Торквато Тассо
Клоринда, упредив отряд,
Вступает в бой с Танкредом.
Обломки копий вверх летят,
И треск за треском следом;
Удар последний над челом
Клоринды разразился,
И развязавшийся шелом
С чела ее свалился;
И ветр, развеяв по плечам
Руно кудрей златое,
Открыл изменою очам
Красавицу в герое.
В очах ее сверкал огонь,
И в самом гневе милый,
Что ж был бы в неге сей огонь?
Танкред, сберися с силой,
Всмотрись! Еще ль не узнаешь
Любви твоей предмета?
Здесь та, кем дышишь, кем живешь.
От сердца ль ждешь ответа?
И сердце скажет: это та,
Которой у потока
Тебя пленила красота!
К ней, к ней вниманье ока!
А прежде он и не смотрел
На щит, на шлем пернатый;
Теперь взглянул и обомлел.
Она, свив кудрей злато,
На новый бой к нему летит;
Влюбленный отступает;
Он дале, он других теснит
И строи раздвигает;
Она за ним, и грозно в слух:
«Постой!» — несется следом,
И вторится: «Постой!» — и вдруг
Две смерти пред Танкредом.
Разимый ею — не разит,
Не ищет он защиты;
Не меч ему бедой грозит,
Но очи и ланиты;
С них, лук напрягши тетивой,
Любовь бросает стрелы.
«Ах! что мне, — думал он с собой, —
Что мне удар тяжелый
Твоих неутомимых рук?
Он воздух бьет бесплодно;
Влюбленному страшней всех мук
Один твой взгляд холодный.
Ужель сердечну тайну мне
Снести во гроб с собою?
Решусь и душу перед ней
Скорбящую открою;
Пусть знает, на кого подъят
Булат ее жестокий».
Он стал и, обратясь назад,
Сказал сквозь вздох глубокий:
«В толпе врагов тебе врагом
Один Танкред унылый!..
Оставим строи и вдвоем
Измерим наши силы».
Клоринда вызов приняла
И, не заботясь боле
О шлеме, сорванном с чела,
Несется вихрем в поле;
Убитый горестью герой
За героиней следом;
Она копье назад, и в бой
Вступила уж с Танкредом.
«Остановись! — сказал он ей, —
Постой! ни капли крови;
И сечи нет, пока для ней
Меж нами нет условий!»
Она остановилась, ждет
От рыцаря условий;
Ему отваги придает
Отчаянье любови.
«Мне договор один с тобой;
Ты, — молвил он прекрасной, —
Не хочешь в мире быть со мной,
Что ж в жизни мне несчастной?
Вот грудь, вынь сердце из нее;
Оно давно уж рвется
К тебе; оно давно твое;
Давно тобою бьется.
Что медлишь? поражай главу,
Склоненну пред тобою;
Вели, и панцирь я сорву
И грудь тебе открою;
Мне смерть — отрада; доверши!
Что в жизни мне несчастной?»
Так чувства нежной он души
Передавал прекрасной,
И боле высказать хотел
Словами и слезами;
Но строй неверных налетел,
Бегущий пред врагами.
Кто знает — страх или обман
Побега был виною…
Один из строя христиан,
Бесчувственный душою,
Увидел длинные власы
И локоны густые
И, не щадя младой красы,
Спустил копье над выей;
Танкред воскликнул, налетел.
И, вспыхнув гневным взором,
Удар убийственный отвел,
Поставив меч отпором.
И слабо вражье острие
Над нежной выей пало,
И слабо ранило ее;
Немного крови алой
Отпрыснув, к золоту кудрей
Багрянцу примешало.
Так в злате при игре лучей
Рубин сияет алый.
Дрожащий, вне себя, Танкред
С булатом обнаженным
Несется, гонится вослед
За воином презренным.
Он дале, — рыцарь по пятам,
И гнев сильней, сильнее;
И оба мчатся по полям,
Как стрелы в эмпирее.
Клоринда, взоры к ним склоня,
Стоит, глядит, дивится.
Их скрыла даль; она коня
Назад, к своим стремится
И, грозная, то на врагов
Отхлынувших наступит,
То, не смутяся, от врагов
Нахлынувших отступит.
Таков пред стаей легких псов
Телец среди арены:
Уставит ли концы рогов —
И, страхом пораженный,
Рой псов назад; бежит ли враг —
Они за ним смелее.
Клоринде чужд и в бегстве страх;
Враги кругом теснее;
Она, — к главе открытой щит, —
Удары отражает:
Так в играх смятый мавр бежит
И камни отревает.
Уже свирепый бой возник
Пред самыми стенами, —
Вдруг громкий у неверных крик
Раздался меж рядами;
Они с отважностью чела
На верных наступили
И тыл и оба их крыла
Мгновенно обхватили;
И сам Аргант — глава полков,
Оставив мрак засады,
Ведет вперед из-за холмов
Кипящие отряды.
Лодовико Ариосто
Как мухи, слившись, свившись в рой,
С жужжанием садятся
На чашу с медом в летний зной,
Или скворцы стадятся
Во время осени златой
Над спелым виноградом:
Так мавры этою порой,
Сплотя отряд с отрядом,
Кипят, волнуются, шумят,
И все на битву рады,
Все на Париж бросают взгляд
И требуют осады.
Настал кровавой битвы час,
И верные толпами
Бегут на стены, воружась
Огнем, мечом, стрелами;
Надежный родины оплот,
Они бесстрашно бьются;
Один падет, другой вперед;
Все в битву грудью рвутся;
Ударят — и ряды врагов,
Удар прияв жестокий,
Стремглав со стен высоких в ров
Широкий и глубокий.
