ы иллюзию, что восполнишь эти невзгоды в загробной жизни, исполненной утех, но ты уповаешь на то, что будешь слушать кошачьи концерты в компании омерзительных мучеников и девственниц, идеально подходящих разве лишь для каторжников. Но оставим эти разговоры, которые отнимают у меня скудный остаток времени.
СВЯЩЕННИК: Увы, сударь, я вижу, ваши мысли настолько глубоко укоренены в заблуждении, что одно лишь чудо могло бы вас от него отвратить. В надежде на это я каждый день буду обращаться к небу с мольбами.
УМИРАЮЩИЙ: Я уже подробно растолковал тебе, что думаю о чудесах, которые противоречат законам естества и потому не могут происходить ради кого бы то ни было. Я объяснил тебе, что они вызваны махинациями плутов и легковерностью дураков. Но ежели молитвы доставляют тебе удовольствие, тогда старательно их читай. Только попроси своего поставщика чудес, чтобы он поторопился, поскольку я чувствую, что скоро уйду навсегда. С тем чтобы после смерти вызывать ничуть не больше меланхолии, чем можно было наблюдать при моей жизни, я собираюсь покончить с нею тем безмятежным способом, что рекомендует господин Деланд[10]. Посему не тревожься о моих мыслях и моей грядущей участи, ибо душа моя достаточно тверда и готова без страха встретить собственное уничтожение, ну и, поскольку мозга после смерти больше нет, у меня не будет никакой возможности думать, равно как и наслаждаться или страдать.
Ален Роб-Грийе
Ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября. Площадь около семидесяти квадратных метров, от которой на восток и запад отходят две улочки, ведущие, в свою очередь, к более крупным дорогам. Четыре газовых фонаря, окруженные ореолами, озаряют углы площади зеленовато-белесым светом. Она огорожена совершенно глухими стенами из почерневшего кирпича, лишь в северо-восточном углу находится склад чая. Это шестиэтажное здание: по четыре небольших квадратных окна, сейчас уже темных, в каждом из этажей со второго по шестой, а в первом — три окна справа и дверь слева, если смотреть со стороны фасада. Щипец — в форме затупленного треугольника, посредине которого — полукруглый оконный проем, увенчанный массивным блоком. Первое от двери окно отбрасывает сквозь большое туманное стекло прямоугольник желтого света на жирную от влаги мостовую. В окне силуэт ночного сторожа, сидящего при керосинке за столом. На голове у него маленькая ермолка, профиль орлиный, спина сгорбленная. Возможно, он спит.
Ровно час. Из восточной улочки выходит констебль полиции Эдвард Уоткинс с порядковым номером 881 и пересекает площадь. Луч его фонарика явственно очерчивает каждый камень мостовой, заливая рассеянным светом низ брюк и скрипящие туфли. Полицейский бросает рассеянный взор на юго-западный угол площади, где не замечает ничего подозрительного, и уходит по западной улочке. Его туфли громко скрипят в тишине.
В юго-восточном углу площади, то есть по диагонали от склада, прислонилась к стене невысокая женщина. Свет фонаря старит ее, прокладывая глубокие тени вокруг глаз и на щеках. Жизнь ее явно потрепала. На голове — черная соломенная шляпка, украшенная бисером и лиловатыми лентами. В вырезе куртки из черного сукна, застегнутой на три большие медные пуговицы, с кроличьим воротником, протертым до самой шкуры, видна грязно-белая кофта. Куртка доходит до бедер, обтянутых выцветшим фартуком и темно-зеленой хлопчатобумажной юбкой с рисунком из желтых лилий и маргариток, из-под которой выглядывает альпаговая нижняя юбка. Она не прикрывает полностью ребристые коричневые чулки и старые мужские ботинки — черные, со шнуровкой и стоптанными каблуками. Под этими обносками угадывается тщедушное тело, истощенное бедностью, алкоголизмом и Брайтовой болезнью[11]. Груди свисают, точно пустые мешки, пониже дряблых ляжек торчат золотушные колени, живот ввалился почти до самого позвоночника. Женщина отбрасывает на кирпичную стену четкую тень, изобилующую буграми и ро́жками, которая бледнеет и вырастает, как только женщина отходит от газового фонаря. Четверть второго.
На юге площади вдоль стены семенит крыса. Женщина замечает ее и бьет в ладоши, одновременно шшшикая.
