Я протянул бинокль Бену и указал на четыре дерева:
– Глянь левее.
– Эйза, – сказала Райла, – надо его заснять. Это же первый крупный хищник, которого мы встретили.
– Так возьми телеобъектив, – посоветовал я. – Он и отсюда добьет.
– Уже взяла, но изображение страшно размытое. По крайней мере, в видоискателе. Наверное, и на пленке тоже. Чтобы заинтересовать ребят из «Сафари», нужны четкая картинка и крупный план.
– Давай подберемся ближе, – сказал я. – Да, он далеко, но почему бы не попробовать…
– Уходит, паршивец, – сообщил Бен. – На ту сторону холма. Причем быстро. Наверное, добычу засек.
– Черт, – огорчилась Райла, – это все ваша пристрелка. Динозавра мне спугнули!
– Не сказал бы, что он испугался, – возразил я. – Сидел себе на месте. Да и вряд ли он слышал выстрелы: далеко же.
– Но мне нужен кто-то крупный! – настаивала Райла.
– Найдем, найдем тебе крупного, – пообещал я.
– Мелких тут полно, – продолжила она. – Целые стайки струтиомимов и прочей мелюзги размером с индейку, несколько анкилозавров, какие-то рогатые малыши, всевозможные ящерицы, у реки – большие черепахи, но кому они нужны? Сколько-то летающих рептилий – наверное, это птерозавры, – и еще птицы, но ничего по-настоящему зрелищного.
– Не вижу смысла гоняться за этим гигантом, – сказал Бен. – Слишком уж быстро он умотал, будто знал, куда идет. Когда доберемся до холма, его и след простынет. Нет, прогуляться-то можно, если оно вам надо. Главное, не слишком далеко. Дело к вечеру идет, и хотелось бы вернуться в лагерь до темноты.
– Ночью оно, пожалуй, безопаснее, – объяснил я. – Вряд ли рептилии сохранят активность после заката. Они же холоднокровные. По идее, должны впадать в летаргию из-за узкого диапазона температурной толерантности. В полдень, когда жарко, они прячутся, а ночью, когда холодно, сидят на месте.
– Ты, наверное, прав, – сказал Бен. – Даже не наверное, а несомненно, ведь ты ученый, но лично мне комфортнее ночевать в лагере, у яркого костра.
– Нельзя утверждать, что по ночам динозавры не двигаются, – добавила Райла. – Во-первых, мы не можем быть уверены, что с заходом солнца сильно похолодает. А во-вторых, существуют доказательства против холоднокровности, и некоторые палеонтологи утверждают, что на самом деле динозавры были теплокровными.
Насчет доказательств она, разумеется, была права: я читал некоторые работы, но меня они не впечатлили, хотя об этом я решил умолчать. Как видно, Райла придерживалась другого мнения, и сейчас было не время вступать в академические споры.
С севера донесся чей-то рев.
Мы застыли и прислушались. Звук не становился ни громче, ни тише. Кто-то размеренно порыкивал, оставаясь на месте. Весь мир умолк, и в промежутках между рыками я совершенно ничего не слышал. До этого я не улавливал фоновый шум – негромкую гоготню, хрюканье, мириады всевозможных вспискиваний, – но теперь заметил его отсутствие.
– Не наш ли это приятель по ту сторону холма? – спросил Бен.
– Может, он, – ответила Райла. – А может, и не он. Не знала, что динозавры способны рычать.
– Никто не знал. До сих пор считалось, что они молчаливые создания. Зато теперь мы выяснили, что они довольно шумные.
– Забраться бы на холм, – предложил Бен. – На самую верхушку, чтобы увидеть этого крикуна.
На холм мы забрались, но крикуна не увидели. Когда оказались на вершине, он уже перестал порыкивать. Мы повозились с биноклем, но так и не заметили зверя, способного издать подобные звуки.
Зато взбудоражили массу живности. Повсюду носились стайки струтиомимов – точь-в-точь ощипанные куры, разве что шестифутовые. На крошечной лужайке копалось стадо миниатюрных рогатых монстров – наверное, в поисках клубней и кореньев. Эти с поросячьим хрюканьем удрали в кусты. Из-под ног расползались змеи. Мы спугнули стаю птиц размером с куропатку или чуть больше, нелепых и неуклюжих, и эти забавные создания протестующе захлопали крыльями. Мне показалось, что перья у них растут снизу вверх, да и летать эти птицы толком не умели. Чуть дальше мы увидели нескольких игуанодонов, шестифутовых или около того. Предполагалось, что они гораздо крупнее, а если судить по окаменелостям, здесь вообще не могло быть этих обрюзгших тварей злобного вида. Когда они разевали пасть, я видел ряды превосходных зубов. Плотоядные – это как пить дать: травоядным такие зубы ни к чему.
Мы приблизились. Бен изготовился стрелять. Я последовал его примеру, но игуанодоны оставались невозмутимы. Какое-то время взирали на нас с сонным подозрением, а потом развернулись и убрели прочь.
До темноты камера не переставала жужжать. Райла отсняла множество катушек, делая паузы лишь для того, чтобы сменить пленку. Однако, если не считать игуанодонов, никого крупного нам не попалось.
По пути к лагерю Бен указал на небо:
– Гляньте!
Я увидел вдалеке стаю птиц, штук сто черных точек, летевших на восток. Навел на них бинокль и, хотя в окулярах птицы остались относительно маленькими, с полной уверенностью заявил:
– Птерозавры. Где-то рядом большая вода.
