Мастера русского стихотворного перевода. Том 1 — страница 35 из 45

Эварист Парни

236. К ночи

На ложе грустном, одиноком,

Своей таинственною мглой,

Во сне отрадном и глубоком

Пошли душе моей покой!

До появления денницы

Пускай я сном забудусь вновь.

О ночь! сомкни мои ресницы

И усыпи мою любовь!

<1866>

Андре Шенье

237.

Пора! корабль готов, и ждет нас Византия.

Лишь дальние моря, лишь небеса чужие

Да долгие года разлуки, может быть,

Всесильны в памяти упорной истребить

Черты мне милые, которые повсюду

С тоской невольною искать я сердцем буду.

Да, образ красоты, мной видимый во всем,

И те места, где с ней встречался я, и дом,

Где дни ее текут, и имени звук милый —

Всё, всё преследует везде мой дух унылый,

Питает грусть мою, томит, волнует, жжет

И пищу пламени незримому дает.

Свобода милая! — Неведомое нами

Сокровище души, пока с любви мечтами

Не знаем мы тоски, волнений и тревог, —

Желаемая вновь у милых сердцу ног, —

Найду ль тебя среди чужого мне народа,

Свобода милая! Бесценная свобода!

<1866>

238.

Последний солнца луч привет свой в час исхода

     Шлет погасающему дню.

Так у кровавых здесь ступеней эшафота

   Я лиру пробую мою.

Быть может, мой черед, — и стрелка часовая

     В кругу размеренном своем

До часу не дойдет, обычный путь свершая,

     Как я засну могильным сном

И тьма меня навек обнимет гробовая.

     Быть может, в этот самый миг,

Как, звучной рифмою стих звучный замыкая,

     Я новый замышляю стих, —

Посланник извергов, бич смерти и позора

     Разбудит именем моим

Молчанье мертвое во мраке коридора…

… … … … … … … … … … … … … … …

<1866>

Альфред Мюссе

239.

Когда Петрарку я читал в младые лета,

Я славы у небес в удел себе просил.

Он как любовник пел и как поэт любил,

И песнь его была душой его согрета.

И знала глубоко любовь душа поэта:

Он слышал каждый вздох, взгляд каждый изучил.

И на алмазе их он мастерски чертил

Волшебным острием блестящего стилета.

О ты, чьим ласковым словам внимаю я,

Благодарю за них, благодарю тебя!

Увы! я гения Петрарки не имею!

Я только сердцем лишь могу быть равен с ним:

Могу любить, как он, и жизнию моею

Пожертвовать для той, которой я любим.

<1866>

А. Н. Струговщиков

Иоганн Вольфганг Гете

240. Не спрашивай

Не спрашивай, не вызывай признанья!

Молчания лежит на мне печать:

Всё высказать — одно мое желанье,

Но втайне я обречена страдать!

Там вечный лед вершину покрывает,

Здесь на поля легла ночная тень, —

С весною вновь источник заиграет,

С зарею вновь проглянет божий день,

И всем дано в час скорби утешенье,

Указан друг, чтоб сердце облегчить, —

Мне с клятвой на устах дано терпенье,

И только бог их может разрешить!

<1845>

241. Прометей

— Сокрой в облаках,

Подерни туманом, Зевес,

Высокое небо твое;

Подобно мальчишке,

Что резвится в поле,

На высях кедровых

И горных вершинах

Испытывай силы свои;

Но хижину ты у меня не отымешь!

Не ты мне построил ее;

И этот очаг,

На пламя которого с завистью смотришь, —

Он мой, и мое ты мне должен оставить!

Я ничего не знаю, боги,

Беднее вас под солнцем!

С заботливостью вы

Питаете величье ваше

Созвучием молитв

И жертвоприношений дымом,

И жалки были б вы

Без нищих и детей,

Не будь они надежными глупцами.

Когда я был ребенком,

Не знал с чего начать,

Куда стопы направить,

Мой взор заблудший

Я к солнцу обращал;

Я мнил: ему доступны

Моления мои,

Я мнил: есть сердце у него,

Подобно моему,

Готовое на состраданье.

Кто оградил меня

От дерзости титанов?

Кто спас от смерти,

От рабства — кто?

Не ты ли выполнило всё,

Святым наитием пылающее сердце?

Обманутое — и тогда не ты ли

Любовию младенца пламенело

И, доброе, от чувств благодаренья

Сгорало ты к нему,

Объятому дремотой в вышине?

Тебя мне уважать? за что?

Ты утолил ли горести когда

Страдальца?

Ты осушил ли слезы, хоть когда,

Объятого сомненьем?

Судьба всесильная и время,

Единые властители над нами, —

Не вы ли создали,

Не вы ли изваяли мужа

Из самого меня?

Не думаешь ли ты,

Что удалюсь в пустыню

И жизнь возненавижу я за то,

Что лучший цвет мечтаний наших

Не зреет на земле?

Я здесь сижу, творю людей,

Мой образ собственный

Мне служит образцом,

И пусть они подобно мне страдают,

Пусть радуются, плачут и смеются

И небрегут тобой

Подобно мне!..

<1839>

242. Пляска мертвецов

При лунном сияньи, в ночной тишине,

Встают мертвецы на кладбище:

Один за другим, по порядку, оне

Свои оставляют жилища.

   Богач и бедняга, и муж и жена,

   На всех и одежда и обувь одна —

Все в белых и длинных рубашках.

День целый лежали, хотелось бы им

Расправить скорей свои кости;

И вот начинают, один за другим,

Кривляться незваные гости.

