– Ведут! – послышался говор в толпе.
– Ой, раздетого совсем, полуголого…
– Измучили его пытками… Еле-еле ноги переставляет…
– Лицо все черное от побоев…
– Знать, пытали сильно… А чего услышать хотели, видать, не услышали… Не выдал своих сотоварищей…
– Не выдал или выдал, да только головушку сложить придется…
Кто-то из бояр в угоду присутствовавшим здесь властителям, братьям Шуйским, выкрикнул:
– Изменникам, заговорщикам нет пощады!
На голос оглянулись с разных сторон. Трудно было поверить Шуйским, что все знают о сути измены, так уж и нет никакой пощады осужденному без суда и следствия, по одному оговору и подозрениям… Отовсюду слышался ропот и стоны народные… Но никто не защищал, но никто не выступал с осуждением… Ропот становился все сильнее и сильнее…
Угрюмый Федор Мишурин шел, пошатываясь из стороны в сторону. Спокойно, молча взошел на эшафот. Прежде чем положить голову под топор, сказал грустно-прегрустно:
– Слышали… Все делается именем Шуйских и их бояр близких… Не именем юного государя… Отказался, знать, казнить меня своим именем государь Иван… Благодарствую боярам и новым властителям Шуйским, что казнить сподобились своим именем меня, грешного, да безвинного… За государя юного пострадавшего… Ничего я не добился, опекая его, как мог… Да не в этом дело… Главное, пусть даже моя отрубленная головушка пойдет впрок царствованию государя московского… Живите, как можете и как Господь Бог велит… Простите, люди православные… На том свете свидимся… – Дьяк дерзко стрельнул страшным черным зарядом взгляда сумасшедших глаз по Василию Шуйскому-Немому, мол, с тобой, погубитель, в первую очередь, ибо Бог шельму метит и за пагубу безвинной души мстит Небесное Провидение. – …Знайте, что любил и люблю государя своего, как завещал мне его покойный батюшка… С тем и ухожу… Хоть грешил, да нет на мне греха перед моим государем… Грех до добра и счастья не доводит… Только нельзя Руси жить без государя своего… Говорю так своим мучителям-боярам… Пусть знают, нельзя быть Москве без природного государя… Шуйских много, а государь один… Помните о том и простите меня, братья православные…
Его не торопили и не обрывали простую покаянную речь. Поклонился дьяк во все четыре стороны московскому народу, спокойно перекрестился и неторопливо склонил на плаху свою буйную головушку – за государя…
23. Низложение Даниила и конец Немого
Пышно, дюже пышно жил владыка Даниил… Недаром большинство святых отцов, епископов, игуменов, среди которых были и архиепископ Новгородский Макарий и Троицкий настоятель Иоасаф, до которых доходили темные слухи о роскошной, неподобающей первосвятительскому сану красномордого Даниила, на людях пахнущего серой, сокрушенно вздыхали и укоризненно, осуждающе качали головами.
Постных скромников, святых отцов раздражало даже не то, что митрополит «ел и пил на злате и серебре», его окружала толпа слуг, богато одетых и послушных его малейшему шевелению пальца, на его конюшне стояли дюжины красавцев-аргамаков, его сани, отделанные серебром, покрытые бесценными заморскими коврами, а нечто другое, оскорбительное для православных пастырей. А именно, корыстолюбие, невыносимое высокомерие, нежелание печалиться за слабых и униженных, а еще предательство верующих в Бога и самого Господа….
Давно уже в умах многих святых отцов сложилось единое мнение, что сибарит и чревоугодник Иоасаф больше печется о земных своих благах, чем о служении Господу, что запросто предает Бога, прислуживая мелким бесам, а то и самому Сатане. Что душа пропахшего серой митрополита, сыгравшего такую печальную роль в деле о разводе великого князя Василия с Соломонией, обманувшего и предавшего столько русских князей, душа отъявленного грешника так далека от Бога… А ведь это первосвятитель православной церкви, лицо ее, по которой иноземцы судят о Руси Святой…
А ведь почти никто среди святых отцов и московских бояр не знал, что у митрополита красномордое рыльце в пуху в связи со смертью государя Василия, и с отравлением правительницы Елены, о котором судачили в Москве на каждом углу уже полгода со «скорых» похорон, на которых Даниил отказался отпевать Еленино тело.
