Из громкоговорителя раздался женский голос. Рейс Japan Airlines, Париж - Токио, прибывает через десять минут.
Стало очень тихо. Акита услышал явственный гул самолета, еще далекий, но приближающийся к аэропорту. Дети замерли, прислушиваясь, затем двинулись в зал ожидания. Остальные люди, сидевшие за столиками, медленно потянулись в ту же сторону.
Стоя у окна, Акита увидел его; самолет летел низко над землей, мигая огнями. Свет его фар прочертил взлетную полосы. Посадка была благополучной. Акита слышал, как гудел, затихая, мотор.
Он вышел на улицу и поморщился, когда на лицо его упали солнечные лучи. Проверил карманы: в правом находился небольшой компактный пистолет, в левом - стальная пластина с выгравированным на ней христианским крестом. Хватило бы и одной пластины, но Акита всегда предпочитал честное оружие мистической дряни.
Среди группы людей, покидавших борт авиалайнера, он сразу заметил свою цель. Вот она, между худой женщиной, нагруженной сумками и пакетами, и седобородым стариком в белом пиджаке, вышагивает легко и беззаботно, с неповторимым изяществом переступая своими тонкими ножками. Акита сжал пластину. Эшли Лавджой, посланница архиепископа Кавендиша, наконец-то сошла на землю в Токио.
Она имела спортивную фигуру, скорее мальчишескую, чем женственную. Желтый топ с легкомысленным рисунком на груди и тесные джинсы; картину завершали ремень с массивной металлической пряжкой и несколько неуместные белые кеды. Чуть округлое лицо с пухлыми губами было обрамлено длинными пушистыми волосами, между ключиц устроился серебрянный крестик. На голове у пуританки плотно сидела кремовая шляпка с бантом.
Заметив, с каким напряжением за ней наблюдает человек в деловом костюме, Эшли улыбнулась и помахала ему рукой - "Я здесь!" Акита ощутил, как по лицу у него струится пот, и с некоторым раздражением вытер его платком. Отбросив все сомнения, он поманил пуританку за собой, приглашая ее вслед за ним войти в здание терминала.
В баре он заказал им обоим по стакану апельсинового сока. Говорят, англичане от него без ума, и каждое утро начинают с хорошего глотка сока, а после завтракают глазуньей и пориджем. Безумные люди, и пристрастия в еде у них отвратительные.
Эшли вылила сок ему на лысину. Акита вздрогнул, когда холодная жидкость затекла ему за шиворот.
- Что это за дерьмо? - спросила Эшли, бросая пустой стакан обратно на стойку. - У вас в Японии этим принято встречать гостей?
Неплохое владение японским, отметил невольно Акита, и она даже пользуется вежливой формой диалекта, сочетая бюрократические обороты и грязную ругань. Парадоксально; до этого он считал, что такое невозможно.
- Простите, можно заказать и что-нибудь покрепче, если вам хочется, - пробормотал Акита, вновь извлекая из кармана платок. Пальцы его коснулись пластины. Пора?
- Водки, и чтоб перца принесли. Ты понял?
Акита понял. Вскоре стакан с водкой и перечница стояли перед Эшли. Она удовлетворенно кивнула и подняла глаза на своего собеседника.
- Ладно, я слегка погорячилась. Ты не обиделся?
- Да нет, - пожал плечами Акита. "Скоро обижаться будешь уже ты, тварь."
- Наверное, хочешь меня убить, - Эшли окунула палец в водку, затем лизнула его. - Да, кстати, водка дрянь. Такую можно пить только в составе коктейля. "Кровавая Мэри", знаешь ведь? Странно: его придумали в Америке, а назвали в честь Марии Тюдор, английской королевы.
Акита вытащил пластину из кармана и положил палец на знак креста. Эшли невозмутимо следила за его действиями.
- Королеву прозвали Кровавой Мэри из-за того, что за период ее правления было казнено огромное количество еретиков. Хью Латимер, Томас Кранмер, Николас Ридли, все те, кто сеял подлое семя ереси среди честных английских граждан, поплатился за свои грехи. Мне нравится эта история, знаешь? Поэтому в честь Марии Тюдор я всегда готова поднять свой бокал.
- Вот как, - процедил Акита. Дети, которых он видел в терминале, снова вернулись к своему наблюдательному посту. Родители не приехали за ними? Почему? Акита понял, что ему не хочется использовать оружие здесь, на глазах детей.
Эшли проследила его взгляд и ухмыльнулась. Отвратительная улыбка, лягушачья, практически до ушей, мгновенно обезобразила ее красивое лицо. Акита испытал практически суеверный ужас. Ведьма! Перед ним сидела ведьма!
- Кстати, - протянула пуританка, покачивая стакан перед его глазами, - ты ведь знаешь, какими способностями я обладаю?
- Наслышан о них, - коротко ответил Акита.
- Я есть воплощенное правосудие. Фемида, если тебе угодно будет так меня называть. Мой дар - видеть вину человека, и, если он виновен, то моя задача наказать его. Понимаешь ведь? От моего взора не укроется ничего; любая мерзкая тайна в твоей душе, любое грязное белье в твоем шкафу - я увижу все, как бы ты ни старался скрыть это от меня. Можешь даже завязать мне глаза, все равно я буду видеть грязь и гной в твоих зрачках. Хисуи Акита-сан, ты - виновен.
- В чем же? - спросил он, слегка сбитый с толку.