Спасая христиане град,
Всё в помощь призывали:
И камни, и зубцы оград
На мавров с стен летали,
Обломки зданий, иногда
И кровли самых башен;
Всего же более тогда
Им кипяток был страшен;
Лиясь дождем, он проникал
Под шлемы и забрала
И очи бедным ослеплял,
И тьма их облегала.
Е. А. Баратынский
Шарль-Юбер Мильвуа
На кровы ближнего селенья
Нисходит вечер, день погас.
Покинем рощу, где для нас
Часы летели как мгновенья!
Лель, улыбнись, когда из ней
Случится девице моей
Унесть во взорах пламень томный,
Мечту любви в душе своей
И в волосах листок нескромный.
Желтел печально злак полей,
Брега взрывал источник мутный,
И голосистый соловей
Умолкнул в роще бесприютной.
На преждевременный конец
Суровым роком обреченный,
Прощался так младой певец
С дубравой, сердцу драгоценной:
«Судьба исполнилась моя,
Прости, убежище драгое!
О прорицанье роковое!
Твой страшный голос помню я:
„Готовься, юноша несчастный!
Во мраке осени ненастной
Глубокий мрак тебе грозит;
Уж он зияет из Эрева,
Последний лист падет со древа —
Твой час последний прозвучит!“
И вяну я: лучи дневные
Вседневно тягче для очей;
Вы улетели, сны златые
Минутной юности моей!
Покину всё, что сердцу мило.
Уж мглою небо обложило,
Уж поздних ветров слышен свист!
Что медлить? время наступило:
Вались, вались, поблеклый лист!
Судьбе противиться бессильный,
Я жажду ночи гробовой.
Вались, вались! мой холм могильный
От грустной матери сокрой!
Когда ж вечернею порою
К нему пустынною тропою,
Вдоль незабвенного ручья,
Придет поплакать надо мною
Подруга нежная моя,
Твой легкий шорох в чуткой сени,
На берегах Стигийских вод,
Моей обрадованной тени
Да возвестит ее приход!»
Сбылось! Увы! судьбины гнева
Покорством бедный не смягчил:
Последний лист упал со древа,
Последний час его пробил.
Близ рощи той его могила!
С кручиной тяжкою своей
К ней часто матерь приходила…
Не приходила дева к ней!
Душ холодных упованье,
Неприязненный ручей,
Чье докучное журчанье
Усыпляет Элизей!
Так! достоин ты укора:
Для чего в твоих водах
Погибает без разбора
Память горестей и благ?
Прочь с нещадным утешеньем!
Я минувшее люблю
И вовек утех забвеньем
Мук забвенья не куплю.
Эварист Парни
В стране роскошной, благодатной,
Где Евротейский древний ток
Среди долины ароматной
Катится светел и широк,
Вдоль брега Леда молодая,
Еще не мысля, но мечтая,
Стопами тихими брела.
Уж близок полдень; небо знойно;
Кругом всё пусто, всё спокойно;
Река прохладна и светла;
Брега стрегут кусты густые…
Покровы пали на цветы,
И Леды прелести нагие
Прозрачной влагой приняты.
Легко возлегшая на волны,
Легко скользит по ним она;
Роскошно пенясь, перси полны
Лобзает жадная волна.
Но зашумел тростник прибрежный,
И лебедь стройный, белоснежный
Из-за него явился ей.
Сначала он, чуть зримый оком,
Блуждает в оплыве широком
Кругом возлюбленной своей;
В пучине часто исчезает,
Но, сокрываяся от глаз,
Из вод глубоких выплывает
Всё ближе к милой каждый раз.
И вот плывет он рядом с нею.
Ей смелость лебедя мила,
Рукою нежною своею
Его осанистую шею
Младая дева обняла;
Он жмется к деве, он украдкой
Ей перси нежные клюет;
Он в песне радостной и сладкой
Как бы красы ее поет,
Как бы поет живую негу!
Меж тем влечет ее ко брегу.
Выходит на берег она;
Устав, в тени густого древа,
На мураву ложится дева,
На длань главою склонена.
Меж тем не дремлет лебедь страстный:
Он на коленях у прекрасной
Нашел убежище свое;
Он сладкозвучно воздыхает,
Он влажным клевом вопрошает
Уста невинные ее…
В изнемогающую деву
Огонь желания проник:
Уста раскрылись; томно клеву
Уже ответствует язык;
Уж на глаза с живым томленьем
Набросив пышные власы,
Ома нечаянным движеньем
Раскрыла все свои красы…
Приют свой прежний покидает
Тогда нескромный лебедь мой;
Он томно шею обвивает
Вкруг шеи девы молодой;
Его напрасно отклоняет
Она дрожащею рукой:
Он завладел —
Затрепетал крылами он, —
И вырывается у Леды
И девства крик и неги стон.
Она придет! к ее устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
Волненьем страстным я томим;
Но близ любезной укротим
Желаний пылких нетерпенье:
Мы ими счастию вредим
И сокращаем наслажденье.
Андре Шенье
Есть грот: наяда там в полдневные часы
Дремоте предает усталые красы,
И часто вижу я, как нимфа молодая
На ложе лиственном покоится нагая,
На руку белую, под говор ключевой,
Склонялся челом, венчанным осокой.
Под бурею судеб, унылый, часто я,
Скучая тягостной неволей бытия,
Нести ярмо мое утрачивая силу,
Гляжу с отрадою на близкую могилу,
Приветствую ее, покой ее люблю,
И цепи отряхнуть я сам себя молю.
Но вскоре мнимая решимость позабыта,
И томной слабости душа моя открыта:
Страшна могила мне; и ближние, друзья,
Мое грядущее, и молодость моя,
И обещания в груди сокрытой музы —
Всё обольстительно скрепляет жизни узы,
И далеко ищу, как жребий мой ни строг,
Я жить и бедствовать услужливый предлог.