Зимой 1538 года, когда вся Москва только и говорила о тяжкой болезни сильно сдавшей в последнее время правительницы Елены, когда слухи о том докатились до Тавриды и Казани, боярина Бельского вызвали во дворец к хану Саип-Гирею. Хан в присутствии татарских и иудейских советников потребовал от Бельского устранения матери-правительницы и сына-государя, устройства на московском престоле новой династической смуты, чтобы в самое ближайшее время ударить по ослабленной раздорами Москве объединенными силами Тавриды, Турции и Казани.
– И тебе найдется место, князь Семен, место полководца во главе неукротимой татаро-турецкой лавины… – заключил хан. – Только сейчас тебе, князь надо отличиться на тайном поприще… Слыхал… – Саип-Гирей перевел взгляд на иудея Моисей. – правительница Елена уже при смерти… Значит, ты и в тайных делах мастак…
– Заплечных дел мастер на все горазд… – похвалил Семена Моисей и одобрительно, с нескрываемым восхищением поглядел на боярина. – Все порывался отравить конюшего Овчину, только мы его вовремя остановили… После смерти правительницы, конюшего буквально на следующий день сомнут Шуйские и другие боярские партии…
– Гораздо важнее, что сразу же возвратят из ссылки и заточения моих братьев… – угрюмо промолвил Семен…
– Месть – святое дело… – Похвалил Бельского хан. – Правительница Елена с ближними боярами повелела Исламу убить тебя…
– И этим подставила себя… Обрекла на погибель и Ислама… – иудей выразительно глянул на хана. – …И себя, разумеется… Только теперь надо ускорить смуту на московском престоле… Ты меня понимаешь… Дни Елены сочтены… Только дни могут превратиться в месяцы и даже годы…
– Годы? – спросил, сморщившись и поперхнувшись от неожиданности, хан. – Через год, полтора мы должны уже ударить по Москве… Все уже давным-давно готово… Какие могут быть там месяцы и годы?..
– Яд-то медленный… – хмуро пояснил иудей. – Где он ускоряет необратимое приближение смерти, а где-то тайная болезнь замедляет свой ход… И то необратимость смерти зависит от регулярного отравления маленькими дозами яда правительницы Елены…
– Мы все делаем, как договорились в самом начале… – попытался оправдаться Семен.
– Знать, не все… – зло с оттяжкой хлестнул по глазам боярина хан. Его собственные узкие, масляные глазки налились кровью.
Нависла зловещая тишина. Бельский знал, как крут и страшен в гневе хан и не стал перечить ему, тем более, в присутствии его тайного советника Моисея, заварившего всю кашу и с убийством калги Ислама руками ногайского князя, и пленением опального боярина, и постановкой вызволенного из плена боярина на тропу праведного и беспощадного мщения…
Моисей и попытался несколько разрядить обстановку, промолвив бесстрастным металлическим голосом.
– Только теперь пора необратимость смерти Елены Глинской ускорить и…
– Правильно мыслишь, Моисей… – откликнулся хан.
Тот передернул плечами, недовольный тем, что его перебили в самый интересный и интригующий момент, и так же бесстрастно продолжил:
– …И одновременно покончить с ее малолетним сыном-государем…
Хан удовлетворенно зажмурил масляные глазки, и, давая понять, что разговор закончен и детали их зловещего плана ему не интересны, а важен только результат снисходительно бросил заговорщикам:
– Держите меня в курсе ваших тайных дел…
– Хорошо, хан… – подобострастно кивнул головой старец-иудей. – Мы сейчас все с князем Семеном подробно обсудим… Все детали скорейшего устранения великой княгини Елены и ее сына…
– Помните одно… – буркнул удовлетворенный хан со смеженными короткими веками. – До нашего выступления на Москву осталось мало времени… Год, от силы полтора-два года… Надо, как следует подготовиться… Не спеша… Как русские шутят зло – поспешность нужна только при ловле блох… А у меня – не ловля блох намечается, а целый крестовый поход… Только раньше латинские воины его устраивали, а теперь мы воспользуемся подсказкой латинистов, чтобы ударить по православным христианам, по их столице…
Когда Бельский и Моисей остались одни, Семен с ненавидящими глазами спросил иудея:
– Ты мне хочешь дать мгновенный яд?..
– Конечно… – зловеще откликнулся старец Моисей. – Ты все верно оцениваешь… Только здесь уже посредники в передаче яда твоей свояченице Елене излишни. Ты сам лично распорядишься мышьяком по собственному усмотрению на месте – как душе твоей угодно…
– Могу я воспользоваться услугами и помощью митрополита Даниила? – жестко спросил Семен.
Иудей ответил не сразу. Долго жевал губами и не отрывал глаз от своих морщинистых пергаментных рук. Наконец, он прокашлял горло, недовольно поморщился и сказал:
– Только в крайнем случае…
– Только в крайнем?.. – переспросил Бельский.
– Да, только в крайнем случае… – повторил Моисей. – Он ничего не должен знать о замысле отравления Ивана-государя… Я с тобой передам ему записку, в которой будет сказано, что он должен содействовать тебе, как представителю партии Бельских, в борьбе с Шуйскими и в освобождении братьев твоих… Ты меня понял, или у тебя есть какие возражения?
– Понял… – глухо и коротко промолвил боярин.
– Тогда завтра отправляйся в Москву… Тебе будут переданы имена и места проживания наших людей в Москве и других городах, на помощь и содействие которых ты можешь рассчитывать…
– Вряд ли это иосифляне… – пошутил боярин.
