Хозяин повернулся к двери и вдруг заметил Альби, скорчившегося за прилавком.
– Эй, ты! Я же тебя предупреждал – не смей больше сюда ходить. А ну, пошел вон, голодранец! Ну, кому сказал?!..
Шагнув вперед, он протянул руку, чтобы схватить Альби за шиворот, но мальчишка увернулся.
– Не трогай меня, свинья, собачий сын! – взвизгнул он и, прыгнув к дверям, выскочил на улицу. Через секунду Альби уже со всех ног улепетывал прочь, держа курс на кукольную лавку старухи Солтер.
Роз уже ждала его, беспокойно вращая незрячим глазом. Поглядев на нее, Альби невольно задумался, известно ли ей, что всего за фунт она может купить себе стеклянный глаз, да такой, что не отличишь от настоящего? Он, однако, ничего не сказал и, протянув ей мешок, стал смотреть, как Роз перебирает стопку крошечных юбочек и платьиц.
– Три платья, четыре юбки, четыре платья, пять юбок… – считала она вслух.
Альби пососал ноготь на указательном пальце.
– Айрис велела сказать…
– Пожалуйста, не надо, – перебила Роз. – Даже не упоминай о ней.
– Но она просила…
– Ни слова больше!.. – Ее голос прозвучал резче, но Альби заметил, как Роз сглотнула, а во взгляде, которым она окинула стены лавки, промелькнули печаль и смирение. – Не говори мне о ней.
– Вы по ней скучаете?
На этот раз глаза Роз гневно сверкнули.
– Это не твое дело!
– А она говорит, что ей вас очень не хватает.
– Сколько раз тебе повторять, глупый мальчишка…
– Она говорит, что вы ее сестра и она никогда не хотела расставаться с вами, мисс, – быстро сказал Альби, не в силах сдержаться. – А еще она сказала, что счастлива, на самом деле счастлива, и что вы тоже сможете стать счастливой, если сумеете вырваться…
Выпалив все это на одном дыхании, он на всякий случай отступил на пару шагов назад, боясь, что Роз попытается его ударить или ущипнуть, как любила делать миссис Солтер. В крайнем случае, думал он, мисс снова велит ему заткнуться или что-то вроде того, но Роз ничего не сказала. Вместо этого она низко опустила голову, и на ее красном рябом лице появилось выражение такой глубокой печали, что Альби не выдержал и отвернулся.
Альби шел по улице, едва волоча ноги – совсем как паровоз, у которого упало давление пара в котле. На шутки и проказы у него не осталось никаких сил, и он решил отправиться прямо домой, чтобы увидеть сестру, рассмешить ее какой-нибудь выдуманной историей и завалиться рядом с ней на кровать, пока не наступили самые «горячие» в смысле клиентов вечерние часы. Альби был уже совсем недалеко от своего угольного погреба, когда мимо него с завидной скоростью промчался Сайлас. Встреча удивила Альби – несмотря на то что трущобный квартал Сент-Джайлс находился недалеко от лавки чучельника, во всех остальных отношениях между ними пролегали десятки и даже сотни миль. Неужели Сайлас искал его?.. Это было первое, что подумал Альби, но потом он заметил полурасстегнутые брюки Сайласа, заметил выражение его лица и то, как он зажимал рот ладонью, – и выронил свой Мешок. Через мгновение Альби уже мчался во весь дух. «Нет, – думал он на бегу, – нет, нет, пожалуйста!.. Только не это!..»
Словно ураган он ворвался в дом, едва не упав на крыльце, подгнившие ступеньки которого затрещали под его ногами, молнией промчался мимо сидевших в прихожей девушек («Что это с нашим Альби? Может, за ним гонится полиция?»), обогнул сидевшую на лестнице заплаканную Молли и утешавшую ее Нелл («Успокойся, дорогая! Ведь он ничего тебе не сделал. Ты просто испугалась, так что же… Нам всем иногда бывает страшно!») и буквально ссыпался по ступенькам, ведущим в угольный погреб. Рывком отодвинув в сторону ветхий, прожженный в нескольких местах театральный занавес, Альби ворвался в комнатку и увидел, что его сестра сидит на кровати, уставившись в стену перед собой, а на полу догорает свеча: моргающий фитиль, плавающий в лужице растопленного сала.
– С тобой все в порядке!.. – воскликнул Альби. – А я подумал… – Он сел на кровать рядом с сестрой и взял ее за руку. – Тут есть один человек… очень плохой человек… – забормотал Альби. – Если он придет, ты не должна с ним видеться, понимаешь? Совсем. Кричи, отбивайся, но только не говори «да». И наплевать, что Нэнси это не понравится…
– О ком ты? – спросила сестра, ласково взъерошив ему волосы. – Кто этот плохой человек?
Альби перевел дух.
