месте. Но люди там есть, это точно, и немало. Но с людьми по работе я там никогда не сталкивался. Дела у меня только с роботами и лишь тогда, когда они сами желают меня видеть. Проект «Ватикан» – штуковина исключительно грандиозная. За пределами Харизмы мало кто знает, что там к чему. Ходят слухи, что роботы пытаются создать непогрешимого Папу – электронного, компьютерного Папу. Выходит, что Проект представляет собой что-то вроде продолжения христианства, древней земной религии.
– Мы знаем, что такое христианство, – сказала Джилл. – И сейчас на свете много христиан – может быть, даже больше, чем когда-либо. Правда, наверное, сейчас христианство не так важно, как до завоевания космоса. Но это опять-таки относительно. Религия не стала менее значительной, просто рядом с ней возникло множество других верований, ныне существующих в Галактике. Просто удивительно, до чего универсальна вера! Самые противные инопланетяне во что-то верят.
– Не все, – заметил капитан. – Далеко не все. Я бывал в местах, сплошь населенных чужаками, на планетах, где никто сроду не задумывался ни о религии, ни о вере. И должен честно сказать, хуже они от этого не стали. Иногда даже лучше.
– Создание Папы… странная цель, – задумчиво проговорил Теннисон. – Интересно, откуда у роботов эта идея и какого результата они ожидают?
– О роботах, – сказал капитан, – никогда нельзя сказать что, зачем и почему. Они разные. Поболтаетесь в космосе с мое, так вообще перестанете удивляться чему-либо и интересоваться, чего они от чего ожидают. Никто из чужаков и роботов не думает так, как мы. Чужаки – стадо мерзких ублюдков. Даже роботы по сравнению с ними – больше люди.
– А так и должно быть, – вмешалась Джилл. – Это же мы их придумали. Никто больше до такого не додумался. Кое-кто обязательно скажет, что роботы – наши преемники, нечто вроде продолжения рода человеческого.
– Не могу не согласиться, – кивнул капитан. – Какими бы занудами они ни были, временами, как я уже сказал, они приятнее любого из чужаков.
– Да, не жалуете вы инопланетян, – усмехнулся Теннисон.
– Разве это удивительно? А вы их разве обожаете?
– И все-таки вы их возите на своем корабле. Даже в качестве членов команды.
– Только потому, что не могу набрать людей. Я же вам говорил: здесь, на задворках Галактики, людей по пальцам сосчитать можно.
– И единственный рейс – Гастра – Харизма? Не скучно?
– Ну кто-то же должен этим заниматься, – пожал плечами капитан. – А мне за это неплохо платят. Да, я вожу их, но никто не сказал, что я обязан иметь с ними что-то общее. И вообще, что это мы переливаем из пустого в порожнее? Главное то, что мы, люди, должны держаться вместе. А то, не ровен час, они возьмут да и одолеют нас.
Теннисон внимательно, пристально разглядывал капитана. Ничего особенного. Не фанатик. Неопределенного возраста – ни молодой, ни старый. Чувства юмора ему явно недоставало, все разговоры только о деле.
«Странный человек, – думал Теннисон. – Один из тех людей с изломанной психикой, которые часто встречаются в такой глуши. Скорее всего, холостяк. Одиночка. Столько лет подряд возит чужаков на Харизму, и за эти годы одиночества его тяга к людям и отвращение к своим пассажирам вросли в его суть, стали второй натурой».
– Расскажите нам, пожалуйста, о планете, – попросила Джилл. – Мы немного говорили о ней, как только я попала к вам на корабль, но вы так и не рассказали мне подробно о Харизме. Это аграрная планета или…
– Не аграрная, – ответил капитан. – На территории Проекта есть кое-какие сады и поля, где трудятся роботы, чтобы снабжать продуктами своих биологических собратьев. Но за пределами этой территории – сущая глухомань: пустоши, леса – нетронутая, девственная земля, такая, какой она была до начала эксплуатации планеты. Землю там не обрабатывали – рук не хватало. Единственным человеком, проживающим за территорией Проекта, насколько я знаю, является некий Томас Декер. Декер – человек загадочный. Живет отшельником в своей хижине, возится на клочке земли.
– Вы с ним дружите?
– Не сказал бы. С ним не очень-то подружишься. У нас с ним маленький бизнес. Когда я прилетаю, он почти всегда приносит мне немного полудрагоценных камней. Аквамарины, там, аметисты, топазы, гранаты… Ничего особо ценного и редкого. Иногда попадаются низкопробные опалы. Как-то раз принес немного изумрудов, и мы оба неплохо заработали. В общем, большого дохода это не приносит. У меня почему-то такое чувство, что он это не ради денег делает, хотя я могу и ошибаться. Говорю вам – загадочный человек. Никто про него толком ничего не знает, хотя он там уже давно живет. Похоже, он и камни-то разыскивает только ради удовольствия. Камни, которые он мне приносит, я переправляю одному знакомому скупщику на Гастре. Мне он платит десять процентов.
– И где же Декер добывает камни? – поинтересовался Теннисон.
– Где-то в лесах. Ходит в горы, ищет в ручьях, перемывает породу.
– Вот вы утверждаете, будто он делает это не ради денег, – сказала Джилл. – А для чего тогда?
