– Зачем вы так? – укорил Теннисона Декер. – Вы же отлично знаете, что мы не умеем разговаривать с этими существами.
– О чем вы там! – пробулькал Смоки. – Ну-ка, Декер, переводи немедленно!
– Тонкости семантики, – ответил Декер. – Не волнуйся, я просто подыскиваю наилучший вариант перевода. Я отвык от человеческой речи. Потерпи.
«Шмяк, шмяк, шмяк! – шлепал по полу Попрыгунчик. – Шмяк, шмяк, шмяк!»
– Не нравится мне все это, – прошелестел Сноппи. – Декер, что, черт подери, происходит? Почему ты не переводишь? Спелся с ними, что ли?
– Заткнись! – отрезал Декер. – Закрой свой соломенный рот.
– Ну вот… – злобно прошипел Сноппи. – Говоришь вам всем, говоришь, а толку – чуть. Декер, – проговорил он заискивающе, – мы же с тобой разумные существа, правда? Надо подумать. Давай отложим пока это дело, успеем еще вернуться к разговору.
– Не желаю ничего никуда откладывать! – вмешался Смоки. – Мне нужны ответы, и немедленно! И есть способы получить их!
– Я не совсем уловил, в чем суть, – сообщил Шептун, – но, похоже, дело осложняется.
– Ну и пусть осложняется, – упрямо проговорил Теннисон.
– Имейте в виду, в случае чего мы можем исчезнуть в любой момент.
– Рано еще, – сказал Теннисон. – Посмотрим, как все обернется… Отдыхай пока.
Попрыгунчик подскакал к Смоки и принялся подпрыгивать на одном месте – вверх-вниз, вверх-вниз, резко, стремительно.
«Шмяк, шмяк, шмяк, шмяк, шмяк, шмяк!»
– Нельзя уходить, – проговорила Джилл. – Нельзя! Рано. У нас нет доказательств. А они нам нужны как воздух!
– Я скажу вам как мужчина мужчине, как человек человеку, – обратился Теннисон к Декеру. – Вы должны меня понять, ведь вы человек, а кроме человека, никто этого не поймет, ни одно существо на свете. Мы дали слово, понимаете? Мы поклялись, что попадем сюда и доставим домой доказательство того, что мы здесь побывали. Дайте нам такое доказательство – чтобы никто не смог усомниться – и отпустите нас. Если вы сделаете это, мы вернемся. Даем вам честное слово, что вернемся и ответим на все ваши вопросы!
– Да вы с ума сошли! – закричал Декер. – Чтобы я в это поверил? И как вы смеете торговаться?
– Декер! – квакнул Смоки. – Переводи! Немедленно! Приказываю тебе, повелеваю! Переводи, а то…
– Они отказываются отвечать на вопросы сейчас, – сказал Декер. – Они предлагают сделку. Договор.
– Что? Что ты сказал? Договор? Кому предлагают? Мне? Со мной торговаться? Да я их…
– А что такого? – прошелестел Сноппи, и глазки его весело засверкали. – Почему бы разумным существам и не поторговаться немножко?
– Не выйдет! – возмущенно булькал Смоки. – Думают провести меня? Самоуверенные варвары!
– Было бы разумно пойти на кое-какие уступки, – посоветовал Декер. – Я знаю людей, потому что сам человек, и я требую, чтобы ты не смел кричать на них и оскорблять их, более того, я требую…
Попрыгунчик скакал все быстрее и стремительнее. Шлепки слились в единый непрерывный звук, заглушавший слова Декера. Все выше и выше скакал Попрыгунчик – вверх-вниз, вверх-вниз, не удаляясь от Смоки, и вдруг Смоки сам стал подпрыгивать! Да-да, подпрыгивать! Не так высоко, не так легко, как Попрыгунчик, но тоже довольно быстро, все выше и выше. Смотреть на это было страшно и противно.
– Думаю, – решительно сказал Шептун, – теперь нам пора.
– Нет! – упрямо отозвался Теннисон. – Нам нужны доказательства. Нельзя возвращаться с пустыми руками!
– Но ты не сможешь добыть никаких доказательств у этих маньяков. В любое мгновение они могут взорваться у нас на глазах.
– Смоки! – кричал Декер, пытаясь перекричать Попрыгунчика. – Смоки, ты не прав! Ты…
– Анафема! – проревел Смоки. – Анафема всем! Всех проклинаю!
– Пора, – еще более твердо сказал Шептун.
Теннисон попытался возразить, но возражать было уже поздно.
И пока эта дикая сцена еще была у него перед глазами, он успел заметить взгляд, который бросил на него Попрыгунчик: вспышку света, огня, но не горючего, а мертвенно-ледяного…
Слух о том, что происходит нечто чрезвычайное, быстро распространился по Ватикану. «Что-то происходит или вот-вот произойдет!» – говорили одни. «Кардинал Феодосий-то сидит с глухоманом у лестницы возле базилики и ждет чего-то. А чего?» – недоумевали другие. «А это слышали, самое новенькое? Джилл и Теннисон в раю побывали и того гляди вернутся! Они принесут добрую весть – весть о том, что это действительно рай. Они скажут нам, что Мэри не ошиблась, что она говорила нам правду!» – ликовали третьи.