Ничего не меняется. Констебль полиции Эдвард Уоткинс, совершая обход каждую четверть часа, прибывает по восточной улочке, пересекает площадь и, не заметив ничего необычного, уходит по западной. Его туфли скрипят. Северо-западный газовый фонарь подсвечивает желтым пуговицы его мундира и значок на фуражке. Будь свет поярче, можно было бы увидеть, что у него рыжие волосы, лицо в красных прожилках и маленькие глазки. Двадцать минут второго. Мужчина, пришедший с Бернер-стрит по Коммершэл-роуд, движется по Элдгейту[12] не быстрым и не медленным, а нормальным шагом. Мужчина довольно высок, широкоплеч, черты лица, насколько можно рассмотреть, правильные, он упитан, и его рот частично скрывают длинные светлые усы. На нем расстегнутый черный сюртук весьма строгого покроя, под которым виден серый жилет, перечеркнутый толстой золотой цепочкой от часов. На широком шелковом галстуке кремового цвета блестит булавка — тоже золотая, в виде подковы. На голове — шапокляк, бросающий тень на его глаза. Обут мужчина в черные, лакированные, очень изящные ботинки. Одет он со вкусом, ценимым повсеместно, так же, как и его неизменная жизнерадостность. Вопреки обыкновению, сегодня вечером он без перчаток. В правой руке мужчина держит рыжеватую кожаную сумочку продолговатой формы, похожую на акушерский саквояж. Тень мужчины движется вслед за ним, то суживаясь, то расширяясь в зависимости от степени освещенности, поочередно бледнея и темнея, преломляясь о прямой угол на стыке тротуара со стеной и внезапно исчезая у мужчины под ногами.
Пол второго.
Констебль полиции Эдвард Уоткинс прибывает по восточной улочке. Он слышит, как женщина заунывно кашляет. Затем он поглядывает через плечо на освещенное окно склада и видит силуэт ночного сторожа. Всё спокойно. Полицейский отпихивает ногой бумажный пакет, принесенный ветром, не спеша приближается к западному краю площади и уходит. Стук его башмаков постепенно становится тише и смолкает. Час тридцать три минуты.
Мужчина, шагавший по Элдгейту, приходит по восточной улочке и быстро осматривается.
Женщина тотчас замечает его и выступает вперед, пытаясь натужно улыбнуться. На месте верхних резцов, некогда выбитых кулаком, зияют черные дыры.
Амброз Бирс
АКАДЕМИК: Несчастный, вооруженный шпагой, которою он не вправе воспользоваться, облаченный в нелепое одеяние, приобретенное за большие деньги, и вынужденный публично восхвалять тех, кого ненавидит больше всего на свете, а утешаться лишь лестью педантов.
АСИММЕТРИЯ: Геометрическая фантазия, которая в применении к лицу носит название косоглазия.
БАБКА: Старая дура, появляющаяся в сказках и на этикетках магазинного варенья.
БЕРЕМЕННОСТЬ: Катастрофа, влекущая за собой поздравления.
БОГАТСТВО: Привилегия, о которой тот, кто ею наслаждается, не должен ни в коем случае говорить, но которую ему ничто не мешает без конца демонстрировать.
ВЕРНОСТЬ: Упорство в заблуждении.
ГОМО САПИЕНС: Вид, весьма рассудительно описанный Джонатаном Свифтом под именем Йеху.
ГОРЕЧЬ: Чувство, испытываемое тем, кто уверен, что перестал ошибаться.
ГРУДЬ: Потенциальная подушечка для булавок.
ДЕД: Старый дурак, слишком подозрительный из-за своего чрезмерного либидо и потому не появляющийся на этикетках магазинного варенья.
ДЕНЬГИ: Ценность, источающая чудесный притягательный аромат, когда она недосягаема, но лишающаяся запаха, как только она становится доступной.
ДЖЕК-ПОТРОШИТЕЛЬ: Слишком скромный персонаж, блиставший разве что хирургической ловкостью да беспримерным упрямством.
В старом Лондоне скромненький житель
Знал, что пресса — для славы обитель.
Он развил все задатки
К удалению матки,
Став известен как Джек-Потрошитель[13].
ДОЛГ: Крайнее средство, к которому следует прибегать лишь с твердым намерением никогда его не возвращать.
ДРУГ: (См. Собака).
ЖАННА ДАРК: Особа, судьба которой была предрешена тем, что она родилась в 3000 метров к западу от Священной римской империи.
ЖИЗНЬ: Состояние, которому Шекспир дал идеальное определение в «Макбете» (Акт V, сцена 5), но из которого важно извлечь максимальную выгоду.
ЗАВЕЩАНИЕ: Фарс, приготовленный по образцу бомбы замедленного действия, написание которого доставляет огромное удовольствие автору.
ИДЕАЛИЗМ: Диковинная экзальтация, сопровождаемая нелепым гардеробом.
КАННИБАЛ: Традиционалист, приверженный устаревшим обычаям и враждебно настроенный ко всяким кулинарным новшествам.
Людоед как-то выехал в Кью,
И в толкучке, на радость свою,
Нашёл на закуску
Лопатку с огузком.
У соседа по поезду в Кью[14].
КУЛЬТУРА: Единственная вещь, которая, считаясь излишней роскошью, ценится при этом весьма дешево.
ЛИЦО: То, что не страшно потерять, если имеется запасное.
ЛОЖЬ: Корректировка неудовлетворительных фактов.
МАРАЗМ: Второе детство, вызывающее у близких стремление к убийству, которое почему-то не всегда проявляется во время детства первого.
МАТЬ: Приспособление, предшествовавшее размножению in vitro[15].
МЛАДЕНЕЦ: Аппарат для быстрой перегонки пищи в экскременты, работа которого сопровождается невыносимым шумом.
НАСЛЕДСТВО: Фата моргана, беспрестанно отсрочиваемая развитием медицины.