По вымощенной гравием дорожке к Теннисону подкатился робот.
– Добрый вечер, сэр, – проговорил он.
– Добрый вечер и тебе, – ответил Теннисон. – Прости, сразу не узнал тебя. Ты – садовник. Как поживают розы?
– Неплохо, неплохо, – ответил робот. – Большинство уже отцветает, но еще есть несколько бутонов. Через пару дней будут цветы. Чайные розы, очень красивые. Приходите полюбоваться на них.
– Непременно, – пообещал Теннисон.
Робот двинулся вперед в сторону калитки, но вдруг резко обернулся:
– Новости слышали, сэр?
– Не уверен. О каких новостях ты говоришь?
– О, сэр, значит, не слышали! Слушательницу Мэри собираются канонизировать.
– Канонизировать? То есть объявить святой?
– Именно, – подтвердил робот. – Ватикан так думает…
– Но, прости, людей не канонизируют, пока они живы! Проходит какое-то время после смерти, пока…
– Я про это ничего не знаю, сэр. Но та, что нашла рай…
– Погоди-ка, садовник, постой минутку. Где ты об этом слышал? Кто об этом говорит?
– Ну, вся община в Ватикане. Она будет нашей первой святой. Все считают, что это просто превосходная идея. Наша первая святая, сэр. До сих пор у нас не было святых, а теперь будет своя святая и…
– Ну а кардиналы? А его святейшество что думает по этому поводу?
– Не знаю, сэр. Мне таких вещей знать не положено. Мое дело маленькое. Но все говорят. Вот я и подумал, что вам будет интересно.
В знак прощания робот поднял руку, в которой были зажаты садовые ножницы, и удалился по дорожке, ведущей к калитке, а Теннисон остался в саду один-одинешенек.
Легкий ветерок обдал его лицо ароматом вечерних цветов и вывел из задумчивости.
– Боже милостивый, – сказал Теннисон вслух, обращаясь к самому себе, – теперь с ней совсем сладу не будет!
Настала ночь. В библиотеке погасили свет. Единственная лампа горела над столом Джилл. Двое ее помощников уже ушли – один по церковным делам, а второй – за сэндвичами и стаканом молока для Джилл.
Джилл отодвинула в сторону стопку бумаг – записи, над которыми она работала, – и, откинувшись на спинку стула, заложила руки за голову. Посидела так, потом руками обняла плечи и поежилась.
«Где же это может быть и как это может быть? – думала она. – Что это за места такие – за пределами времени и пространства?»
Она всеми силами пыталась сконцентрировать свои познания о подобных вещах, но ей было совершенно не от чего оттолкнуться, не за что ухватиться, а в здешних записях не было ничего такого, что могло бы облегчить эту задачу. Одно было ясно – иногда роботы отправлялись в путешествия за пределы пространственно-временно́го континуума на кораблях собственной конструкции, приводимых в движение энергией мысли, силой разума. Она не была в этом уверена, но из записей следовало именно это.
«Господи боже, – покачала головой Джилл, – ну и угораздило же меня влезть во все это! И как только я позволила, чтобы меня в это втянули?»
Теперь было ясно: она ни за что не сможет отказаться от этой работы, не захлопнет раскрытую на середине книгу. Она обязана узнать – а узнать надо так много… А ведь Джейсон ее именно об этом предупреждал – следовало прислушаться к его словам. «Ты втянешься, – говорил он, – и не сможешь оторваться».
Работала она настолько добросовестно, что даже неутомимые помощники пытались отговорить ее от такой скрупулезности. Один из роботов посоветовал ей прочитать все записи от начала до конца, не углубляясь в мелочи. Но она была убеждена, что без этих самых мелочей ей не удастся составить общую картину.
«Подходят ли для таких мест понятия „где“ и „когда“? – думала Джилл. – Может, там другое „где“ и „когда“? Нет, это неправильно. Это за пределами разума, за границей понимания. Может быть, эти места где-то в районе завихрений магнитных бурь и там обитают небиологические существа – не только живые, но и разумные, хотя даже представить себе такой разум невозможно».
«Невозможно», – твердила она себе, но вынуждена была признать, что такие формы жизни существовали и в пределах знакомых пространственно-временных понятий, как бы непостижимо ни было само их существование для человеческого понимания.
«Внутри пространства и времени, – рассуждала Джилл, – должны действовать физические законы, такие, какие действуют в известной нам части Вселенной, – должны существовать энергия и материя, причина и следствие, бытие и небытие… но внутри этих параметров есть место для интеллекта и мышления, которые запросто могут идти на несколько шагов впереди биологического интеллекта и биологического мышления. Это можно принять теоретически, но невозможно понять умом, представить воочию».
Самое ужасное, что она никак не могла представить себе существования чего-либо за пределами пространства и времени – страны «Нигде-никогда», которая могла преспокойно жить-поживать, не испытывая никакой нужды в пространственно-временных рамках, не повинуясь твердой руке физических законов, определяемых этими рамками.
