Капелов слушал и не верил ушам своим; выходило так, что Латун был готов к тому, что он, Капелов, сам исполнит этот заказ. Старик волновался только по поводу затрат.
И Капелов неожиданно ласково и покорно сказал:
— О, вы можете быть совершенно спокойны — ни одной каплей больше того, что вы сами отмерите, я не волью в его череп. Вы еще не знаете, какой я честный человек. В чайной фирме, где я работал, однажды…
— Так смотрите, не раздражайте меня зря!..
— Да, да. Не беспокойтесь, господин Латун. Но, если вы помните, вы ничего не имели против того, чтобы сделать его чем-то вроде поэта, писателя…
И, стараясь попасть в тон хозяину, Капелов добавил;
— Пусть он хоть за те же деньги будет поэтичным — не правда ли?.. Ведь это все-таки как-никак первый заказ. Зачем сразу выпускать идиота?..
— Это не идиот. Это — обыватель. Кстати, надо бы нам нанять кого-нибудь для составления каталога, чтобы был ряд характеристик по номерам и типам. Заказы, судя по всему, будут. Кнупф говорил сегодня, что даже на днях их ожидается немало. И вот нам надо составить каталог. Наметить раз навсегда типы людей. Зачем нам по поводу каждого заказа заводить дискуссию! Каталог необходим. Разместим людей по номерам. И будем спрашивать заказчиков — вам что? Кто нужен? Такой-то и такой-то? Пожалуйста, номер 15, 16, 2, 23. И все. Пожалуйста, напомните мне, составим разделы и категории. Прямо — вам что нужно? То-то и то-то? Пожалуйста!
Жарь по номеру 42, или 29, или 17 — и все. Каталог необходим.
Капелов еще не сразу понял, о чем говорил хозяин, но он понял, что речь идет о новом служащем, и почувствовал неясный страх, смутные опасения и… служебную ревность. Кто знает, кем окажется этот новый служащий? А вдруг он захочет тоже. делать людей-ведь он, Капелов, еще не укрепился, при неустойчивых настроениях Латуна и его капризном характере от него всего можно ожидать. Величайшее счастье, что Кнупф, Камилл и Ориноко в этом отношении не стоят у него на пути, но кем окажется этот новый? Капелов побаивался и этой тройки, и теперь, сам того не желая, сделал попытку унизить ее в глазах Латуна:
— Да, разумеется, каталог необходим. Но, конечно, Камилл, Ориноко и Кнупф вряд ли окажутся подходящими людьми для этого. Придется поискать кого-нибудь.
Когда они выходили из зала, Латун указал еще на одного молодого человека. Он обычно спорил и раздражался, когда ему возражали, но все же известное влияние возражение оказывало, и спустя некоторое время он шел на уступки.
— Если не хотите того, может быть, этот подойдет ей больше? В отношении качества они равноценны. Форма иная…
Молодой человек, на которого указал Латун, стоял у входа в курительную комнату. Он был высок, худощав. Красивый и небрежный взгляд его блуждал поверх голов проходивших по коридору. Он — кого-то искал или делал вид, что ищет. Нервный рот его покусывал папиросу, зажатую в длинных, белых и узловатых, как у пианиста, пальцах.
— Ну что? — спросил Латун. — Такой подходит? Он будет первое время горячо любить ее. Потом остынет. Он ленив и эгоистичен, и это даст ей возможность забываться в работе на него и обогащать любовь содержательной материнской заботливостью… Свободное время у нее будет занято прочными формами постоянной и ровной ревности, окрашивающей жизнь и придающей ей животворящее беспокойство. Так или иначе, ей будет не скучно. Он гостеприимен, любит музыку. У них будут частые вечеринки с исполнением вокальных и музыкальных номеров… Ну, что ей еще нужно?
— Но будет ли она счастлива?
Латун опять вспылил, причем так сильно, что Капелов испугался и замер на несколько минут, пока не понял особым чутьем, что эти ссоры лучше всего способствуют сближению его с Латуном.
Действительно, наскоки на Капелова превращались у Латуна в привычку, и когда это не касалось трат дорогостоящих материалов, это доставляло ему какое-то воспаленное, нездоровое, но по-своему острое удовольствие.
— Это возмутительно! «Счастлива»?! Откуда эти слова? Из каких-то старых, заплесневелых романов? «Людмила, я счастлива!» — передразнил он кого-то, сделав отвратительную гримасу. — Она должна приехать к этой Людмиле в три часа ночи, на окраину города, в черном плаще, сообщить, что она бежала от мужа к любовнику, и броситься-обязательно «броситься» к ней с этим сакраментальным восклицанием: «Людмила, я счастлива!» Что за чепуха! Какое тут, к черту, счастье?! Где вы видели счастье?! Кто вам обязывался давать счастье?! Почему счастье?! И где у людей счастье?!! Что вы, с ума сошли, что ли?
Он даже остановился от раздражения и продолжал:
— Откуда счастье?! И что вы за ходатай о счастье для наших заказчиков? Вы, может быть, сами очень счастливы? Тот, который резал вашу шею, дал вам понятие о счастье? Почему вы обязаны давать больше счастья, чем его дает или не дает сама жизнь?! Вы серьезно думаете, что искусственные люди должны быть более счастливы, чем естественно рожденные?! Вы в своем уме?
