уда им нужно двигаться, они движутся в нужном направлении. Включившись на другой позади себя, они отталкиваются от него.
Аллен умолк и оглядел всех по очереди. Потом заговорил снова:
– Вот такие дела. Звучит совершенно безумно. И мне все время кажется, что это безумие. Мы говорим, чужаки. Это все совершенно нам чуждо. Но мне вот что спать не дает по ночам: если они настолько чужды нам в плане физическом – что в плане ментальном? Есть ли надежда, что мы сможем когда-нибудь понять их? Есть ли надежда, что они смогут когда-нибудь понять нас?
– Быть может, интеллектуальный разрыв не так велик, как физический, – сказал Портер. – Похоже, что они уже немало успели понять. Они каким-то образом усвоили очень многое из того, чего не надо делать. И до сих пор строго придерживаются основных правил человеческого поведения.
– Надеюсь, что вы правы, – сказал Аллен. – Очень надеюсь. – Он обратился к президенту: – Через пару недель мы, вероятно, будем знать больше. Может выясниться, что некоторые из наших сегодняшних представлений неверны. Может быть, нам придется изменить некоторые предположения. Может быть, мы натолкнемся на какие-то новые важные данные. Все, что нам известно сегодня, я вам в общих чертах изложил. Конечно, тут еще можно было распространяться до бесконечности, но вряд ли это имеет смысл. – Он поднялся с кресла. Потом, чуть поколебавшись, сказал: – Есть еще одно дело. Вероятно, не особо важное, но интересное. Помогает понять пришельцев. Вы, конечно, слышали о «сто первом».
Президент кивнул:
– Самый первый, кто приземлился в Лоун-Пайне. Кажется, сейчас он в Айове.
– Совершенно верно, – подтвердил Аллен. – Стережет поле, которое фермер только что вспахал. Фермер утверждает, что пришелец летал над полем взад-вперед, словно что-то сеял. Если кто-нибудь приближается, пришелец его отгоняет. Однако одному из наших наблюдателей удалось пробраться на поле, и его не прогнали. Он обнаружил, что пришелец посадил семена сосны. Раньше он удивлялся, что в отходах, которые выбрасывают пришельцы, проглотив дерево, практически не было семян. Теперь мы знаем почему. Пришельцы отделяют семена и намерены их высаживать.
– Вырастить сосны, с самого начала… – сказал президент. – Это много времени займет. «Сто первый» надолго выйдет из игры, если будет охранять свои посадки.
– Может быть, и нет, – возразил Аллен. – Наш наблюдатель обнаружил, что некоторые семена уже проросли. Специалисты-лесники говорят, что так быстро это произойти не могло. Мы полагаем, что «сто первый» каким-то образом обработал семена, чтобы ускорить процесс прорастания, а может быть, и последующего роста.
– Это ставит перед нами новую проблему, – сказал Уайтсайд. – Сотни, может быть, тысячи пришельцев начнут захватывать поля, засевать их и сгонять законных владельцев. Фермеры этого не потерпят.
– Вы знаете, – сказал президент, – поначалу у меня пришельцы вызывали какую-то тошноту, вроде морской болезни. Наверное, отчасти, а может быть, и целиком это потому, что я, по сути, сугубо политическое животное. Так устроен. Все мои нервные окончания функционируют политически. Я вздрагиваю при каждой угрозе. Я и сейчас чувствую, что стоит мне допустить какую-нибудь ошибку – и история с пришельцами политически меня убьет. Но чем дальше, тем больше мне кажется, что мы с ними, с пришельцами, можем ужиться. Кажется, что они мыслят, как мы. Если бы только нам удалось войти в контакт с ними, я уверен, можно было бы достичь взаимопонимания. И тот факт, что «сто первый» сажает сосны, подтверждает мое впечатление. Раз он сеет, значит они одобряют сельское хозяйство и сохранение ресурсов. В этом плане их мышление тоже параллельно нашему.
Аллен хотел что-то сказать, но заколебался.
– Вы хотели что-то сказать, – заметил президент.
– Верно, – согласился Аллен. – Но я подумал, стоит ли, однако не нашел причин, почему бы не стоило. Быть может, это и несущественно, но меня заинтриговало. Вы помните, что первый пришелец, опустившись в Лоун-Пайне, сел на машину и раздавил ее?
– Помню. Слава богу, в машине никого не было. Мы думали, что стало с хозяином, почему он – или она – не объявился?
– Совершенно верно, – подтвердил Аллен. – Если помните, мы забрали машину.
– И это помню, – сказал президент.
– Ну так теперь мы знаем хозяина. По номерному знаку. Хозяин машины – молодой человек, студент лесоустроительного факультета Миннесотского университета. Его зовут Джерри Конклин. Через несколько дней после инцидента он снова появился в Миннесоте. Насколько нам известно, он никому не сказал о потере машины. Он даже заявления не подал в страховую компанию. Какое-то время он вел себя обычно, насколько нам известно, но теперь, когда мы узнали о нем, он исчез. ФБР его разыскивает.
– Что вы надеетесь узнать, когда найдете его? – спросил Уайтсайд.
– Понятия не имею. Но согласитесь, его реакция кажется несколько странной. Должна быть какая-то причина, почему он ничего не сказал. И странно, что он не заполнил страховое заявление. Он даже не поинтересовался, кто забрал его машину. Я не могу избавиться от ощущения, что он может знать нечто такое, что было бы нам полезно.