– Трудно сказать, – пожал плечами капитан. – Может, просто ради того, чтобы что-то делать, – нечто вроде хобби. Но я вам не все сказал. Лучшие камни он оставляет себе. Некоторые из них обрабатывает. У него есть один потрясающий жадеит – чистейшей воды. Он один стоит целое состояние. Он его отлично обработал. Но не желает с ним расставаться ни за какие коврижки. Заявил, что камень не его, не ему принадлежит.
– А чей же он может быть?
Капитан покачал головой:
– Понятия не имею. Может, и никому. Просто у него такая манера разговаривать. Одному Богу известно, что у него на уме. Он очень странный – самолюбивый, замкнутый, старомодный какой-то, будто из другого времени, не из нашего. Самое смешное, что я, убей бог, не смогу вам объяснить толком, отчего у меня сложилось такое впечатление. Не то чтобы он что-то такое необычное делал, как-то не так вел себя или как-то не так говорил, просто у меня такое ощущение. Вот я говорю вам, что он странный, даже перечисляю кое-какие из его странностей, но из чего они следуют… – Капитан развел руками.
– Похоже, вы все-таки близкие друзья. То есть вы много о нем знаете.
– Нет, не друзья. У него нет близких друзей. Он человек очень симпатичный во многом, но на Харизме он ни с кем не общается. Не могу и не хочу сказать, что он всех презирает, или ненавидит, или избегает, но общения явно не жаждет. Я ни разу не встречал его в баре Дома Людей, в поселке он появляется крайне редко. У него есть полуразвалившийся автомобиль, жуткая колымага – как он только ухитряется на ней ездить, я все время поражаюсь. Купил эту развалюху у кого-то в поселке. Ездит на ней куда-то, всегда один. Когда отправляется за камнями, машиной не пользуется. Пешком ходит. Как будто ему ничего на свете не нужно, кроме одного – бродить в одиночку по лесам и сидеть бобылем в своей хижине. А в хижине я у него однажды удосужился побывать – вот тогда-то я убедился в его мастерстве ювелира. Он меня, правда, не приглашал, я сам явился, но он вроде бы даже рад был моему приходу. Был вполне гостеприимен. Посидели у очага, поболтали о том о сем, но мне порой казалось, что он где-то далеко, в каком-то другом пространстве, и что он забыл о моем присутствии. Вроде бы говорил со мной, а сам в то же время слушал еще кого-то и с кем-то еще говорил. И опять-таки не могу вам ни объяснить, как это происходило, ни доказать. Когда я уходил, он сказал, что был рад моему приходу, но еще раз зайти не пригласил, и я больше у него не был. Сильно сомневаюсь, что решусь еще зайти к нему.
– Вот вы сказали, – напомнил Теннисон, – что он не бывает в баре Дома Людей. А другие любят там собираться?
– Ну конечно, – ответил капитан. – У чужаков, наверное, есть другие места, но люди собираются именно там. И ни один чужак, смею вас уверить, туда не сунется.
– А люди из Ватикана ходят туда?
– Из Ватикана? Вообще, я как-то внимания не обращал. Дайте припомнить… Пожалуй, нет… Нет, не ходят. Они не слишком разгуливают, эти, из Ватикана, – и люди, и роботы. Такое впечатление, что они не очень-то общаются с людьми из поселка. Их немного в Ватикане, и они все держатся вместе. У большинства людей из поселка работа так или иначе связана с Ватиканом – может, и не штатная, но там все вертится вокруг Ватикана. Если уж на то пошло, то можно сказать, что Харизма и есть Ватикан. В поселке живут несколько чужаков. Они общаются с паломниками. А паломники – практически все до единого – инопланетяне. И мне не приходилось возить ни одного паломника-человека. Да и вообще люди туда почти не летают. В прошлый раз был один пассажир-человек, но он не был паломником. Он был врачом. Похоже, в последнее время мне везет на врачей.
– Не совсем понял, – прищурился Теннисон.
– Ну, тот, предыдущий доктор, он летел на работу в Ватикан. Фамилия его была Андерсон, молодой парень, нахальный такой, щеголь. Со мной не слишком церемонился, но я старался с ним не ссориться. Он мне не очень нравился, но я старался быть с ним вежливым, благо он обременял меня недолго. Он должен был сменить старого дока – Истон была его фамилия, он много лет работал в Ватикане, людей лечил, естественно. Роботам доктора ни к чему, это понятно. А может, у них тоже есть кто-то вроде врача, я не знаю. В общем, Истон помер, и Андерсон летел, чтобы занять его место, поскольку больше докторов в Ватикане не осталось. Ватикан еще до смерти Истона несколько лет подряд искал врача, роботы же понимали, что Истон – человек немолодой, долго не протянет. А соблазнить работой на Харизме врача, да и вообще кого бы то ни было, трудновато. Но как бы то ни было, где-то нашли этого молокососа, и через несколько месяцев после смерти старого дока я его доставил в Ватикан и теперь страшно рад, что избавился от него. Так что считайте, что это единственный сотрудник Ватикана, летавший когда-либо на моем корабле. Они вообще не летают – ни туда, ни обратно.
– Все-таки интересно, – задумчиво проговорила Джилл, – что все паломники – инопланетяне. Ведь, судя по всему, этот Ватикан должен быть сориентирован на человеческие представления о религии. Заправляют там роботы, а они по большому счету – суррогатные люди. Ну и терминология сама – «Ватикан», «Папа». Это же напрямую взято с Земли. Может быть, все-таки это действительно нечто вроде искаженного христианства?