— Моя десятка…
— Она и так твоя, — огрызнулся Андрюха.
— Без Гаврилы начнем, — решил, наконец, Шпаков. — Я ему еще покажу кузькину мать, работничек…
— Да он у китайцев, — заявил вдруг Павин. — Я видел, когда на работу шел…
— А что мне не сказал?
— А ты разве спрашивал?
После обеда Серега решил проехать по полям, заодно дать отдых товарищам. Сегодня они поработали на славу. Старый шифер содрали, доски сняли, крепеж заменили, новые балки поставили, половину крыши уже застелили тесом. Шпак работал внизу, его из-за веса взять наверх побоялись. Уж больно здоровый кабан…
Серега вернулся через полчаса, вылетел из кабины, красный, злой, махнул приглашающее рукой.
— Что там еще? — проворчал Саша, но внутри все упало, потому как поехали они по дороге, ведущей к ячменному полю.
«Пропал ячменек, сжег я его удобрениями, — с ужасом думал Александр, трясясь на заднем сиденье. — А ведь чувствовал, всеми потрохами знал — надо было на шестой идти. Или на седьмой…».
Шпак упруго выпрыгнул из кабины на краю поля, зашел в колосящиеся волны. У Саши отлегло от сердца. Стоит ячмень, хордеум двурядный, зелененький, скоро в спелость пойдет, богатый урожай будет, ишь, как ветер волны по полю катит…
— Ну, что случилось? — подошел Саша к Сергею.
— А ты получше посмотри… Здесь ты его встретил? Вот и присмотрись, сравни.
Чего тут смотреть? Колос к колосу, богато, хоть и зелено пока, даже сорняков нет, и ржи с овсом, которые всегда в семенах попадаются, тоже… нет…
— Шпак, мать моя, да они же все одинаковые, — заорал Наиль. — Ты видел такое когда? Они даже по зерну одинаковые! Ты посмотри, ни одного выпада, ни одного залома, ни травинки, ни жучка, даже листовой ржавчины нет, помнишь, сколько ее на тимофеевке… в прошлом… году… — тихо закончил татарин.
— Он? — спросил Павин, положив Саше руку на плечо.
— А кому еще? — зло отозвался Александр. — Или ты думаешь, это я все одной обработкой сделал? Они нас вот так же, утрамбуют, будем чистые, красивые, полезные… А потом пиво из нас же сварят, хорошее пиво будет, забористое…
— Поехали, — мрачно сказал Шпаков.
Солнце вставало в полдень, становилось жарко, лезть на крышу, да еще и с рубероидом — занятие не из лучших.
— К китайцам, — решил Шпак, заводя двигатель.
Семья Чжао, после того как артель отказала им в аренде, ютилась на старой стройке. Когда-то, лет десять назад, здесь предполагалось строительство инфекционной больницы — самой большой в Нечерноземье. Поставили просторный четырехэтажный корпус, рядом — белоснежно-кирпичную подстанцию, успели положить фундамент для еще одного, очень длинного здания. Провели дренажные канавы, надеясь, по всей видимости, впоследствии сделать из них замкнутую систему канализации. А на задворках, почти у самого леса, ютилась приземистая постройка, сложенная из бетонных плит неимоверной толщины. Она единственная уцелела — потому что даже «Ивановцу», крану на двадцать тонн, оказалось не под силу поднять хоть один блок. Бомжей здесь не было — они больше предпочитали комнаты четырехэтажного корпуса. Подстанцию разобрали по кирпичику, фундамент длинного здания уволокли, только хлам напоминал о том, что здесь когда-то что-то строили. В канавы и котлованы стали свозить мусор. В основномстроительный — золотая жила для понимающего человека. Как-то привезли некондиционный плинтус, пластиковый, некоторые отрезки чуть не по три метра, новенький… мечта, а не плинтус. А Серега по зиме перехватил пять тонн замерзающего бетона — совершенно бесплатно. Шпаков тогда его мешал, чтобы не застыл. Саша, Сергей и Наиль в бешеном темпе колотили формы, а Наташа, Аня и Женя — заливали… Самая мужская работа — это работа с бетоном. Женщине ведь не поднять, не развернуть лопату с раствором, просто силенок не хватает уже через пять минут, даже сильные мужики — и то ломаются через четыре часа, если работать не отрываясь. Однако они не сломались, успели… Страшно было смотреть на Шпака, как он, в одной рубахе, на тридцатиградусном морозе, не с совковой лопатой, а с печной, которая в два раза шире, по колено в серой массе — ворочает тонны песка и камня…
Так или иначе, китайцы обжились на новом месте. Поставили хлипкую дверь, заколотили окна, оставив маленькие бойницы, закрыли пол, стены увешали циновками и разноцветными тряпками. Даже клумбу рядом разбили, изобразили что-то вроде альпийского сада, или японского сада камней, с синими колокольчиками и бессмертником. Рыбой они больше не занимались, по всей видимости — поняли, что рыба слишком уж пахнет. Зато пекли хлеб — булки, булочки, калачи с иероглифами счастья и удачи, лаваш. Делали китайскую лапшу. Женщины, по всей видимости, шили белье — Саша как-то видел на рынке знакомое лицо старшего сына Чжао, за прилавком с трусами и майками.
Ребята вышли из машины, не торопясь подошли к крыльцу.
— Есть кто дома? — рявкнул Серега.
Дверь отворилась, высунулась сморщенная голова старого китайца, обвела всех четверых блеклыми глазами.
