— Я заметила. Очень интересно получается — ты был глуп, потому что не мог контролировать свою силу? А теперь, когда…
— Не уводи разговор в сторону. Ты передала сверток, который от меня получила?
— А что там было?
— То есть ты даже не полюбопытствовала? На тебя не похоже.
— У меня были другие дела, — покраснела я. — Все навалилось кучей, только успевай разгребать. Так что?
— А вот не скажу! — развеселился Иван. — Хороша ложка к обеду.
— Ах ты! — Разозлившись, я отвесила недорослю затрещину. Он перехватил мою руку, занесенную для повторного удара, и поцеловал ладонь.
— Ну все, все, донья Лутеция Ягг. Пошли в шатер, спросим у Дракона, для какой надобности он свою драгоценную шкуру продырявить позволил.
Я рассеянно поднялась с камня.
— А еще мне любопытно, откуда здесь хинский маг появился. Это тоже спросим.
— Я тебе сам ответить могу. Черепаха — официальный императорский посол. Поговаривают, император собирается твоего Дракона на своей внучатой племяннице женить, магичке хинской. Дедушка с этим поручением в Романию и отправился, а как князя самого там не застал…
— Но ведь…
— Дедушка говорит, чтоб ты не кручинилась, хинская дева согласна и второй женой быть. Не пыхти, я шучу. Все-все! Больше не буду! Ай, я уже совсем грустный!
Но от моей карающей длани недоросль все равно увернуться не успел. Ладонь звонко шлепнула Ивана по спине, и я охнула от боли.
— Знаешь, что мне во всей этой истории с новым Источником покоя не дает? — негромко проговорила я, когда мы с Ванечкой уже поднимались по косогору. — Покровитель-то мой ни разу не маг, вот ни на столечко. Так зачем ему понадобилась «Мать четырех ветров»?
— Скоро мы обо всем узнаем. Если верить гороскопам Цая да тем сведениям, что мне собрать удалось, через десять дней все и решится.
— А что там у нас грядет?
— Праздник Урожая. Кажется, в этом году он будет незабываемым.
И мы пошли дальше. Я опиралась на руку Ивана, опасаясь оступиться на крутом подъеме.
— А дедушка-то наш просто кладезь премудрости, — не выдержал Ваня долгого молчания. — Он такие интересные вещи мне поведал. Слушай, Лутонь, а у тебя подруженции какой одинокой нет? Такой, чтоб не совсем уродина, но и не записная красавица. Мне несколько Цаевых теорий проверить надобно.
— Нечего у меня одалживаться, — фыркнула я. — Или своих заведи, или в веселый дом отправляйся. Думаю, твое стремление к познанию там всячески поддержат.
Вот так вот фривольно беседуя, мы и вернулись к шатру.
— Вань, мне еще одна вещь покоя не дает, — протянула я задумчиво. — Что связывает тебя с Бланкой? Ведь донья дель Соль меня к человеку с зеленым фонарем направила, именно ей я потом сверток передала.
— Много будешь знать… — ответил недоросль, но мысль свою не закончил.
Полог шатра трепетал на ветру, будто приглашая нас побыстрее войти внутрь.
Обнаженный Влад находился там же, где я его оставила, — лежал на замаранном кровью хинском шелке. Я бросила туда встревоженный взгляд.
— А вот и наши заговорщики, — хихикнул Черепаха, скрючившийся на полу возле низкого столика. — Нальешь мне чаю, девушка?
— Всенепременно.
Я приблизилась к лежанке, борясь с желанием прикоснуться к острым скулам и запекшимся губам спящего.
— Поторопись, — не отставал Цай. — Мне хотелось бы утолить жажду до прибытия новой гостьи.
В далекой и давней мохнатовской юности бабуля учила меня, что для хинян чаепития являются очень важным элементом уклада. Если старик просит меня о такой услуге, значит, он, во-первых, хочет, чтоб я оказала ему уважение, а во-вторых, оказывает это самое уважение мне. Или просто-напросто проверяет, на что я способна. Сложным обрядам хинского чаепития люди годами учатся. Это вам не розовое элорийское из горлышка хлебать. Однако лицом в грязь ударить ох как не хотелось.
Я приблизилась к жаровенке, над которой бухтело ароматное хинское зелье, и взяла в руку глиняный черпачок. Ополоснула крошечную чашечку, затем чайник, стоявший рядом на столике.
— Поясни свои движения, красавица, — попросил Цай, не отводя от меня взгляда узких черных глаз.
Точно, проверку мне устраивает.
Тонкая струйка кипятка полилась из носика точно в чашку. Для того чтоб соблюсти нужное расстояние, мне пришлось привстать на цыпочки. В конце концов, Иравари всегда говорила, что форма обряда превалирует над содержанием, а также о том, что при любых сомнениях лучше напускать на себя самый уверенный вид.
— Я посвящаю эти действия всем четырем стихиям, мэтр. Чай олицетворяет воду, сосуд, в который он попадает, — землю, истосковавшуюся без живительной влаги, а ветер ласкает воду, изливающуюся с небес.
Маг кивнул, по его лицу мало что можно было уразуметь, но кажется, мое толкование пришлось ему по нраву.
— А чем же ты изобразишь огонь?
Ёжкин кот, мне казалось, что огня от жаровни должно хватить… Соврать что-то про горящее сердце? Нет, символ должен быть простым и понятным. Вот была бы у меня дохлая саламандра — символ дома Фуэго или…
Я осторожно поставила на стол опустевший чайничек, левая рука скользнула в рукав.