Когда мы повернули обратно, до заката оставалось около часа. На полпути мы встретили группу из шестерых струтиомимов. Завидев нас, они замерли и приготовились к бегству.
– Подержи-ка.
Бен сунул мне крупнокалиберное ружье и скинул с плеча охотничью винтовку. Струтиомимы уже дали деру и удалялись от нас размашистыми прыжками, слегка покачиваясь на бегу. Бен поднял оружие, прицелился, винтовка щелкнула сухо и зловеще, и один из бегущих динозавров сделал сальто, шлепнулся на спину и засучил в воздухе длинными и стройными лапами.
– Ужин, – усмехнулся Бен, закинул на плечо охотничью винтовку и потянулся за слонобоем. – Сняли?
– Сняла, – торжественно подтвердила Райла. – Все на пленке. Первый динозавр, погибший от пули.
– Да что вы говорите! – Бен усмехнулся шире прежнего.
Мы приблизились к туше. Бен прислонил к ней здоровенное ружье, выхватил из поясного чехла охотничий нож и велел мне:
– Тяни его за ногу.
Держа в одной руке ружье, другой я схватил убитого динозавра за лапу и потянул, а Бен сделал несколько хирургически точных надрезов вокруг ляжки, после чего сказал: «Сойдет», ухватился за нее обеими руками и резко крутанул. Лапа отделилась от туши, но все еще держалась на мышечных лоскутах. Дважды взмахнув ножом, Бен довершил начатое.
– Я понесу окорок, – сказал я, – а ты бери мое ружье.
– Могли бы и вторую ногу прихватить, – хмыкнул он, – но хватит нам одной. Не вижу смысла запасаться мясом. Только испортится.
– С чего ты решил, что оно съедобное? – спросил я.
– Не отравимся, – ответил он. – Если будет невкусно, выбросим и поджарим бекона.
– Ничего мы не выбросим, – сказала Райла. – Из этого окорока выйдет отличный ужин.
– Откуда такая уверенность? – спросил я.
– Ну… ты же не станешь спорить, что курятина нас вполне устраивает?
– Я, наверное, чего-то не понимаю, – сказал Бен, – но разве куры как-то связаны с динозаврами?
– Они близкие родственники. Самые близкие, если говорить о нашей эпохе. Прямые потомки, хотя с некоторой натяжкой.
Действительно с натяжкой, мысленно согласился я, но вслух ничего не сказал. В конце концов, отчасти Райла права. Раз уж я возложил свое мнение насчет теплокровности на жертвенный алтарь всеобщей гармонии, то и о курах, наверное, лучше помалкивать.
Выбрасывать мясо не пришлось. На вкус оно оказалось неплохим, чем-то напоминало телятину, но с оригинальным сладковатым привкусом, и мы наелись до отвала.
Покончив с готовкой, подкинули в огонь дровишек и сели у костра. Бен открыл бутылку виски и плеснул по паре капель в кофейные чашки.
– По чуть-чуть. Охотничий коктейль, чтобы погреть нутро и расслабиться.
Он раздал нам чашки, а бутылку предусмотрительно спрятал.
Мы потягивали кофе, и мир был прекрасен: уютный костер, отснятая пленка… Полный порядок. Даже говорить не хотелось: за целый день беготни мы слишком устали, чтобы разговаривать.
В подросте кто-то шуршал и попискивал.
– Млекопитающие, – сказала Райла. – Бедняжки-шуршунчики, весь день прятались от ящеров…
– Почему это «бедняжки»? – осведомился Бен. – Все у них будет хорошо. Динозавры вымрут, а шуршунчики останутся.
– Это как посмотреть, – ответила Райла.
– Так, пора на боковую. Первый караул с меня, – расщедрился Бен. – Эйза, разбужу тебя… – Он глянул на хронометр. – Проклятье! Показывает четыре часа. Ну да, конечно, наше время тут не годится. Ладно, разбужу, когда на часах будет восемь.
– Про меня не забудьте, – напомнила Райла.
– Вы лучше спите, – сказал Бен, – а мы с Эйзой посторожим лагерь.
Погода стояла славная, и ночевать решили не в палатках, а на свежем воздухе. Расправили спальники и улеглись. Довольно долго мне не спалось, хоть я и старался уснуть: завтра предстоял трудный день. Бен какое-то время сидел у костра, а потом взял тяжелое ружье и направился к опушке рощи, где продолжалась какая-то возня. Млекопитающих пискунов, подумал я, тут гораздо больше, чем можно представить.
– Эйза, ты спишь? – спросила Райла.
– Пока нет. А ты спи, – посоветовал я. – Набирайся сил.
Больше она ничего не сказала. Я же старался задремать и наконец преуспел в этом начинании, а потом, наверное, глубоко уснул, поскольку в следующий миг Бен уже тряс меня за плечо. Я отбросил одеяло, встал и спросил:
– Что-то не так?
– Все нормально, – ответил он. – Скоро рассвет.
– Засиделся ты в дозоре. Почему раньше не разбудил?
– Я бы не заснул, – сказал Бен. – Столько впечатлений! Но теперь усталость накатила. Может, и посплю. В твоем спальнике, если ты не против. Не вижу смысла раскатывать третий.
Он сбросил ботинки, залез в спальный мешок и накрылся одеялом, а я подошел к ярко пылавшему костру. Должно быть, Бен подбросил дров, прежде чем разбудить меня.
Ночь стихла: ни шорохов, ни попискиваний. Было темно, но в воздухе пахло скорым рассветом.