– Нет, – глухо, словно поперхнувшись, сказал Сайлас. – Ты не годишься. Мне нужна рыжая девушка.
– А вы попробуйте меня, сэр. Я уверена, что я вам понравлюсь. Вы-то как раз в моем вкусе! – Она жеманно хихикнула, и Сайлас снова поморщился, увидев ее гнилые зубы. Встречаться с ней взглядом ему по-прежнему не хотелось, и он, оглядевшись по сторонам, заметил в углу на табуретке грязный серый картуз. Сайлас узнал его почти сразу. Этот картуз принадлежал Альби.
– Нет, – твердо повторил он и отвернулся.
– Но постойте, сэр!.. – жалобно проговорила девушка.
– У вас есть рыжеволосые?
Девушка опустила взгляд. Всякий намек на игривость исчез из ее голоса, когда она сказала – невыразительно и сухо:
– Конечно, есть. Вам нужна Молли. Вы найдете ее в комнате над моей.
Выйдя на лестницу, Сайлас начал подниматься наверх, прыгая через ступеньки. В паху у него стало горячо, а пальцы рук закололо в предвкушении. Найдя нужную дверь, он без стука вошел.
В комнате не было ничего, кроме узкой кровати, на которой сидела чуть полноватая рыжеволосая девица. Сайлас окинул ее оценивающим взглядом. Ее ночная рубашка была не такой ветхой, как у соседки снизу, глаза не были такими детскими, да и «передний балкон» выглядел достаточно внушительно. Сама комната тоже была выше; в ней было даже настоящее, хотя и небольшое, окно с разбитой нижней панелью, а в нечищеной бронзовой жаровне дымили угли. Пахло в комнате тоже намного лучше – главным образом потому, что навязчивые ароматы дешевого одеколона и вчерашнего джина заглушали все остальные запахи.
– Ну вот, совсем другое дело! – удовлетворенно воскликнул Сайлас. – Я так и думал, что тут будет получше. – Он бросил подозрительный взгляд на пожелтевшее постельное белье. – Когда здесь в последний раз меняли простыни?
– За что платишь, то и получаешь! – дерзко ответила девица. Голос у нее был низкий и хриплый. – Если тебе нужна «французская модель», красавчик, ступай на Хай-маркет, только там с тебя сдерут гинею, а может быть, и больше. Здесь ты получишь все за шесть пенсов, если, конечно, тебе не захочется чего-то необычного. – И, наклонившись вперед, она без всякого стеснения похлопала его по встопорщившимся спереди брюкам. – Я вижу, наша скромная обстановка тебя ничуточки не пугает, так что давай не будем тратить зря время.
– Не будем… – пробормотал Сайлас, разглядывая ее. – Твои волосы… какой прекрасный рыжий цвет!
Молли принялась гладить его прямо сквозь брюки, и Сайлас зажмурился от удовольствия, одновременно нашаривая в кармане деньги. Девица потянулась за ними, кроватные пружины пронзительно взвизгнули под ее тяжестью, и Сайлас открыл глаза. Несмотря на тусклый свет свечи, он разглядел на простыне темные капельки крови и небольшое углубление в форме личинки – место, где Молли спала каждую ночь, свернувшись калачиком для тепла. На мгновение взглянув на себя ее глазами, Сайлас решил, что девица, должно быть, воспринимает его приход как дар свыше, ибо он, несомненно, был намного лучше фабричных грубиянов и рыночных торговцев, которых ей приходилось обслуживать. В самом деле, почему бы нет, подумалось ему. В конце концов, два дня назад он даже помылся.
А Молли и в самом деле заговорила с ним куда вежливее, чем в первые минуты.
– Я вижу, сэр, вам по нраву озорные девчонки, – сказала она. – Я сразу это поняла. Обещаю, вы не будете разочарованы, сэр…
Она болтала и болтала, и Сайласу вдруг захотелось, чтобы она поскорее замолчала. Он едва удерживался, чтобы не зажать ей рот ладонью: его выводил из себя и ее хриплый голос, и ее простонародная манера выговаривать слова, и ее картавое пришепетывание – жалкая пародия на интимность, выглядевшая к тому же насквозь фальшивой. Сайлас уже готов был встать и уйти, но его останавливало одно – ее волосы. Густые, ярко-рыжие, они казались великолепными, и он постарался сосредоточиться на них одних, отрешившись от всего остального.
Молли машинально почесала локоть, и в свете свечи заплясали сухие чешуйки кожи. Сайлас изо всех сил старался не думать о том, что вдыхает тот же воздух, которым дышала эта девица, и что вместе с воздухом внутрь него попадают и эти чешуйки, и запах ее немытого тела, и, возможно, какие-то болезнетворные миазмы. К тому моменту, когда Молли расстегнула его брюки и взялась рукой за то самое, заветное («Отличная у вас штука, сэр! Сразу видать, вы умеете доставить девчонке удовольствие!»), у него оставалось только одно желание: чтобы свеча погасла, чтобы наступила полная темнота и он смог перейти, наконец, к тому, ради чего пришел. Сайлас хотел вонзаться в нее снова и снова, до тех пор, пока не перестанет чувствовать что-либо, пока вся его тоска, стыд, гнев и одиночество не превратятся в ничто и пока сама мысль об Айрис не исчезнет навсегда.
Айрис!..
Сайлас с силой оттолкнул руку Молли и, схватив за волосы, бросил на кровать. Она только негромко вскрикнула, а он уже одним быстрым движением разодрал на ней ночную рубашку, ненароком расцарапав ногтями кожу на груди.