– Человек, который только что был здесь, в доме. У него черные волосы, а еще от него очень странно пахнет. Если ты его увидишь – беги со всех ног, прячься. Никогда, ни за что не соглашайся быть с ним, что бы он ни предлагал. Я… у меня насчет него плохое предчувствие.
– Он приходил, – монотонно, без всякого выражения проговорила его сестра. – Я его видела.
– Но ты не…
Она покачала головой.
– Он сказал – я ему не понравилась. Ему хотелось девушку с рыжими волосами. Нэнси была недовольна. Она сказала – ей надоело, что я никому не нравлюсь, а мой долг и так уже вырос до двух фунтов. Слава богу, скоро откроется Выставка, и клиентов станет побольше, правда?.. – Она потянула себя за волосы и добавила совсем тихо: – Знаешь, Альб, плохо, когда мужчины меня хотят, но еще хуже, когда они меня не хотят.
Плач Вомбаты
Любезная Леди Гижмар!
Позвольте поблагодарить Вас за Ваш вчерашний визит, хотя он и был не слишком продолжительным. Если Вам не хочется, можете не приходить и сегодня. Я рад, впрочем, что Вы все же согласились украсить своим присутствием наш сегодняшний совместный ужин (Милле угощает).
Ну а если серьезно, Айрис, то мне действительно очень жаль, что твоя картина погибла столь бесславно. Я знаю, ты старалась быть великодушной и снисходительной, но это не умаляет моей вины. Я проявил недопустимую, вопиющую беспечность! Обещаю извлечь из этого урок и сделать все, чтобы компенсировать твою утрату. Что касается нашей опальной Джинивер, то она готова абсолютно на все, лишь бы искупить свою вину. И она уже сделала первый шаг в этом направлении, о чем я спешу тебя уведомить.
Дело в том, что сегодня, сразу после завтрака, я наткнулся в гостиной на несколько листов исписанной незнакомым почерком бумаги, на которой обнаружились также чернильные отпечатки лап, странно похожие на следы нашей раскаивающейся подруги, послужившей, помимо своей воли, орудием слепой судьбы.
Может ли Джинивер быть автором этих стихов?.. Их стиль, безусловно, хромает, а размер местами не соблюден, однако нельзя не принять во внимание, что наша общая знакомая – всего лишь разжиревшее, ленивое четвероногое, которое предпочитает крепкий продолжительный сон любым формам интеллектуального самовыражения, поэтому мне кажется, что мы могли бы быть снисходительны к стилистическим погрешностям, которые она допустила.
Злосчастная судьба! Какой злой рок
вдруг разлучил Евтерпу и вомбату?
Пусть этот стих поможет примиренью
Двух душ
И нежных, и ранимых.
О, Госпожа! Пошли мне вдохновенья!
О, обрати свой лик на Колвил-плейс,
Где дева бледная стоит безмолвно пред дверями.
Осмелится ль она
Войти под кров смиренного поэта,
Иль обратится в бегство, чтоб вернуться
К той жизни, что вела когда-то?
Гляди! Казалось, утро только встало,
А ведь три месяца безвидно пробежало.
Не сыщешь в мире душ, вкусивших большего блаженства,
Чем эти трое —
Художник бедный, да его вомбата, да девушка, которой нет милее.
И солнце по утрам свой мягкий свет роняло
На локоны ее,
Что словно медь сияли,
И даже тучи отводили взгляды,
И Джинивер-вомбата верно им служила,
Забыв свою тоску по Ланселоту.
Увы! Судьба-завистница готовила счастливцам
и ураган, и бурю, и ненастье.
От них все боги взоры отвратили —
Однажды Джинивер не покормили…
От голода не взвидя света, вомбата алчная
Нашла, как думалось ей, пищу. Но на беду,
То был не кекс, не пудинг, не лепешка —
Рисунок, сделанный талантливой рукою.
Вомбата глупая была не сведуща в искусстве
И, облизнувшись, зубы в холст вонзила,
Но вовсе не со зла —
Она была, бедняжка, голодна.
Но Айрис – голубой цветок, прекрасный и нежнейший,
Рыдала в три ручья и молнии метала.
Был приговор суров:
Вомбата гнусная, поди же прочь! – вскричала
Она, и, проклиная всех художников и всех вомбат на свете,
Сама ушла из дома на рассвете.
А что вомбата? Не измерить лотом
Печаль ее, что глубже, чем болота,
Ручьи, озера, океаны, реки,
Чем синь небес и чревеса земные.
И Джинивер с тех пор влачила день за днем
В трудах и муках. И морщины
Ей на чело легли, а шкура поседела
В мечтах и грезах об ушедшем счастье.
Вернись, о Айрис! – восклицала
Вомбата бедная, в тоске ломая лапы,
И плач ее напрасно не пропал.
Так из руин
Дворец любви восстал,
Что строила вомбата непрестанно.
Ушедшей госпожи несчастная раба,
Вину свою избыть старалась как могла…