– А ты думаешь, что душа батюшки за мной… – Иван посмотрел на брата, обнял его, бессловесного за плечи и поправился. – …За нами готова всегда наблюдать?.. За нами уже наблюдает из царствия Небесного?..
– Конечно, дорогой… Из царствия Небесного… Твой батюшка все же был светлый человек… Потому…
Матушка понизила голос почти до шепота и подняла руку вверх, указывая на потолок, понимай, небеса. Она говорила со слезами на глазах с таким чувством, убеждением, с такой верой в свои слова, что Иван оторопел, не знал куда глаза деть, отводил их в сторону, наверх. Почему-то Иван подумал, что если матушка батюшку на небеса, в царствие Небесное определила то, как ее, матушку, Ивану не определить – случись что… Он тяжело вздохнул и спросил о том, о чем давно хотел спросить матушку, но не решался, не хватало духу.
– А почему, матушка, поминки справляли по батюшке на сороковой день?.. Я запомнил их…
Елена вздрогнула… Основным обвинением против нее всех враждующих между собой боярских партий было то, что правительница приблизила к себе фаворита-любовника раньше положенных сорока дней памяти о покойном государе Василии. Мол, раньше брак ее с государем был блудом, с точки зрения заволжских старцев-иноков, а теперь открытая связь с князем Овчиной до сороковин гораздо страшнее блуда, уже с точки зрения боярской. Елена закрыла глаза, из которых по щекам лились слезы тоски и отчаяния, и срывающимся голосом пояснила сыну, причинившим своим невинным вопросом страшную боль.
– Прежде чем душа твоего отца, государя-праведника Василия пойдет на определение в рай, она еще, дорогой сынок, сорок кругов ада и сорок мытарств проходит… Потому твой покойный отравленный батюшка еще сорок дней был в нашем доме… До девяти дней душа в теле покойного покоится, после девяти дней от тела отрывается и в стенах дома, где он умер, странствует и печалится, а потому уж в небеса на суд Господний…
Она хотела сказать сыну, что если уж государь никогда при жизни не осуждал жену, зная о ее разгорающейся любви к боярину Овчине, если уж он в течение этих сорока дней, до его сороковин, ничем не омрачил бурной любви возлюбленных Елены и Ивана, то не дело бояр-ненавистников осуждать правительницу Елена. «Чья б мычала, а боярская б теля молчала. – подумала она зло. – Рано еще Ивану объяснять про любовь его матери к конюшему, впрочем, может так статься – будет уже поздно… Пусть сам до всего сам дойдет своим умом…».
– Какая ты умница, матушка… Все знаешь… – Тихо произнес потрясенный новым пояснением матери о царствии Небесном. И более чем тоскливо стало на душе Ивана от одной только мысли, что вдруг сама матушка на пороге путешествия в это царствие. Он моментально захотел отбросить тягостные мысли о ее скорой кончине, перевести их в какое-нибудь другое русло, хотя бы ее незаурядного ума, таланта сказителя, знающего множество языков, того же греческого. Ведь та же «История» Герадота написана и напечатана на греческом языке.
Иван, чувствуя в горле слезы, шмыгнул носом и спросил:
– Матушка, а когда ты выучила греческий язык, чтобы читать в подлиннике Геродота?.. – Чувствуя некоторое замешательство матери, которой не просто сразу отойти от горестной темы кончины супруга и возвратиться на протоптанную тропку исторических тайн, попросил умоляющим голосом. – Расскажи, матушка, как еще маленькой девочкой до тебя дошло, что сожженный Гелон имеет прямое отношение к твоему родному городку Глинску…
Ей понадобился платок, чтобы отереть со щек струйки падавших слез… Она неторопливо вытерла щеки глаза, взглянула Ивану прямо в лицо и промолвила немного дрожащим от внутреннего напряжения голосом:
– Богу известно, как я люблю тебя, сынок, как я люблю вас, двух моих ненаглядных голубчиков, как страдаю оттого, что Юрий моих слов не слышит и ничего не понимает… А государь-отец твой, Иван, глядит сверху с небес на тебя и меня и знает он, что так как я люблю тебя, никого не любила и не смогу полюбить… Ты, родной, и его и мое продолжение, и тебе суждено – Господь даст – преуспеть в делах разумных государевых, чего не дано твоему несчастному брату… Значит, тебе, сынок, за двоих надо стараться – за себя и за брата неразумного, коли так решил наказать его мать Господь…
– Ну, что ты матушка… Разве можно так говорить… Господь каждому существу рад, любому нищему и юродивому… Вон, Николушка-юродивый – рад ему ведь Господь Бог… И Юрию радуется…
– Господь-то, может, радуется, да вот матери его не радостно… – сухо сказала Елена. – Ну, ладно, не ему, так тебе надо и греческий, и другие языки осваивать, чтобы к мудрости истории прикоснуться… Здесь ты можешь брать пример с твоей матушки… У нас, в доме князей Глинских с детства говорили на разных языках… Дядюшка Михаил, вообще, полиглотом слыл, на многих, если не на всех языках европейских разговаривал… Мне воспитание достойное обеспечил… Так что тебе, сын-государь, есть с кого в этом отношении пример брать… К десяти годам я и греческий, и другие языки знала… Между прочим, это три брата Глинских, отец Василий и его два брата, мне внушили мысль, что наш родовой городок Глинск не что иное как сожженный царем Дарием град Гелон – столица будинов и гелонов… Рассказать, напоследок – почему?.. Все таки уже поздно… Спать уже давно вам с Юрием пора…
– Расскажи, матушка… – захлопал в ладоши Иван, толкнул в бок Юрия, и тот тоже захлопал. – Еще отоспимся… А здесь такую тайну услышим… Откроем для себя нечто…
– Только занавесу приоткроешь, родной, этой тайны… – ласково сказала Елена, погладив Ивана по головке. – Все у тебя, сынок, впереди… Но я надеюсь на тебя, что ты сделаешь то, что мне не удастся уже…
– А разве тебе не удалось раскрыть историческую тайну Гелона?..