- Ты хочешь изнасиловать тех детей, верно? Не отпирайся, я все равно вижу это желание в твоих глазах.
- Что за бред вы несете? - искренне удивился Акита. - Нет, не хочу я тех детей насиловать.
- Лжешь! - тут же загремела Эшли, бешено вращая глазами. - Ты лжешь!
Глупости какие-то. Она же сумасшедшая. Психически больная, неуравновешенная. Со все возрастающим отвращением Акита смотрел на беснующуюся Эшли. Пуританка больше не казалась ему опасной или загадочной. Нет, перед ним сидела обычная психопатка, способная только на вот такие выходки.
Привлеченные криками Эшли, к ним подошли двое охранников в черной униформе. Эшли смерила их презрительным взглядом и провозгласила:
- Виновны в грехе содомском. Левый вдобавок зоофил.
- Фуринджи-кун, это что, правда? - рассмеялся один из охранников. Его напарник раздраженно передернул плечом.
- Не обращайте на нас внимания, - попросил Акита. - Моя подруга... она немного не в себе.
Нельзя позволить им увести пуританку. Она нужна ему, сумасшедшая или нет. Акита не знал, кто именно отдал приказ захватить посланницу архиепископа Лондонского; вполне возможно, приказ, пройдя цепочку исполнителей, пришел аж из здания правительства. Говорят, господин премьер-министр не жалует христиан и весь западный мир. Может, в данный момент Акита работает на интересы всей Японии. Большая ответственность.
- Так что, мы пойдем? - заискивающе спросил Акита у охранников. Фуринджи и его напарник явно колебались. Все испортила Эшли, которая откуда-то достала длинный жезл с круглым железным набалдашником и сейчас осматривала его на предмет наличия царапин.
- Нам нужно изъять эту вещь, - с сожалением произнес Фуринджи-сан.
- Руки прочь, язычник, - ответила ему Эшли. - Правосудие ждет. И мой коктейль, кстати, тоже.
С этими словами она взмахнула жезлом и обрушила его на голову охранника. Череп лопнул, как гнилой орех, во все сторону брызнули капли мозга. На мгновение охранник замер в позе мученика: голова и руки с силой отброшены назад, пальцы растопырены. Он успел издать какого-либо звука; лишь треск кости нарушил тишину. В этом было что-то величественное, что-то несоизмеримо правильное; словно крик мог свести эту пронзительную сцену до банального убийства.
Нет, подумал Акита, это ведь невозможно. Слишком нереально, как будто все происходит во сне. Он поднес палец ко рту и прокусил кожу, затем прижал окровавленную подушечку к пластине. Делал он это скорее на автомате, нежели осознанно.
Ударом в живот Эшли заставила согнуться другого охранника, затем добила его возвратным движением жезла. Где-то у стены зашевелились дети, кто-то закричал.
"Лишь бы успеть, лишь бы успеть!.."
- Не успеешь, - предупредила его Эшли и занесла над головой жезл. С набалдашника капала кровь.
Когда острый конец жезла вошел Аките в левую глазницу, он все же успел завершить ритуал до конца.
Правым глазом Акита продолжал видеть: он видел, как Эшли легко отпрыгнула в сторону, уворачиваясь от его удара, как огненная волна, высвобожденная им из пластины, катится к противоположной стене, сжигая столики и превращая стулья в лужи пластика, как она достигает стены - и как в ней, в этой огненной волне, тают дети, которых ему хотелось защитить.
Эшли ногтем вскрыла Аките горло и подставила под поток мутной крови стакан с водкой. Коктейль был готов, настоящая "Кровавая Мэри", не жалкий заменитель с томатным соком и соусом табаско. Эшли одним комком забросила содержание стакана себе в горло, задержала дыхание, а выдохнула. Отличное начало дня.
Эшли решила поначалу, что не будет брать такси до гостиницы. Можно было туда дойти за десять минут и чуть-чуть сэкономить те деньги, что она получила от архиепископа на эту поездку.
Эшли шагнула наружу. Внезапно налетел холодный ветер, заставив ее поежиться. Странно, совсем недавно было тепло. Она передумала и торопливо огляделась по сторонам в поисках такси. Выпитый коктейль опьянил ее, но на свежем воздухе Эшли быстро пришла в норму.
Стоянка пустовала. Впереди на дороге, примерно в сорока ярдах, стояла полицейская машина. Синий огонь пульсировал у нее на крыше; Эшли не сразу поняла, что это была всего-навсего мигалка.
Она шла по дороге уже несколько минут, когда позади нее появилась машина. Тротуара не было. Эшли заметила, как длинный луч света лег на дорогу перед ней; сперва ей показалось, что это отблеск прожекторов аэропорта, но затем она посмотрела через плечо и заметила хищный оскал радиатора. Полицейская машина следовала за ней, в этом не было сомнений.
Эшли развернулась и показала водителю язык. В этот момент машина набрала скорость. Расстояние между ними сократилось до нескольких метров. Эшли не успела ничего сделать - машина ударила ее сзади, сломала ей позвоночник.
Машина протащила ее ярд или два, прежде чем отбросила в сторону, где она осталась лежать мертвой грудой на пустой дороге – молодая женщина в желтом топе и тесных джинсах. Летняя шляпка лежала рядом. Внезапный порыв ветра подхватил ее и потащил по земле. Но тут Эшли протянула руку и схватила шляпку за самый краешек полей. Встав и отряхнувшись, она надвинула шляпу на голову и пробормотала: