Он и Айрис лежали на толстом одеяле в углублении между коньками двух крыш и чувствовали себя превосходно. На крышу они попали, выбравшись из слухового окна в доме Луиса. Скат был довольно крутым, а черепица – скользкой, и Луису, который настоял на том, чтобы захватить с собой портвейн и одеяло, приходилось держаться за хлипкое ограждение крыши только одной рукой, однако рискованный трюк закончился благополучно. Вскарабкавшись на самый верх, они перевалили через конек и улеглись в это углубление, словно в гнездо. Правда, отсюда им было почти не видно Лондона – их взгляду были доступны только низкое небо и тонущие в дыму шпили самых высоких церквей, но этого им вполне хватало. В конце концов, они забрались сюда вовсе не для того, чтобы любоваться пейзажами.
– Я сейчас уже точно не помню, – ответила Айрис и поглядела на свою руку – на четыре красно-синих пятна, проступивших там, где пальцы незнакомца впились в ее плоть. – Что-то насчет того, что он-де все понимает и что я должна стать его царицей, его прекрасной дамой или чем-то в этом роде… Все это было очень странно.
– И этот человек – он схватил тебя за руку? – Луис отхлебнул вина прямо из горлышка. Айрис выпятила губы, и он поднес графин к ее рту, чтобы она тоже могла сделать несколько глотков. – По-моему, он просто псих. Ты не обратила внимания, он подходил к кому-нибудь еще?
– Я не видела. – Айрис задумалась. Инцидент, происшедший на выставке, оставил у нее двоякое впечатление: с одной стороны, ничего страшного не случилось, но с другой… У нее было ощущение, что за всем этим стоит что-то большое и страшное – такое, что заставляло ее нервничать и чувствовать себя уязвимой. – Но он подходил ко мне и раньше, – вспомнила она. – Он приглашал меня к себе в лавку. – Новая мысль пришла ей в голову. – Как ты думаешь, может быть, это он прислал мне билет на открытие Великой выставки?
– Билет?
Айрис вздохнула.
– Ты меня совсем не слушаешь!
– Ах, билет!.. Как же, как же, я отлично помню… – Луис провел кончиками пальцев по следам на ее руке. – Но, быть может, этот человек просто увидел картину, потом посмотрел на тебя и был поражен сходством… А кроме того, в тебя просто невозможно не влюбиться.
– Нет, дело не в сходстве. – Айрис покачала головой. Ну как объяснить ему, что она чувствует и почему ей так не по себе? Всю жизнь Айрис старалась не поощрять мужчин, но и не отталкивать, что, впрочем, не мешало ей их немного побаиваться. Как ей казалось, мужчины считали ее чем-то, чем можно любоваться и к чему приятно прикоснуться. Когда кто-то обнимал ее за талию, это казалось Айрис просто дружеским жестом. Жаркий шепот и внезапный поцелуй в щеку приятно льстили ее самолюбию, и когда такое случалось, она чувствовал себя благодарной. Наверное, ей следовало больше ценить подобные знаки внимания, но и не слишком поддаваться мужскому обаянию; нравиться, но не выглядеть слишком доступной. У мужчин не должно было возникать никаких сомнений в ее порядочности и респектабельности, но и тыкать им в нос своей добродетелью тоже не стоило, иначе они могли счесть ее недотрогой… Это, однако, было непростой задачей, и иногда Айрис хотелось просто быть естественной.
– Я знаю, это может показаться пустяком, – попробовала она еще раз, – но…
– Никакой это не пустяк! – тут же отозвался Луис. – Посмотри на свою руку – этот мерзавец наставил тебе синяков! Если бы я знал, кто он такой…
– Но что, если он… – Она чуть не сказала «влюблен до безумия», но это показалось ей слишком самонадеянным, поэтому Айрис выбрала другое слово: – Одержим навязчивой идеей? Так, кажется, говорится?.. Нет, я не знаю, что это за идея, однако у меня такое впечатление, что он уже давно за мной следит. А вдруг этот человек и сейчас наблюдает за нами из какого-то укрытия? Знаешь, от таких мыслей и самой недолго сойти с ума… – Она содрогнулась. – Я как о нем подумаю, так прямо мороз по коже.
– Ты хоть что-нибудь о нем знаешь?
– Знаю, что его зовут Сайлас… А еще он подарил мне одну безделушку – крыло бабочки в стекле. Довольно любопытная вещица, но по большому счету – ничего особенного…
– Так это же Кадавр! – воскликнул Луис, садясь на одеяле. – Точно, он! Вот так негодяй!
– Ты его знаешь?
– Конечно, я его знаю. Он делает чучела разных животных и птиц и продает художникам. Сайлас действительно странный малый, но ты не должна из-за него беспокоиться… – Лицо Луиса неожиданно стало задумчивым. – Кажется, не так давно Альби что-то говорил мне насчет Сайласа. Он якобы видел, как тот ошивался вокруг этого дома… – Луис тряхнул головой. – Нет, наверное, мальчишка ошибся. Наверняка ошибся.
– А что еще сказал Альби?
