. — Разве позор какой лежит на нашей земле? Не надо было ему телят сотворять.
Крестьянин, что пожертвовал молодого бычка на костел, весь передернулся:
— Ишь как! Ты поосторожней! А то еще случаем на меня кто вину свалит!
— Ну, ну, ну! — успокаивает их священник. — Однако не будем тут ссориться. Как станет совсем плохо, спрячемся в костеле, может, стороной все и пронесет!
Кто-то замечает: — А вон и корыто! Смотрите!
Люди, столпившись вокруг священника, указывают на мужика с корытом: — Пан священник, корыто!
— Ну и бежит! Ого, как бежит! Корыто, корыто, святой отец, корыто! Глядите, глядите, вот и корыто!
— Вижу, вижу, вижу!
— Ну и бежит!
— Вот это чешет!
— Ну и дует!
— Вот это ловко!
— Корыто что надо!
— Ну и чешет!
— А вы думали, он бегать не умеет! Он во как чешет!
— А почему бы ему не уметь?
— Еще как бегает!
— Еще как бегает. Скорый на ногу.
— Скорый на ногу, оттого так и бежит.
— Сколько раз уж так бегал. Сколько раз! Мы вместе бегали!
— Они вместе бегали!
— Здорово ты сегодня бежал! Ого, как бежал! Ну ты и разбежался, несся как угорелый!
— Молодец!
— Молодец!
— Стоящее корыто!
— Прыткий малый!
— Ей-ей, у тебя и впрямь корыто что надо! Нынче ты здорово бежал, так бежал, что аж вспотел весь, ох и пришлось же тебе попотеть, а молодец, молодец! Корыто раздобыл, да и подналег здорово — сегодня ты молодец.
Мужик с корытом взбирается на леса. Вскоре он среди каменщиков, потный, запыхавшийся, едва не давится словами: — Вот оно… корыто! Можете… начинать!
Каменщики не двигаются. Мастер говорит: — Не можем мы начать.
Крестьянин таращит на них глаза: — Н-новое!.. — Он показывает на корыто. — Вчера вечером у жены… оно на-на-на-набухло… Оно набухшее!
Каменщики гогочут: — Что нам до того, что было вчера? Нам полное корыто подавай. Нам надо знать, набухло ли оно как положено.
— Вам в-воды? — спрашивает мужик. Пот катится с него, он утирается обеими руками. — Сейчас принесу воды и… и… оно набухнет!
— К чему нам воды? Какая при воде работа? Надо, чтоб корыто и колода честь по чести набухли! — Мастер-каменщик встает. — Ребята, айда. Придется ставить костел без колоды!
Крестьянин пугается. Переводит взгляд с одного на другого. Вдруг его осеняет: — А-а, понятно! — смеется он. — Вот когда дело пойдет! Набухнет оно, набухнет, стоит только сказать! Раз колода, то надо… смочить ее!
Десять минут спустя на лесах стоит корыто, полное вина, есть и закусить чем… Каменщики едят, пьют, поют, никто их потревожить не смеет. По очереди наклоняясь к корыту, они вволю отхлебывают.
К обеду все в стельку, лежат словно колоды. Мастер с великим трудом подымается, пытается еще глотнуть из корыта, но только обливает себя. Бормоча что-то под нос, он изо всех сил толкает корыто и сбрасывает его вниз. Потом приваливается к остальным и вскоре начинает храпеть.
К пяти часам они просыпаются. — Вставайте, братцы! С колодой мы управились, теперь что упустили, должны наверстать!
Священник выглядывает из окна прихода: — Так вот, значит, что за колода! Нечестивцы! Устроили себе тут колоду!
Работа продвигается. Церовчане глаз почти не смыкают. То бегут в поле, то копошатся в саду, а между тем нет-нет да и завернут к костелу — там все еще нужна помощь.
Плотники уже подняли кровлю, теперь другая на очереди — полувальма над ризницей или, скорей, полувальмочка, ибо ризница — всего лишь низенькая пристройка к стене возле алтарной части. Кровли друг друга не касаются: гребень полувальмы подходит как раз под сток главной двускатной кровли. Была бы ризница больше да стены повыше, допустим достигали бы высоты стен нефа, то можно было бы говорить об угловой кровле, о кровле на два ската, в которой обе кровли прилегают друг к другу; стыкуются они в так называемом разжелобке, или ендове, и создают одно целое. Такое решение было б, конечно, занятным, Гульданы могли бы в разжелобке немного повозиться. Само собой, двускатных крыш у них за спиной не перечесть, но прежде дело касалось построек поменьше со средними подпорками, ну скажем деревенских домушек, которые, известно, разделены внутренними перегородками, ибо каждому хозяину хочется заглянуть и в горницу, и в кухню, даже в кладовую, в которой всегда найдется чем полакомиться (это ведомо и мышам, а потому не лишне поставить мышеловку). Иногда в доме появляются орехи — «сольбар» или «лайштайн», их надо упрятать в чулан, чтобы дети не съели. Имущий человек хочет, чтобы была и парадная, воскресная горница, в которой стоит самая красивая мебель; хозяин, коли в воскресенье гость не наведается, может тут и кое-что почитать: «Посланца божьего сердца Иисусова», «Словака», «Святое семейство», «Друга деток», «Католическую газету», «Сердце золотых часов», «Семь ступенек до неба», Нонни и Манни», «Школяра Кайя Маржика», «Ичко Шибальского», «Когда оживут руин