Трудно было подыскать заветные ключи к жестокому старику Василию Васильевичу, недаром прозванному за свою молчаливость, сухость и недоверчивость Немым, первому боярину и первому воеводе, разбившего двадцать лет тому назад самого знаменитого литовского гетмана Константина Острожского. Однако подыскал такие ключи многоопытный в интригах Дмитрий Бельский, умевший в отличии от своих младших братьев держаться в тени и не высовываться туда, куда не надо. Устроил женитьбу он Немого с двоюродной сестрой государя, дочкой царевича Петра Кайдагула Анастасией, отведя опасность от малолетнего государя, за что ему век был благодарен Иван Грозный.
Но ведь и интересы своей боярской партии соблюл Дмитрий Бельский, уговорив престарелого жениха Немого выпустить на свободу одновременно Андрея Шуйского и Ивана Бельского. Первого, своего троюродного брата, Немой пожаловал в бояре, а брат устроителя нового династического брака, деятельный Иван Федорович Бельский занял свое законное место в боярской Думе. Откуда было знать молодожену Немому в его медовый месяц, что, устроив его брак, партия трех братьев Бельских, в которой лидерство было не в руках старшего Дмитрия, а у младших Ивана и Семена, жаждет реванша у партии Шуйских в борьбе за власть в государстве при малолетнем государе Иване…
Но для реванша требовалось время и доказательства безграничного всемогущества и пользы для Московского государства партии Бельских под руководством смелого и деятельного боярина-воеводы Ивана Федоровича в укор Шуйским и прочим вельможам… Видать, это время не пришло…
Освободив, как невиновных жертв правительницы и ее фаворита, Андрея Шуйского и Ивана Бельского, Василий Немой как-то после думского сидения снисходительно, с лукавым прищуром обратился к Дмитрию Бельскому:
– Вот братца твоего освободил, как невинного агнца, посланного конюшим на заклание в темницу… Рад был бы освободить знатного воеводу Воротынского, как впрочем, и дядей государя Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого – да поздно… Не дал Господь увидеть справедливого отмщения и свободы… – Немой уставился колючим взглядом прямо в переносицу Бельского и с иронией в голосе спросил. – А чего же ты, друг ситный, за братца своего хлопотал, а за малолетнего братца государя Андрея с его мамкой Ефросиньей не хлопочешь… Их-то вины совсем никакой, ни в чем нет… Или ты, Дмитрий, за ними вину видишь, раз не хлопочешь об их освобождении…
Дмитрий Бельский проглотил скудную слюну в сухое горло, поморщился, подыскивая слова, но все же нашелся:
– А чего за них ходатайствовать меньшим боярам, если самый старший и авторитетный из них может освободить несчастную мать с сыном своей властью – без их спроса и ведома…
Немой крякнул и покачал головой:
– Как старший опекун юного государя я должен прежде всего блюсти интересы его безопасности… – Немой поскреб заросший жестким седым волосом затылок, огладил такую же жесткую седую бороду и глубокомысленно изрек. – Нечего мне спешить, глядишь, смута престольная может выйти промеж боярских партий… Мы, Шуйские за государя Ивана стоим… А насчет других партий… – Он жестко стрельнул взглядом в переносицу Бельского. – …Я, друг ситный, не уверен…
Боярин Дмитрий аж поперхнулся, раскрыв рот для оправдания верноподданнических деяний партии Бельских:
– Дак, мы тоже за государя стоим…
Немой торжествующе оглядел взволнованное лицо Бельского, погрозил ему пальцем и сказал:
– Ну, коли партия Бельских за государя Ивана горой стоит, так чего же устраивать соблазн для других партий опереться на малого князя Владимира Старицкого и его горемычную, но дюже тщеславную матушку Ефросинью… Не нужна нам на Москве потеха кровавая от смуты боярской… Хватит, порезвились… Или потом без нас, грешных порезвятся…
Бельский не понял, куда клонит Немой, и непонимающе пожал жирными плечами, сделав серьезную мину на лице.
– Как это?.. Совсем что ли оставить в ссылке Евфросинию Хованскую с сыном несмышленым?.. Сколько же ей в ссылке слезами горючими умываться и смерти в неволе ждать?..
– Вот и голос Гедиминовича прорезался… За свою кровь заступается… – Немой пожевал губами и возвысил голос. – Вроде как, только что Дмитрий, ты за государя выступал, против смуты боярской, а тут вдруг решил давить на жалость… Слезами горючими вдовы черной Ефросиньи попрекаешь, укоряешь, друг ситный, душу мне рвешь… – Хохотнул Немой. – Не гоже так, с правителем-то своим…
«Вот и заманил Немой в свою ловушку, – с ужасом подумал Дмитрий Бельский, – чего меня потянуло про горючие слезы горемычной вдовы вспоминать? Как-то нужно выходить из положения… Но как?..»
Видя жалкий, подобострастный облик Бельского, Немой снисходительно похлопал его по спине и пробасил:
– Умен ты, друг ситный, да хитер и грешен в своем двоемыслии… Знаешь почему так говорю?
Бельский зябко пожал плечами и ничего не ответил.