«Мир, в котором царствует энергия мысли, – размышляла Джилл, строя догадки, – да ведь и „энергия“ – понятие, которое тут никак не годится». И именно в такие миры порой отбывали роботы на своих кораблях, управляемых силой разума, путешествовали не только по обитаемой Вселенной, но даже трудно себе представить где.
Что до остальных моментов истории Ватикана – все выглядело довольно-таки просто и было изложено во всех подробностях: прибытие на Харизму, первые дни освоения планеты, строительство самого Ватикана, разработка проекта и создание до сегодняшнего дня электронного Папы, прибытие людей, начало работы в рамках Поисковой Программы, создание и усовершенствование новых типов роботов.
Было такое впечатление, что роботы самым тщательным образом продумали все еще до того, как покинули Землю. Еще там, еще тогда они знали, что им нужно – отдаленная планета, на которую вряд ли залетят случайные путешественники, где никто не будет им мешать осуществлять задуманное. Единственное условие: планета, которую они искали, должна быть пригодной и для жизни людей, ведь сами роботы могли существовать практически на любой планете, и, если бы не люди, им было бы намного проще отыскать базу для своей деятельности. Но роботы и не помышляли приниматься за осуществление проекта без помощи людей. Прямых указаний на это Джилл в записях не обнаруживала, но верила, что роботы не представляли своей работы без людей. Проверенное веками сотрудничество, партнерство с людьми существовало до сих пор, а в те далекие дни, когда Ватикан только-только зарождался, оно было и того прочнее.
А вот сколько у роботов было кораблей, на которых они прибыли, и как они раздобыли на Земле оборудование для них, этого в записях Джилл не нашла. По самой точной ее оценке, кораблей должно было быть никак не больше трех. Было сделано несколько челночных рейсов на Землю и обратно, последним из них доставили материалы и оборудование, еще не собранные ко времени первой высадки. Последним рейсом прибыли и люди, чьи потомки до сих пор жили на планете. Впоследствии корабли были разобраны на части и использованы в качестве утильсырья. Но когда это сделали, было неясно.
«Скорее всего, – предположила Джилл, – не раньше чем были построены новые корабли, управляемые разумом, если они действительно были таковыми».
На первый взгляд могло показаться, что роботы сделали гораздо больше, чем можно было успеть за тысячу лет, – могло показаться, если забыть о том, что роботы не нуждаются ни в отдыхе, ни в сне. Они могли работать круглые сутки напролет в течение недель, месяцев, лет. Они никогда и ничем не болели. Им не нужны были ни отпуска, ни развлечения. Им не нужно было тратить время на еду и перекуры.
А создание роботов нового поколения и их модернизация – это же было намного проще, чем эволюция биологических форм жизни! Естественная биологическая эволюция – это смерть старых поколений и рождение новых, необходимость генетических мутаций в процессе длительного, медленного процесса адаптации. А роботам для появления новых видов нужно только разработать новые модели и механизмы и воплотить то, что существовало на чертежах.
За спиной Джилл послышались шаги, она обернулась.
Это был Аза с молоком и сэндвичами.
Он аккуратно поставил поднос на стол и бесшумно отошел в сторону.
– Чем еще я могу помочь вам, мисс?
– Ничего не нужно, – улыбнулась Джилл. – Отдохни. Посиди со мной. Поболтаем?
– Я не нуждаюсь в отдыхе, – возразил робот. – И сидеть мне вовсе не обязательно.
– Но в этом же нет ничего противозаконного.
– Противозаконного – нет, мисс.
– Даже кардиналы сидят, – убеждала она робота. – Когда его преосвященство Феодосий навещает меня, он всегда садится на эту табуретку и разговаривает со мной.
– Если желаете, – сказал Аза и опустился на табуретку.
Джилл взяла с подноса сэндвич и откусила кусочек. Сэндвич был с необычайно вкусным ростбифом. Отхлебнув молока, она спросила:
– Аза, ты не мог бы рассказать мне о себе? Ты появился на Земле?
– Нет, мисс, не на Земле.
– Значит, здесь?
– Да, здесь. Я – робот третьего поколения.
– Понятно. И сколько же здесь может быть поколений?
– Трудно сказать. Это как считать, мисс. Кто говорит – пять, а кто – и все семь.
– Так много?
– Так много. Может, и больше.
– А ты бывал когда-нибудь в тех местах, которые находили Слушатели?
– Дважды, мисс. Я совершил два путешествия.
– А за пределами пространства и времени бывал?
– Один раз.
– А ты не мог бы мне рассказать, на что это похоже?
– Не могу, мисс. Невозможно рассказать. Просто – другое место. Совсем не так, как здесь.
Теннисону снился математический мир. На этот раз одно из уравнений показалось ему знакомым. Да нет, не одно, а больше…
Первое, как ему почудилось, было Экайером. График и внешне неуловимо напоминал Экайера, и уравнение, которое он изображал, несло в себе что-то экайеровское, но что именно – он понять не мог. Может быть, дело в цвете – в графике преобладали серый и розовый цвета, а именно они почему-то ассоциировались с Экайером.