Моисей не поддержал шутки:
– Наши люди есть и среди иосифлян и нестяжателей тоже.
– Но, в основном, среди не разгромленных еретиков?..
– Среди жидовствующих, ты имел ввиду еретиков? – Моисей усмехнулся ледяной улыбкой, от созерцания которой у боярина пробежали по спине зябкие мурашки. – Так, Семен?
– Ты меня правильно понял, Моисей…
Тот с той же ледяной улыбкой и злыми-презлыми глазами спокойно наставил боярина:
– Для уничтожения последних Рюриковичей на московском престоле будут задействованы не только еретики жидовствующие и латинисты… Боярские партии сами, своими собственными руками их уничтожат – к радости латинской и иудейской партии в Европе… И твоей миссии отводится главная роль…
– Рад за оказанное доверие… – прошелестел одними губами Семен Бельский и зло подумал: «Благодарствую, мудрый и всезнающий иудей, за главную роль записного отравителя… Только посмотрим кто кого переиграет… Боярская партия Бельских восстанет, как сфинкс из пепла… В уничтожении Елены Глинской Шуйские нам союзники… Только ведь они сразу попытаются потянуть одеяло власти на себя… И Бельских попытаются к ногтю прижать – а тут как нельзя вовремя слухи о нашествии турков с крымчаками на Москву… Само нашествие – и я во главе этого войска… Принижаешь мою роль жалкого отравителя, иудей, ой, как принижаешь… Такого шанса у Бельских придвинуться к престолу, занять престол московский еще никогда не было… И не будет, вообще… Ну, что ж, в Москву – травить, так травить, причем ускоренно… С Богом, отравитель Семен Бельский…»
Моисей устремил свой взгляд на боярина и с отвращением подумал про себя: «Такая роль, о которой ты и не догадываешься… Ведь тебе вслед за уничтожением Елены Глинской и, возможно, ее сына Ивана, захочется помочь своей партии Бельских и уничтожить кое-кого из Шуйских… Пусть… Все это работает на вытравливания древнерусского рода Рюриковичей и подталкиванию к престолу разных боярских отщепенцев и откровенных самозванцев… Только не быстрое это дело… Правильно хан заметил – поспешность в таком деле чревата, поспешность нужна только при ловле блох… Рюриковичи – не блохи… Но будут все уничтожены для нового мирового порядка… И скорая смерть Елены Глинской и ее сына Ивана, сейчас или в отдаленном будущем – только вехи в исполнении грандиозного плана по низведению последних Рюриковичей… Жертвенная иудейская и татарская кровь предков хана Мамая и мурзы Лексада их потомков – Елены Глинской и Ивана-государя – прольется вовремя… Как обрадуются латинисты, когда отравитель Семен Бельский поведет турков и крымчаков на Москву… Римский папа спит и видит столкнуть лбами Москву и Турцию… Хан свой скорый поход ошибочно назвал крестовым… О настоящем крестовом походе христиан против Турции печется папа… Только жертвовать везде придется православными русскими… Ну, что ж, для новых мировых порядков с иудейскими правителями это не возбраняется…»
– Ну, с Богом… – сказал на прощанье Бельский.
– Как пожелаешь, с Богом или без Бога – твое дело… – бесстрастно промолвил Моисей. – Прощай…
«Тебя бы травануть мгновенным ядом на мышьяке, – с ненавистью подумал Бельский, – чтоб не заносился, мол, иудеи всех умнее и коварней, что им там русопятые и татарчата с латинянами…». Но, растянув губы в вежливой и подобострастной улыбочке, тихо сказал:
– Прощай, Моисей, пожелай мне успеха и счастливого возвращения… Все ж Москву воевать меня хан посылает… Вот возьму Москву, тогда и поговорим еще разок, сверим наши планы… А пока, прощай…
– Уговорил… Успеха тебе… Еще успеем сверить наши планы… Твои-то мечты и планы мне понятны – о великом князе из клана Бельских или о власти на престоле вашей партии… Пусть будет по твоему… Удачи… Прощай, князь Семен Бельский…
18. Выбор Елены Глинской
Скорбные думы о близкой смерти витали в голове Елены Глинской… С некоторых пор заметил ее фаворит, конюший Овчина, что постепенно отдаляет его от себя, от сына Ивана его возлюбленная правительница, что в своем болезненном состоянии становится к нему гневлива и беспокойна, за малую провинность зло выговаривает дьякам его, наказывает, часто ссорится со своими сторонниками, наживает новых врагов из боярских партий.
И было отчего горевать и печалиться великой княгине, было отчего гневаться на нерадивость бояр и дьяков. Кожей, нутром чуяла правительница, что у нее земля из-под ног уходит, тучи сгущаются на политическом небосклоне. Не исполнились ее надежды наладить отношения с враждующими друг с другом боярскими партиями – не было у нее никакой опоры, кроме конюшего-фаворита. Бояре и дворяне московские, даже не опальные, а процветающие так и не полюбили правительницу. Частью потому, что великий князь Василий, вопреки старым русским традициям, развелся со своей первою женой Соломонией и женился на иноземке с татарской, литовской и иудейской кровью. Частью за предпочтение и возвышение непомерное, оказанное чуть ли не на следующий день после смерти супруга рядовому боярину, князю Овчине-Телепневу-Оболенскому. И эти части складывались в нелюбви к правительнице, и никакие успехи во внешних и внутренних делах государства, никакая образованность, никакая начитанность великой княгини не могли противостоять этой нелюбви, переходящей в ненависть…