– А говорю так, что хочешь всем властителям угодить и переиграть их своим умом и хитростью… Смотри, один брат твой в бегах… С литвинами, крымчаками и турками снюхался твой Семен… Другого брата Ивана правительница Елена с любовником в ссылку запсотили… А ты и при них в Думе сидел, в первых московских вельможах ходил… Посадил я в железа конюшего… Вроде как надо от его друзей избавляться… А ты, Дмитрий, и здесь непотопляем… Вон, как мне с женитьбой пособил… Оправдание ведь нашел какое: главе правительства непременно надо породниться с великокняжеской семьей… А я тебя насквозь вижу, друг ситный – тих и грешен, умом гибким и двоемысленным… Сам себе на уме… Но…
Бельский тревожно поднял глаза и с ужасом посмотрел на улыбающегося Шуйского-Немого.
– Что, но?..
– Да, по сердцу мне твои советы, боярин… Ой, как по сердцу… Не знаю, что бы я делал… – грозно с лукавинкой в голосе хохотнул Немой. – Без твоих полезных для государства Русского советов… И со скорыми похоронами Елены… И с женитьбой моей на юнице Анастасии… Все в жилу государству и по мне… Хочу вот еще одного совета от тебя, друг ситный услышать…
– Какого совета?.. – встрепенулся Бельский.
– Да малюсенького… Ты же не ходатайствуешь, как я понял, за возвращение из ссылки вдовы горемычной с сыном Владимиром, первым претендентом на великокняжеский престол – если все по закону… – Немой снова испепеляющим взглядом пронзил переносицу Бельского. – …Если все по правде и по закону… Вот и дай мне совет свой, друг ситный… Если еще долго будет пустовать двор опального князя Андрея Ивановича, мог бы его запустением воспользоваться глава правительства и переехать туда со своей женой-юницей… Чтобы это не походило на непотребство, вот и нужен мне твой совет и доброе напутствие боярское… Как бы общее мнение… Одним словом, все в интересах государства и государя юного Ивана… Чтобы смут не было боярских… Со скорым возвращением вдовы с сыном-претендентом…
Бельский даже рта не успел раскрыть, согласно кивая, как заведенный болванчик с блаженной улыбкой на лице. Немой усмехнулся и жестко сказал, как отрезал:
– Спасибо за совет, друг ситный…
Вот так молодожен Василий Немой, став не только, как прежде, первым московским боярином и главным правителем Третьего Рима, но и «законным» членом великокняжеской семьи, с легкой руки Дмитрия Бельского, покинул свое старое задрипанное подворье и переехал на богатый двор опального дяди юного государя Андрея Ивановича Старицкого. В отсутствии горемычной вдовы Ефросиньи Хованской и малого Владимира Старицкого. Многие московские вельможи поморщились тогда от замашек престарелого молодожена, только братья Бельские, Дмитрий и Иван с усмешкой перекинулись ничего не значащими для непосвященных фразами:
– Пусть уж лучше переезд Немого в хоромы Андрея Старицкого, чем в дворцовые хоромы вместо государя-младенца… Как, Иван?
– Это точно, пусть будет так, лишь бы на престол не посягнул самолично пострел Кирдяпиного семени и Елениному птенцу шею не свернул…
– Так ведь он слово клятвенное отцу Иоасафу дал Ивана-государя не трогать, наоборот защищать обязался…
– Так ведь слово-то давал при живых любовниках, Дмитрий, насколько мне известно, с твоих слов… А как в железа одел своего противника, временщика Овчину, так, силу почуяв, мог бы и на престол замахнуться с братом Иваном… Вовремя свадебка подвернулась… Молодец, что устроил.
– Не без этого… Воспользоваться бы надобно медовым месяцем, пока мысли молодожена Немого от престола далеко…
– В Думу при Немом своих людей не провести, Дмитрий… Только власть можно перехватить, если на ключевые места помимо Думы своих людей из нашей партии проводить… Авось, удастся…
– Будем пробовать… Тебе и карты в руки… Мне нельзя светиться… Как никак, Немой меня ценит, нельзя разочаровывать его своими неразумными действиями, опасными для партии Шуйских… Рискуй самостоятельно… А там и до дела Семена дойдет…
– Рвется в бой, сукин сын… Руки чешутся охмурить турок, хана-крымчака с Москвой боярской… Вот так-то, Дмитрий, наш меньшой братец – не промах… Глядишь, тогда и власти Шуйским конец… Сами сойдут, даже не поняв, что сходят…
– Не говори гоп, пока не перескочишь… Семен пригодится не только тогда, когда поход турок и крымчаков ему придется возглавить… Боюсь, что тебе с ним придется ускорить конец Немого еще в мирных условиях…
– Думаешь, дойдет до этого дело…
– Кто его знает… Всяко случиться может… Держи нос по ветру, Иван, как говорится…
22. Интриги временщиков и смута боярская
Только переехав на двор Старицких, Василий Васильевич Шуйский-Немой, посоветовавшись уже с братом Иваном Васильевичем, объявил о своем решении не возрождать регентский совет. Мол, и так ясно, кто главный опекун государя Ивана – новый член великокняжеской семьи, глава правительства! Партия Шуйских торжествовала победу…
Только объявлением о формальном роспуске регентского совета неожиданно для многих воспользовался думский боярин Иван Федорович Бельский, заговоривший громко об узурпации власти Шуйскими, ущемляющей законные права юного государя Ивана. Выпущенный Немым князь Иван Бельский сделался его главным неприятелем и соперником суздальского клана Шуйских!