– Честно говоря, не помню. Я думал о набросках, которые у меня никак не выходили, и слушал его не особенно внимательно. Мне, впрочем, показалось, что он очень боится чучельника, но я не уверен… – Он еще немного подумал. – Нет, это просто чушь! Я хорошо знаю Кадавра – жалкий человечишка… Одно время он подкарауливал нас с Милле на Говер-стрит – хотел всучить нам кое-что из своих изделий. Многие лондонские художники покупают у него чучела, кости и другие диковины для своих картин. Должно быть, и в Академию он пришел потому, что хотел что-нибудь кому-нибудь продать… – Луис просиял, как человек, который только что решил какую-то сложную задачу. – Ну конечно!.. Наверняка так и было. Не бойся, Кадавр совершенно безвреден. Жалкая личность. Он и мастер-то так себе. Сам Кадавр, несомненно, считает себя гением, но он заблуждается… – Луис слегка пожал плечами. – Впрочем, если хочешь, я могу сходить к нему в лавку и поговорить. Пусть скажет, зачем он тебя так напугал.
Теперь уже настал черед Айрис задуматься. Она отчетливо представила себе, как Луис, вообразив себя ее благородным спасителем, врывается к Сайласу в лавку, кричит, угрожает, быть может, даже сбрасывает на пол пару чучел или что там ему подвернется под руку. Но ей-то хотелось как можно скорее забыть этого жутковатого человека, а Луис мог ненароком подтолкнуть его к каким-то необдуманным поступкам. Нет, нечего делать их мухи слона, лучше как можно скорее забыть о существовании чучельника. И без того он занял чересчур много места в их жизни – вот уже полчаса они говорят только о нем, а между тем… Она покачала головой.
– Нет, не стоит. Я думаю, что ты прав. Он просто глупец. То, что произошло в Академии, – обыкновенная случайность.
При этих ее словах Луис заметно расслабился.
– Ну, если ты так считаешь… Но если он снова тебя побеспокоит – обязательно скажи мне.
Они сделали еще по глотку портвейна, и Луис взял ее за руку. Машинально водя мыском туфли по черепице, Айрис подумала, как хорошо просто быть рядом с ним, ни о чем не думать, ни о чем не тревожиться. Быть может, это и есть та самая «настоящая любовь», о которой она всегда мечтала. Сейчас, во всяком случае, она была счастлива. Даже Сайлас оказался забыт, или почти забыт. Айрис положила голову на плечо Луису, а он погладил ее по волосам, и она зажмурилась от удовольствия. Какое им обоим дело до этого странного человека? Луис считал его ничтожным и жалким; возможно, он действительно слегка тронулся умом – ну так что ж? Ничего удивительного или из ряда вон выходящего она в этом не видела. Ну а синяки у нее на руке… наверное, он просто не рассчитал силы, когда схватил ее за локоть, желая привлечь к себе внимание.
– Знаешь, – промолвил Луис, – один человек хотел купить мою картину.
– Да, я слышала.
– Так вот, я решил ее не продавать.
– Почему?
– Потому что… Нет, не скажу. Ты подумаешь, что я сентиментальный осел, и будешь совершенно права.
– Нет, не подумаю.
– Подумаешь! – Луис начал ее щекотать.
– Ну хватит, хватит! Подумаю! – взмолилась Айрис.
– То-то же!.. – Луис с довольным видом откинулся на спину. – В общем, даже не знаю… Просто мне кажется, что леди Гижмар на картине – это ты. Глупо, правда?
– Но я – это я. Я не кусок холста, а настоящая женщина из плоти и крови.
– Не напоминай мне об этом. – Он уткнулся лицом в ее шею. – В общем, я решил, что не продам картину, даже если об этом попросит меня сам Рёскин. Мистеру Боддингтону я предложил «Пастушку». Он заплатил за нее триста фунтов.
– Триста фунтов?! – воскликнула Айрис, думая о бесконечных часах, проведенных за работой в магазине миссис Солтер. Чтобы заработать такую кучу денег, ей потребовалось бы раскрасить несколько сотен или даже тысяч кукол, на что ушло бы лет пятнадцать. За это время ее сестра превратится в старуху.
– Да, триста. – Луис улыбнулся. – И пятьдесят из них причитается тебе.
– Что? Почему? Я же ничего не делала, только позировала. Луис фыркнул.
– Я плачу тебе не за это. Ты рисовала луг, небо, выписывала эти чертовы лютики… Несколько десятков или даже сотен лютиков! Согласен, это было сравнительно простое задание, но я не хочу, чтобы ты трудилась бесплатно.
– Я не могу принять от тебя эти деньги, – упрямо сказала Айрис, но он только выставил перед собой ладони в знак того, что не желает слышать никаких возражений, и она не стала настаивать. Вместо этого она попыталась представить Роз за прилавком собственного магазина, в окружении рулонов ярких дорогих тканей и других товаров. Да, ради сестры она возьмет эти деньги. Ради Роз и ради Альби. Ей нелегко было видеть его пустой рот и почерневшие десны. Она даст ему три фунта – пусть купит себе искусственные зубы. Айрис понимала, что с ее стороны это будет, пожалуй, чересчур щедро, но с другой стороны – почему бы нет? Если не считать Луиса, подумала она, касаясь пальцами полинявшей атласной розетки на лифе платья, в последние несколько месяцев мальчуган был ее единственным другом, и она хорошо видела, как он страдает, хотя Альби ни разу не пожаловался, ни разу не сказал, как ему тяжело. Кроме того, он ходил к Роз, носил ее письма и даже пытался их помирить – и все это бесплатно. Решено, она сделает Альби такой подарок! Двенадцать фунтов она оставит себе, таким образом Роз останется тридцать пять. Вполне достаточно, чтобы начать собственное дело.