– Похоже, что нет сынок… Только контуры этой тайны обозначились… Ведь Глинск был отстроен полностью… Отец с дядями шутили когда-то – мол, отстравиваем сожженный персами Гелон… Красивый городок Глинск, но, понимаешь, Иван, чуда там не случилось… Церкви, монастыри какие-то там бесцветные, блеклые получались, паломников было – как кот наплакал… Священники в Глинске не задерживались, будто их ветром оттуда выдувало… Можно говорить о том, что латинская вера корни в Глинске пускала… Только ведь Гелон сожженный мог бы стать общим для исповедующих и латинскую, и греческую веру…
– А может, Глинск – это все же не Гелон? – спросил с блестящими возбужденными глазами Иван. – Что, матушка, указывало, что Глинск – это все же Гелон? Ведь должны быть вещи неопровержимые?..
Елена улыбнулась. В ее глазах уже не было слезинок – и от этого у Ивана радостно забилось сердце. «Слава Богу, решение тайн исторических прогоняет из матушкиных глаз слезы… Это славно… Пусть будет побольше исторически тайн, которые надо решать, чтобы матушка больше не плакала…»
Елена тряхнула головой и весело сказала:
– Придется тебе сынок и память напрячь… Ну-ка, вспомни отца истории… Был построен деревянный город Гелон, а длина каждой стены деревянной крепости – сколько стадий?
Иван без излишних раздумий не менее веселым голоском выдал точный вразумительный ответ:
– …Тридцать стадий, матушка…
– Вот и главная зацепка, за которую зацепились братья Глинские в своем родовом городе, доставшемся им от мурзы Лексада, внука Мамая, перешедшего служить в Литву к великому князю Витовту… Надо измерить длину рвов с останками деревянной крепости, а они ведь существовали с давних времен, были налицо, хотя и порушены пожаром, временем… И здесь тебе, Иван пригодятся основы математики, которые я тебе недавно преподала… Смотри, по сведениям Геродота, длина стен-рвов с каждой из четырех сторон Гелона – 30 стадий… Начинаем размышлять. Значительный периметр стен при длине, например, греческой ионийской стадии 210 метров дает общую длину стен в (30×4×210 = 25.2) двадцать пять с лишним километров. Причем общая площадь такого поселения составляет около 4000 гектар… Понимаешь, о чем я говорю? Периметр города больше двадцати пяти верст…
– Понимаю, матушка, выходит, Гелон – это очень большой город – раз его такие длинные стены окаймляли, и он на такой огромной площади возведен…
– Сложность исторической загадки усугубляется еще тем, что бывают стадии меньше и больше ионийской… Для ионийской стадии в 210 метров или даже больших длинах других стадий мы должны допустить огромную площадь территории Гелона, равной или большей 4000 га. Неподалеку от Глинска отец с дядями нашли рвы и останки так называемого «Бельского городища» на берегах Ворсклы…
– Князья Бельские имеют к нему какое-то отношение? – поморщившись, глухим грустным голосом спросил Иван.
– По созвучию их рода с местечком?.. Может быть… В Литве из владения были по соседству с родовыми землями Глинских… Впрочем, Бельское городище находилось всего в тридцати верстах от нашего родового городка с названием Глинск. Отец и дяди, найдя останки рвов и стен, настаивали на явном созвучии племени гелонов, построивших свой «греческий» город Гелон с нашим родовым Глинском. Отец и дяди измерили длину этого древнейшего городища с выдающимися крепостными валами около 26 километров или 26 верст.
– Значит, Гелон – это Глинск?
– Не торопись, сынок… Это только присказка, главная сказка будет впереди – поверь мне на слово…
– Верю, матушка…
– Хотя в истории опасно верить всему на слово… Надо еще все обдумать, обмозговать… – снова улыбнулась Елена, порадовав сына очаровательной улыбкой, от чего у него стало светлей на сердце. – Рассказам великих историков доверяй, но проверяй, вдруг они сами обманулись или их обманули… Ведь тот же Геродот получал свои сведения через пятьдесят лет после сожжения Гелона от своих наушников… Те могли исказить сведения или что перепутать… Да и тексты историков надобно читать внимательно, неоднократно, каждое слово на зубок пробовать… А здесь и перевести верно требуется и разобраться во всем… Каждое словечко на зубок, а каждую фразу на язычок – не горчит ли, не фальшивит…
– На зубок и на язычок, матушка?.. Вот это совет ты мне дала – век не забуду… Клянусь тебе…