— Я изображу огонь огнем. — И я торжественно раздавила над чашечкой слюдяной шарик, полученный в подарок от Зигфрида. Вещица была копеечная, но в хозяйстве иногда незаменимая. Жидкое пламя разлилось по поверхности чая, порозовело, вспыхнуло и, наконец, погасло.
— Очень красиво, — похвалил меня Цай. — Пить, конечно, это абсолютно невозможно, но ты с честью выдержала испытание.
Старик отодвинул мое подношение и отправился к жаровенке, хозяйничать самостоятельно. Я вежливо отхлебнула предложенное зелье и даже не поморщилась. В это время дня, впрочем, как и в любое другое, я предпочитала каффа, но хиняне напиток сей не жаловали. Поэтому я любовалась маслянистыми переливами жидкости в сосуде и сущностей не умножала. Ваня же пил с удовольствием, отдуваясь и покряхтывая.
— А Дракон наш как? Долго еще спать будет?
— Сие уже не от нас с тобой, богатырь, зависит. Давай-ка, дева, разоблачайся. Будем пояс твой варварский осматривать, — отставил в сторону чашечку хинянин.
— Мне казалось, мы гостей ждем, — даже не пошевелилась я.
Оживление, которое демонстрировал Ваня, мне совершенно не понравилось.
— Не гостей — гостью, — поправил дед.
Горячий ветер ворвался в прохладу шатра вместе с растрепанной Агнешкой.
— Мир этому дому, — чинно поклонилась водяница. — Потрудиться пришлось, пока я вас отыскала, уважаемый Цай.
Тот благосклонно кивнул.
— А вот и донья Брошкешевич, именно так мне вас и описывали. — И повернулся к Ивану: — А ты, богатырь, сходи к морю, проветрись, ракушек нам принеси.
— Это еще зачем?
— Просто уйди! — раздраженно бросила я. — Или при тебе раздеваться прикажешь?
— Подумаешь! — бормотал недоросль. — Можно подумать, ты как-то по-другому там устроена. Можно подумать, от твоей красоты неземной в руках себя не удержу. Прям наброшусь на твои прелести при всей честной компании. Что я, с бабами в баню, что ли, не ходил? Что я…
Бубнеж отдалялся, пока совсем не затих.
Я дернула шнуровку платья, но Цай остановил меня движением руки и обратился к Агнешке:
— Вы осмотрели алькальда, донья?
Княжна смущенно порозовела. Но ответила твердо:
— Да! Дон ди Сааведра чист, на его теле я не обнаружила ни меток, ни свежих порезов.
— Шрамы?
— Несколько, но уже очень старые, полностью затянувшиеся.
— То есть вы с уверенностью можете сказать…
— Да, мэтр. Конечно, мои познания в области одержимости не сравнимы с вашими, но дон ди Сааведра, по моему мнению…
— Ты с ним любовью занималась, что ли? — воскликнула я, прерывая такую познавательную беседу. — Ты делала это только для того, чтобы тело его осмотреть? Других способов не нашлось?
Агнешка спокойно встретила мой взгляд.
— Например, каких? В баню его отвести? Так в Элории это не принято, ваши рутенские совместные купания считаются здесь лишь еще одним способом удовлетворить похоть.
Я сжала губы куриной гузкой.
— А в постель к постороннему мужику прыгнуть — это дело благородное и одухотворенное?
Еще минута, и мы с княжной вцепились бы друг другу в волосы. Даже воздух между нами звенел и вибрировал от бабьей злобы. Цай захихикал.
— В моей родной деревне говорят: «В один рот невозможно засунуть обе ложки».
— Дело не в ревности! — возразила я. — Если бы донья Брошкешевич хоть что-то к алькальду испытывала, хоть капельку расположения! А так… Ну неправильно ведь это!
— Думай что тебе угодно, — пожала плечами водяница. — Раздевайся уже, ревнительница морали.
— Без тебя обойдусь! — оттолкнула я ее руки.
Агнешка оказалась неожиданно сильной, поэтому платье с меня слетело в мгновение ока. Цай приблизился, спрятал в просторный рукав свой веер и приступил к осмотру.
— Во-первых, — зло шептала водяница, придерживающая меня за плечи, — мне Альфонсо нравится. По-настоящему нравится. А во-вторых, можешь не дуться, между нами ничего не было.
— Верь в это, птица, — добродушно проворковал хинянин. — Я могу ошибаться в порывах женского сердца, но твоя осторожная подруга не стала бы растрачивать свою магию перед решающей битвой. Для адепта силы любить простого человека — это только отдавать.
Мне стало обидно за алькальда.
— Получается, раз мужчина не маг вовсе, то он и страсти нежной недостоин? Несправедливость какая!
— Почему она плачет? — осторожно спросила Агнешка у хинянина. — С ней все в порядке?
Я всхлипнула.
— Глаза бы мои вас всех не видели!
— Смена настроений от бурного восторга до черного отчаяния, бледность, неровный пульс, — бормотал маг, — сухость покровов… — Цепкие пальцы пробежались по коже головы под волосами. — Пояс нарушил циркуляцию жизненных потоков, а это очень плохо.
— Ты можешь подобрать ключ к этому замку? — раздался хриплый голос Влада.
Князь, видимо уже давненько пришедший в себя, поднялся с лежанки и приблизился ко мне. Я ощутила такой бурный восторг, что в груди стало горячо и больно.