   Им шлейфы мешают, их стыд не берет,

   И каждый свой саван снимает, кладет

На первый, ближайший пригорок.

И кости об кости, как палки, стучат,

Руками, как граблями, машут,

Сухие коленки сгибаются в лад,

И юные косточки пляшут.

   Звонарь это видит — смешно звонарю,

   И на ухо шепчет нечистый ему:

«Рубашка годится на случай!»

«Вот будет потеха!» — подумал звонарь,

Покрепче одну выбирает,

Добычу уносит с собою в алтарь

И двери на ключ запирает;

   Но скоро ударит двенадцать часов,

   И каждый покойник берет свой покров,

И все разошлись по могилкам.

Один остается; он волосы рвет,

Он бегает, рыщет, хлопочет,

Жестокой обиды мертвец не снесет —

Звонарь с колокольни хохочет!

   Мертвец догадался: постой же ты, вор!

   Меня не удержит железный затвор, —

Но крестная сила над входом!

Покойник с досады железо грызет,

Но вот за навес уцепился;

Ему помогает готический свод, —

На башне мертвец очутился.

   Кому-то приходится плохо, и вот

   По стрельчатым окнам он выше ползет,

Как будто паук длинноногий.

От страха дрожит и бледнеет звонарь,

Охотно б с рубашкой простился;

Вот слышит он, — только и жил пономарь, —

О ставень крючок зацепился!

   На божию ниву легла тишина,

   Прозрачным туманом оделась луна,

И бьет с колокольни — двенадцать!

<1845>

Фридрих Шиллер

243. Величие вселенной

В мир, что из хаоса Вечною Силой

Создан, — полет направляет кормило

   Мысли орлиной, крылатой:

   Мчуся, надежды глашатай,

Мчуся туда, где стихии молчат,

Грани вселенной на страже стоят.

Вижу миров вековое теченье;

Дальше несуся, в средину творенья;

   Где ни раскину ветрило —

   Жизнь, и движенье, и сила.

Мимо несметных промчался светил,

Око в пустое пространство вперил.

Мимо пространства в ничто устремился,

Солнечный луч не быстрее носился:

   Всюду нетленный и вечный

   Вечности дух бесконечный

Миру прядет беспредельный покров;

Звезды в ночи — мириады миров!

Путник навстречу: «Что видел, что знаешь?»

— «То же, что ты. Ты о чем вопрошаешь?»

   Мчуся на край мирозданья,

   Где же конец упованья?

Мчуся туда, где стихии молчат,

Грани вселенной на страже стоят.

Тщетный порыв. Пред тобой бесконечность!

Тщетная мысль. Не откликнется вечность!

   Кайся, орлиная сила,

   Сдай провиденью кормило,

Дальше, крылатая мысль, не дерзай,

Духом смирися и якорь бросай!

<1845>

К. С. Аксаков

Фридрих Шиллер

244. Тайна

Она стояла молчаливо

Среди толпы — и я молчал;

Лишь взор спросил я боязливо,

И понял я, что он сказал.

Я прихожу, приют ветвистый,

К пустынной тишине твоей:

Под зеленью твоей тенистой

Сокрой счастливых от людей!

Вдали, чуть слышный для вниманья,

День озабоченный шумит.

Сквозь смутный гул и восклицанья

Тяжелый молоток стучит.

Там человек так постоянно

С суровой борется судьбой —

И вдруг с небес к нему нежданно

Слетает счастие порой!

Пускай же люди не узнают,

Как нас любовь животворит:

Они блаженству помешают —

Досаден им блаженства вид.

Да, свет не позволяет счастья:

Как за добычею, за ним Беги,

лови и от участья

Людского строго сохрани!

Оно прокралось тихо, любит

Оно и ночь и тишину;

Нечистый взор его погубит,

Как смерть, ужасен он ему.

Обвейся, о ручей безмолвный,

Вокруг широкою рекой

И, грозно поднимая волны,

Наш охраняй приют святой!

1838

Иоганн Вольфганг Гете

245. Тишина на море

Тишина легла на воды,

Без движенья море спит,

И с досадой корабельщик

На поверхность вод глядит:

Ветр не веет благодатный,

Тишина, как смерть, страшна,

На пространстве необъятном

Не поднимется волна.

1838

246. Счастливый путь

Туманы редеют,

Безоблачно небо,

Опять пробуждает

Эол тишину.

Шумя, ветер веет,

Спешит корабельщик

Скорее, скорее;

Колеблются волны,

Ясней отдаленность,

Уж берег в виду.

1838

247. Рыбак

Волна идет, волна шумит;

   На берегу крутом

Рыбак задумчиво сидит;

   Спокойно сердце в нем.

Глядит на воды с вышины —

   Раздвинулась волна,

И выплывает из воды

   Прекрасная жена.

Поет она, твердит она:

   «Зачем моих друзей

Манишь к погибели со дна

   Ты хитростью своей?

Ах, если б знал ты, как по дну

   Привольно рыбкой плыть, —

Ты сам сошел бы в глубину,

   Чтоб вечно счастлив быть.

Луна и солнце с высоты

   Не моются ль в водах?

Не вдвое ли прекрасней ты

   На трепетных волнах?

Тебя ли небо не манит

   Лазурной глубиной?

Тебя ли не влечет твой вид

   Ко влаге голубой?»

Волна бежит, волна шумит,

   К ногам бегут струи;

В нем сердце сжалось и дрожит,

   Как на привет любви.

Она твердит, она поет —

   Удел его решен…

Она влечет — он к ней идет, —

   И не вернулся он.

1838

Ф. Б. Миллер