Капелов не возражал. Он думал — с легкой грустью, говорившей о его природной добросовестности, — о том, что счастье есть и его надо давать людям.
Но он вдруг с грустью и тревогой задумался. Он вспомнил о том, что первые люди, сделанные Мастерской Человеков, будут иметь меньше шансов на счастье, чем последующие. И виноват в этом будет он, Капелов. Да, к сожалению, это так. Разве он не истратил на чудовище, на первого неудачного человека, столько основного эликсира — эликсира жизни?..
Ведь этот эликсир теперь водянист… Ведь сам Капелов дополнил израсходованную на чудовище часть соответствующим количеством обыкновенной воды!
Глава девятая
Кнупф не произносил слов зря. Это был серьезный человек. И если Латун утверждал с его слов, даже делая при этом озабоченное лицо и деловито морща лоб, что предстоят заказы, то Кнупф его не подвел и не поставил перед Капеловым в смешное положение: действительно, заказы были даны Мастерской Человеков.
Жаль только, что сама Мастерская Человеков еще ничего не представляла собою. У нее не было даже помещения. Разговоры о снятии оранжереи — не касаясь уже случайности и неубедительности самого выбора Ориноко — были нереальны. Точно так же мало подвигалось дело с наймом помещения школы. Пожалуй, всего осуществимее было устроить Мастерскую Человеков в заброшенном пригородном доме, который Кнупф важно называл особняком. Этот дом, будучи мало опрятным и почти совсем неблагоустроенным, был зато просторным. В нем было немало квартир и комнат и можно было, по крайней мере, подумать о распланировке Мастерской, разграничить ее лаборатории и уж во всяком случае поселить ее служащих.
Самому Латуну тоже надоело ютиться в одной комнете с Капеловым и со всеми препаратами, склянками, верстаком и сгустками человеческого теста.
Вторым заказчиком, которого привел Кнупф, был подслеповатый, но твердый и хищный человек с рыбьим профилем. Он с большим трудом выбился в люди из низов, после долгих мытарств открыл небольшое предприятие по выработке кожи и очень хотел иметь в своем заведении одних только спокойных и верящих в бога рабочих и служащих.
Его профиль заинтересовал Ориноко. Он просил Латуна задержать заказчика, с важным видом пошел домой, откуда вернулся с толстым томом учебника естествознания — «Гады и рыбы».
Усевшись против посетителя, он принялся деятельно перелистывать учебник и вглядываться в иллюстрации. Минут через двадцать он точно установил, что заказчик похож на рыбу брызгун, которая водится у берегов Явы, а когда говорит, то становится похожим тоже на рыбу, которая называется норвежской марулькой.
Об этом Ориноко не замедлил оповестить Латуна в чрезвычайно уверенном тоне, точно это было самое главное — на кого похож заказчик, причем вид у Ориноко был такой, точно польза, приносимая им Мастерской, была огромна.
Латуна справедливо задела, эта никчемная псевдодеятельность и он в первый раз за время знакомства с ним грубовато сказал:
— Не в этом дело. Совсем не в этом дело. Не стоило для этого задерживать человека. Мало ли кто на кого похож! Надо исполнить заказ. Надо деньги зарабатывать. Брызгун или не брызгун, какая-то марулька — все это чепуха. Мы уже в изрядных долгах, помещения у нас нет, денег на покупку мяса для заказов тоже нет, — я уж не говорю о хорошем мясе, но вы знаете, почем теперь одна телятина стоит — этот дурацкий погром взвинтил цены! Мои запасы эмульсий и эликсиров очень мизерны. Комитет по делам изобретений патента нам не дает, рекламировать мы не можем, — я вообще не знаю, что будет с нами. И когда Кнупф, действительно энергичный и дельный человек, приводит заказчика, вы его зря заставляете ждать и устанавливаете, что он похож на какую-то норвежскую марульку… Идите, дорогой, и не мешайте работать!
Этот разговор происходил в коридоре. Повернувшись к Ориноко спиной, Латун вошел в комнату, в которой ждал заказчик, и обратился к нему с вопросом, угодливо и любезно улыбнувшись:
— Чем могу служить?
— Мне нужен спокойный и верующий рабочий, — ответил заказчик. — Пока один. Я уже заявлял молодому человеку.
— Один?
— Да. Пока один. Дело у меня маленькое, пока работаем всей семьей, но уже требуется работник. Мне говорил Кнупф — мы с ним знакомы, его отец был моим товарищем по военной службе, мы вместе участвовали в походе; я знаю Кнупфа вот каким (он указал на метр от земли). Так вот, Кнупф сказал мне, что здесь я могу получить такого работника. Главное — тихого, семейного, честного, верующего. Но, пожалуйста, без обмана. Мой товарищ, имеющий тоже небольшое предприятие, почти разорен скверными рабочими! Прямо разбойники! Каждую неделю они устраивают у него забастовки, скандалят, требуют повышения платы — дело никак не расширяется и не растет. Так что, пожалуйста, я бы хотел с гарантией. Можете ли вы дать мне такого рабочего с гарантией?
— Жалованье вы будете платить аккуратно?
— Да.
— Квартира будет с отоплением, освещением, удоб…
— У меня нет для него квартиры… Ведь у меня же маленькое предприятие… Что вы думаете, что у меня фабрика с квартирами для рабочих?