– Ты за это заплатишь! – злобно прошипела Молли, но Сайлас снова дернул ее за волосы, а потом схватил одной рукой за горло, а другой прижал к простыне ее тонкие запястья. Теперь он был готов, но, бросив взгляд вдоль ее искусанного клопами тела, Сайлас с ужасом увидел черные лобковые волосы.
– Подделка! – заревел он, отталкивая ее от себя. Его срамной уд разочарованно обмяк, и Сайлас, словно прозрев, разглядел, что пышные рыжие волосы на голове Молли и в самом деле выкрашены дешевой красно-коричневой краской.
Ахнув, девица отпрянула в сторону, и он увидел, что ее подушка тоже покраснела от постоянного соприкосновения с волосами. Низ живота Сайласа тянуло и выворачивало тупой болью, и он поспешил натянуть брюки и застегнуть пуговицы. Ему хотелось как можно скорее оказаться подальше отсюда, пусть даже это означало, что он снова останется один, и он буквально вывалился из крошечной вонючей комнатенки и помчался по лестнице вниз, не обращая внимания на сладострастные стоны и детский плач, доносившиеся из-за других дверей. Этот притон – он казался ему отвратительным. Колыбель греха, гнездо самого отвратительного порока!.. Нет, надо быть сумасшедшим, чтобы прийти сюда по собственной воле!
Зажав рот ладонью, словно человек, сдерживающий рвоту, Сайлас выбежал на улицу и помчался к «Дельфину», но по пути снова свернул туда, куда шел раньше – к Колвилл-плейс. Там он опустился на ступеньки перед дверью заброшенной лавки и ждал, ждал, ждал, пока не почувствовал, что руки перестали трястись и что к нему возвращается его обычное спокойствие.
Моржовая кость
Полки в лавке дантиста были сплошь заставлены стеклянными банками, а в них лежали зубы, зубы, зубы – пожелтевшие и покрытые пятнами, похожие на мертвый жемчуг. В витринах красовались зубные протезы, мягкие каучуковые основания которых были соединены золотыми пружинными петлями. Зубы в протезах были заметно белее и ровнее, чем в банках. Интересно, кому они могли принадлежать прежде, подумал Альби, зачарованно разглядывая эти произведения стоматологического искусства. В притоне, где он жил вместе с сестрой, когда-то была одна девушка, у которой были очень красивые, ровные зубы. Когда она умерла от чахотки, ей сначала вырвали все зубы и только потом отвезли на кладбище для бедных. С другой стороны, Альби не раз слышал, что искусственные зубы называют «зубами Ватерлоо», значит, их взяли у мертвых солдат, не так ли?..
Он представил эти зубы у себя во рту, представил собственные ослепительные улыбки, хрящи, которые он будет разгрызать, и многое, многое другое, что будет ему доступно, когда у него появятся новенькие зубные протезы. До сих пор он ел только каши, размоченный в воде хлеб, бульоны, разваренные овощи, топленый жир и свиные уши, и они надоели ему до последней степени. Когда у него будут зубы, он сможет грызть орехи, как сестра, есть яблоки, лук и многое другое.
Хозяин лавки и его ученик Альби пока не заметили, и он, спрятавшись за прилавком, с нежностью провел грязным пальцем по гладкому стеклу витрины. Ученик дантиста стоял к нему спиной и, вооружившись жутковатого вида клещами, склонялся над привязанным к креслу ребенком лет шести. Ребенок визжал, точно поросенок, которого режут, но Альби неожиданно ему позавидовал. Что значит любая боль по сравнению с новенькими блестящими зубами из моржовой кости, за которые заплатит его богатая мамочка? Да Альби готов был сам вышибить себе последний зуб, если бы знал, что получит вместо него прекрасные зубные протезы.
Хозяин-дантист беседовал о чем-то с франтовато одетым пожилым мужчиной, и Альби навострил уши.
– Я бы рекомендовал искусственные зубы из моржовой кости, – услышал он. – Они не так быстро обесцвечиваются, как «зубы Ватерлоо», хотя храбрые солдаты, которым они когда-то принадлежали, и защищали их изо всех сил… Фарфоровые зубы выглядят неплохо, да и стоят всего три гинеи, но такие протезы нередко трескаются, так что, на мой взгляд, лучше заплатить чуть побольше…
Четыре гинеи! Упоминание этой огромной суммы заставило Альби вспомнить, какая пропасть отделяет его от обладания искусственными зубами. Нет, видно, ему суждено вечно ходить с голыми деснами и единственным зубом, который делает его похожим на придурковатого кролика. Правда, сестра часто говорила ему, что на свете есть вещи поважнее зубов и что он, Альби, тщеславен, как любой лондонский франт, но… но он был с ней совершенно не согласен. Сам он, во всяком случае, не мог представить ничего такого, что было бы ему нужнее, чем сверкающие искусственные зубы.
На мгновение Альби задумался о том, чтобы разбить витрину, схватить протезы и броситься наутек. Еще он мог бы резать карманы или воровать багаж на вокзалах, и тогда очень скоро он смог бы купить себе десяток протезов, если б захотел, но увы – в глубине души Альби понимал, что это пустые фантазии. Воровать платки – только на это он и осмеливался. Нет, мальчуган не считал себя трусом, да и ловкости ему хватало. И все же больше всего на свете Альби боялся попасться, потому что тогда его отправят на каторгу в другую страну, а его сестра останется один на один со всеми этими ужасными мужчинами, которые навещали ее по вечерам.