— Чио надо?
— Гаврила есть? — спросил Шпак по-хорошему.
— Гаврира… — дверь распахнулась, в ноздри ударил пряный густой запах свежей выпечки. — Гаврира ушел. Скоро придет.
— А где он!? — проорал Наиль, почему-то подумав, что так скорей добьется ответа.
— Кычкырма! — пришел дребезжащий ответ, и челюсть татарина отвисла от удивления. — Не кричи!
— Полиглот, блин, — только и смог сказать Наиль.
— Гаврира говори, чтобы мы с вами тоже работали. Говори тебе, Серрей, двоих моих сыновей в долю взять. Говори, что уже сделал долю, две доли сделал, — говорил меж тем старик. — Они хорошие, любят землю, а земля руки любит. Возьмешь?
— Возьму, — проворчал Серега. — Пусть завтра приходят, к шести утра.
По дороге на «усадьбу» Наиль наклонился к уху Шпакова.
— Видал, какая там девка есть? Краса, а не девка!
— Какая девка? — ворчал Шпак. — Знать не знаю никаких девок, своих хватает…
— Погоди еще, увидишь, — пообещал татарин. — Челюсть-то отвиснет.
Крышу гаража к вечеру уже застелили рубероидом. Хорошо прожит день. Славно…
Утро выдалось теплым и солнечным. Ближе к середине августа — на улице, при выходе из дома, чувствовалась ночная ясная свежесть, хотя к полудню воздух обещал накалиться до марева. Но сейчас, в пять утра, едва ли больше десяти градусов, на траве — обильная роса.
— Сыма на грузовик поставим, раз это «его доля», — говорил Андрюха Шпаков. — Ма — на веялку и просушку. Я с Серегой на комбайн. Ты, Санек — на косилку. Наиль тебе поможет.
Пришлось повозиться в гараже — постоянных точек смазки у старенького «Дона» — шестьдесят девять штук. Заодно Саша починил планку на мотовиле. Китайцев не было. Это странно — обычно они приходили даже раньше. И мобильник не отвечал.
— Санек, они документы не хотели выправлять? — поинтересовался Шпаков, подходя к другу, вытирая черные руки промасленной ветошью.
— Сейчас сгоняю до них, — угрюмо отозвался Александр. — На грузовике. Вы технику выводите. Душно сегодня. Может они сразу на поле пошли?
— Вряд ли… — отозвался Андрюха. — Гроза будет?
Сашка неопределенно пожал плечами, вскочил в кабину. «Уродец» завелся, как обычно, с полтычка, едва прикоснулся к проводам. Нет, Гаврила в этом отношении молодец. В технике разбирается виртуозно. Как же иначе? Только так можно собрать брошенный тридцать лет назад в канаве грузовик.
Саша решил проехать по окраинам, хотя наверняка знал, что патрульные еще спят. Семь часов, редкие прохожие, сгорбленные, словно пришибленные утренней свежестью, спешили в город, на работу. Александр уже хотел свернуть к «Китай-городу», но успел заметить, благо, что из кабины грузовика обзор — как с высоты птичьего полета, по сравнению с легковушкой. Он бросил машину в сторону, в подлесок, по инерции, не давя на газ — еще не дай бог услышат рев движка…
У «Китай-города» стояли патрульные машины, пяток грузовиков обманчиво-голубого цвета, суетились люди в камуфляже.
Саша осторожно вышел из машины, оставил дверцу открытой — все равно никто не позарится на развалюху. Вышел на дорогу и решил идти открыто, не прячась по кустам — кто знает, может у этих, в форме, есть приказ стрелять на поражение? Может быть, они знают и понимают?
Ни черта они не понимают. До них еще не дошло — кто такой Гаврила? Выставили окружение по периметру и думают, что все под контролем.
Его заметили, двое в сине-голубой форме с разводами, придерживая автоматы, двинулись навстречу. А Саша смотрел, как из «Китай-города» остальные вытаскивают какие-то мешки, внутри звенит железо, снаружи, под дулами автоматов лежит десяток фигурок, женщин столпили в кучку в стороне, вместе с ребятишками. Они выглядели такими маленькими по сравнению с окружившими их гориллообразными спецназовцами. Китайцы не голосили, не кричали, просто стояли и лежали, и даже не смотрели, как здоровенные бездельники уничтожают пекарню, втаптывают в грязь ткань, вспарывают мешки с зерном, взламывают открытые двери. Саша знал, что здесь нет ни одного замка, однако входные ворота для чего-то сорваны с петель.
— Стоять, — скомандовал один из подошедших, толстощекий, огромный мужик с автоматом, бородатый, вылитый богатырь с картины. Александр иногда смеялся над их формой. Все лето спецназ ходил в голубом, словно не успел переодеться по весне, а потом, ближе к холодам, они напяливали хаки всевозможных зеленых оттенков. Почему и какая в этом логика?
— На тебе пахать надо, — заявил в ответ Сашка. — Отъел рожу. Двери-то зачем выбили? Твоя харя не проходила?
— А ну-ка, милок, ляг не землю, — почти ласково сказал богатырь. — Руки за голову, — рявкнул он через секунду. — Документы мы сами поищем, — уже будничным, отрешенным тоном.
Сашка немного подумал, и решил выполнить приказ. Но только чуть позже, чтобы насладится собственными ощущениями. Два автомата смотрели на него маленькими черными глазками, словно удивленно, не понимая — а чего он не боится?