Были и такие, кто пытался урезонить чересчур зарвавшихся. «Вы ошибаетесь, – твердили они. – Верить, что кто-то может побывать в раю во плоти, – это же полное противоречие со всеми установками Ватикана! Рай – это великая тайна, рай – не от мира сего, он лучше и выше мира». А некоторые утверждали, что Джилл и Теннисон – посыльные, лазутчики Феодосия и других кардиналов, которые не верят, что рай существует, или не хотят верить. «Что делать? – спрашивали они. – Поверить им – значит распрощаться с поисками знания. Если рай есть, значит всякие знания – чушь, чепуха, пыль под ногами, полная никчемность. Найдется рай – и никаких знаний не надо будет никому. Нужна будет только вера».
Садовник Джон спустился по лестнице от базилики и встал перед кардиналом как вкопанный.
– Ваше преосвященство, – процедил он, – вы имели честь беседовать с его святейшеством?
– Имел, имел, – добродушно согласился Феодосий. – У кого из нас больше прав на такую честь, Джон?
– И в разговоре с ним вы обвинили меня в предательстве Ватикана?
– Да, – невозмутимо ответил Феодосий, – я обвинил тебя во вмешательстве в дела, к твоей компетенции не относящиеся.
– Сохранение веры – дело каждого из нас! – крикнул Джон.
– Согласен. А вот кражу кристаллов и убийство ни в чем не повинного человека я бы делом каждого называть не стал, – жестко проговорил Феодосий.
– Вы меня в этом обвиняете?! – взвизгнул Джон.
– И ты имеешь наглость и дерзость отрицать, что был инициатором и лидером богословской смуты? Ты берешься утверждать, что это не ты затеял кутерьму с канонизацией Мэри?
– Это была не смута! – вскричал Джон, мотая головой. – Это была искренняя, честная попытка вернуть Ватикан назад, на тот путь, что вырабатывался в течение стольких лет! Церкви была нужна святая, и я подарил ее Церкви.
– Для меня это была смута, – сказал Феодосий, глядя в глаза Джону. – Ты поднял на дороге соломинку и вознамерился пощекотать ей в носу у Церкви. Ты – самонадеянный тупица. Ты думал, что рассказ безумной женщины поможет тебе осуществить святотатственные замыслы!
– Я бы воспользовался чем угодно, – гордо сказал Джон, – чтобы вернуть Ватикан на путь истины. – Он развернулся и быстро пошел вверх по лестнице, но почти сразу остановился, обернулся и спросил: – Вы потребовали от его святейшества, чтобы меня понизили в должности и осудили на послушничество, если окажется, что это не рай?
– Именно так, – подтвердил Феодосий. – И будь уверен, я лично прослежу, чтобы это было исполнено.
– Сначала докажите, что это не рай! – выкрикнул Джон. – А не докажете – то же самое будет с вами!
– Полагаю, что ты поменял нас ролями, – спокойно ответил кардинал. – Полагаю, это тебе, а не мне придется доказывать, что место, где побывала Мэри, – рай.
– Как же так вышло, ваше преосвященство, что рай стал вам так ненавистен?
– Ненавистен? Почему – ненавистен? Вовсе нет. Искренне надеюсь, что рай существует. Только не такой, о каком мечтал ты.
Джон резко повернулся и пошел вверх по лестнице не оглядываясь.
А слухи ползли и ползли…
«Видали? Кардинал Феодосий сидит на табуретке! Где это видано, чтобы кардинал на табуретке сидел? Я слышал, что это наказание, епитимья, что его святейшество наказал Феодосия и теперь он все время будет у всех на глазах на табуретке сидеть, точно вам говорю, не сойти мне с этого места!»
«А глухоман? Глухомана-то зачем принесло? Тут ему делать нечего! Нет, вы посмотрите, сидят рядышком, как закадычные дружки! Подумать только: кардинал, его преосвященство, и хищный зверюга. Ох-ох, не так тут все просто, помяните мое слово…»
Другие возражали: «Не забывай, это же тот самый глухоман, что принес Декера и Губерта домой, и никакой он не зверюга, он умеет разговаривать, я сам слышал. Он добрый».
«Принес домой! – всплескивали руками первые. – А что ему еще оставалось, подумай! Он же сам их, поди, и прикончил, как того молодого доктора!»
Слухи, слухи, слухи…
Ватикан начинал медленно сходить с ума.
Остановились все работы. Вокруг эспланады собирались толпы народа, но центральная часть площади оставалась пустой – почему-то, повинуясь какому-то неясному, необъяснимому инстинкту, все решили, что если что-то и произойдет, то именно здесь. Лестницу, спускавшуюся от базилики, заполнили роботы. Дровосеки, сборщики урожая, пастухи, стригали, операторы паровых котлов – все побросали работу и собрались здесь. Люди из поселка оставили домашние дела и взобрались на колокольню. Кому-то взбрело в голову раскачать колокола, поднялся трезвон – неритмичный, безумный, – он продолжался до тех пор, пока сам кардинал Феодосий не встал с табуретки и не взбежал по лестнице, чтобы отдать приказ прекратить это безобразие. Пришли даже некоторые из Слушателей, которые крайне редко показывались на люди, но тут и они не выдержали. Поспешно сформированная бригада техников, лишенная всякого руководства, водрузила на фасад базилики громадный видеоэкран и подсоединила его к одной из тех комнат, где Папа давал аудиенции. Через несколько минут на экране появилось бесстрастное, неподвижное лицо Папы. Он молча присоединился к ожидавшим.
Ничего не происходило. Шли часы, а ничего не происходило.
Постепенно шумевшая, гудящая и перешептывающаяся толпа умолкла. Все застыли в ожидании. Казалось, даже солнце в небе остановилось, прервав свой путь к закату. Напряжение росло с каждой минутой.