– Когда найдете его, – сказал президент, – а я не сомневаюсь, что найдете, – вы с ним полегче. По-моему, то, что он не хотел рассказывать, – не преступление.
Миннеаполис
Телефон разрывался. Не успев закрыть за собой дверь квартиры, Кэти с порога бросилась к нему:
– Джерри, это ты? Ты где? Ты так взволнован – или расстроен… Что с тобой? В чем дело?
– Я ищу тебя уже сто лет! – сказал Джерри. – Домой звонил, на работу звонил… В редакции мне сказали, что ты в Лоун-Пайне, я давай туда звонить, там говорят, что уже уехала…
– Я только что вернулась. Прямо сейчас из аэропорта. Ты в городе? Тебя плохо слышно, и какой-то шум на линии.
– Я в Айове. В местечке под названием Дикс-Лэндинг. Это на Миссисипи, напротив так называемых Уиннишикских долин. Слышала когда-нибудь?
– Дикс-Лэндинг точно не слышала. Уиннишик – вроде когда-то попадалось на слух, кто-то говорил. Но что ты там…
– Кэти, я был на той ферме в Айове. Я разговаривал со «сто первым». Он снова меня забирал внутрь…
– Она тебя запомнила?
– Наверное. Мы по-настоящему не разговаривали. Но он мне сказал. Показал. И у меня было впечатление, что это важно. Но для кого важно – для нас или для «сто первого» и остальных пришельцев, – тут я не уверен, не знаю.
– А при чем тут Дикс-Лэндинг? И Уиннишик?
– Он сказал мне, где это. Показал, куда надо ехать. Я не знаю, что здесь. То есть на самом деле, конечно, знаю, хотя бы частично. Здесь есть такое место – Гусиный остров. Там на острове три пришельца. Но я не знаю, почему это важно. Знаю только, что важно. Это мне «сто первый» внушил. Что я должен попасть туда. Я хочу, чтобы ты была со мной, Кэти. Если здесь что-то важное, надо, чтобы ты была в курсе с самого начала. Ты же с самого начала во всей этой истории с пришельцами.
– О’кей, – сказала Кэти. – Я выезжаю тотчас же. Расскажи, как добираться до этого Дикого Лэндинга. Я буду через несколько часов.
Миннеаполис
Четверо суток они просидели на полосе, и наконец бдение кончилось. «Любящие» – те, что прорвались на летное поле, когда туда приземлился пришелец, – стояли молча, потрясенные, и смотрели, как он медленно поднимается и уплывает в небо.
– Ничего у нас не вышло, – сказал один из них, худой юноша с длинными волосами и лицом аскета.
– Нет, получилось, – возразила тоненькая девушка, стоявшая рядом с ним. – Он почувствовал нашу любовь. Я знаю, он почувствовал.
– Но он не подал никакого знака. Он нас не взял. Других брали…
Охранник, один из тех, кто стоял в оцеплении вокруг пришельца, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Все, ребята. Давайте расходиться, все кончилось. Почему бы вам не пойти по домам?
– Потому что мы и так дома, – торжественно ответил юный аскет. – Земля – наш дом. Вселенная – наш дом.
– Не понимаю я этих чудаков, – сказал охранник своему товарищу. – А ты понимаешь? Это ж надо – просидеть здесь столько дней с дурацкими мордами!..
– Нет, – ответил другой. – Я тоже не понимаю. Да и не старался понять.
– Ну ладно, братцы, давайте расходиться, – обратился первый к компании «Любящих». – Спектакль окончен, ребята. Вам тут больше делать нечего.
Толпа начала понемногу рассасываться, люди медленно брели к выходу с летного поля.
– Не надо было их сюда пускать, – сказал второй охранник. – Это против всех правил. Кого-нибудь и убить могло.
– Да нет, никакой опасности не было, – ответил первый. – Полоса была закрыта. А если бы их не пустили, нам пришлось бы с ними воевать все эти дни. Мы бы их отсюда, а они сюда. Комиссия правильно решила: так оно спокойнее. Надо отдать должное этим чудакам: как только их сюда пустили, они вели себя очень пристойно. Никаких хлопот с ними не было.
– Они были заняты, – сказал второй. – Они ж его любили, понимаешь ты это? Демонстрировали ему свою любовь. Ты когда-нибудь видел такую дурость?
Тем временем пришелец превратился уже в крошечную точку на западном горизонте…
В редакции новостей «Трибьюн» Гоулд положил телефонную трубку.
– Тот, что на двенадцатой автостраде, тоже снялся, – сказал он Гаррисону. – Поднялся и улетел примерно в то же самое время, что и тот, из аэропорта.
– Как по сигналу, – усмехнулся Гаррисон. – Интересно, что они затеяли?
– Начинается вторая фаза, – сказал Гоулд.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, первая фаза была, когда они прилетели и начали с нами знакомиться. Теперь это уже позади. Теперь будет что-нибудь новенькое.
– С чего ты взял?
– Не знаю, Джонни. Так, размышляю…
– А может быть, они закончили здесь свои дела и собираются куда-нибудь дальше? Может, поднимаются в космос, снова строятся и собираются лететь в дальние края? И мы их никогда больше не увидим.