Только святые отцы в разгар боярской смуты между сильнейшей партией Шуйских и партией Бельских словно в рот воды набрали, доподлинно зная, что во время малолетства государя Ивана Даниил пристал к партии Бельских… Мало кто мог поручиться, что сразу же после смерти Елены Глинской и умерщвления голодом в темнице ее фаворита Овчины, когда верх взяли братья Шуйские, он удержится на духовном престоле…
Митрополита Даниила не любили, втихую ненавидели, но зная его силу великого интригана с опорой на двор, на враждующие боярские партии, большинство отцов церкви и мирян заискивало перед ним. Хотя и предвкушали лучшие времена в русской православной церкви, когда митру первосвятительскую наденут на голову либо Макария Новгородского, либо Иоасафа Троицкого… Но мечты мечтами, а не противодействовали святые отцы и миряне своему зарвавшемуся митрополиту Даниилу, раболепствовали и заискивали перед ним. И вследствие этого, его человеческому честолюбию не было границ, он и взаправду уверовал в свой талант особого высшего существа на белом свете, раз все его грехи и скрытые от людских глаз мелкие и крупные злодеяния сходят ему с рук…
Вряд ли Даниил так покорно «лег» под партию Бельских… Но ему сначала пригрозил младший из братьев Семен, что даст ход компрометирующим митрополита сведениям о его стремительной карьере благодаря иудейской протекции тайных кругов Крыма и Литвы, если он не встанет на сторону их партии… А потом и средний брат, Иван, наиболее деятельный, талантливый военачальник и политик из клана Бельских, стал вить веревки из амбициозного, корыстолюбивого митрополита, с рыльцем в пуху и в инфернальной сере…
Вряд ли осторожный, просчитывающий на много ходов вперед, митрополит Даниил позволил втянуть себя в боярский заговор Ивана Бельского против первого боярина и воеводы, самовластного Василия Немого, которого сами же Бельские только что породнили с государем Иваном, устроив брак Немого с юной Анастасией. Не мог даже в страшном сне представить старик-молодожен Немой, посчитавший себя новым властелином Третьего Рима, что попал в смертельные тиски боярско-митрополичьей интриги, из которой ему уже не вырваться…
Откуда было знать Василию Шуйскому-Немому, замышлявшего низложить митрополита Даниила, тот сам вместе с Иваном Бельским замышляет свергнуть партию Шуйских и решился вновь сотрудничать с беглецом Семеном Бельским – на этот раз уже по отравлению зарвавшегося Немого…
С памятного дня 21 октября 1538 года, когда именем Немого был обезглавлен дьяк Федор Мишурин, прошло меньше недели, казалось бы, настал час ликования партии Шуйских с ее предводителем. В ссылку отправлены заговорщики Иван Бельский и Михаил Тучков, самое время довершить победу Василия Немого давно лелеемым Шуйскими скорейшим бесхлопотным низложением митрополита Даниила. Да как бы не так… Оказалось, хлопот полон рот…
Даниил был посвящен во все детали заговора партии Бельских, полностью обреченно приняв их сторону в борьбе с Шуйскими. Знал, что в ход уже готов пойти медленный ртутный яд, укорачивающий постепенно жизнь властителя Немого. Но неожиданный разгром заговора, казнь дьяка Мишурина и угрозы Шуйских сразу же за казнью заняться низведением с престола интригана-митрополита вынудили Даниила заметаться… А тут еще тайный визит под покровом ночи в Чудов митрополичий монастырь Семена Бельского…
Понял Даниил, зачем вновь прибыл в Москву беглец Семен – за душой Немого, с «быстрым» ядом, как раньше, полгода тому назад за Елениной душой…
Вот и заметался митрополит, почуяв свое скорое предопределенное низложение, а то и, неровен час, насильственное преставление… Даниил уже был наслышан о мстительной навязчивой идее всесильного Немого взять с него «добровольную» расписку, будто бы он по доброй воле решил отказаться от первосвятительства в православной церкви, чтобы молиться в тишине уединения о государе Иване и Третьем Риме, который ему полагается воздвигнуть в скором будущем…
«Знаю я вас, хитрецов, сначала с митрополичьей кафедры низведете с собственноручной добровольной запиской об отречении от сана, а потом и придушите по приказу жестокого Немого… Немой-то страшен и жесток в своих деяниях, везде и всюду ему мерещатся изменники… Наверняка, удавку на моей шее затянет, как некогда приказал затянуть смоленским боярам «за литовское прельщение» на стенах крепости перед гетманом Острожским… А вот брат его Иван не столь жесток и прямолинеен… Глядишь такой мог бы и жизнь подарить мне после моего добровольного оставления митрополичьего престола… Хоть властолюбив Иван Шуйский, да суетлив и разбросан, не в брата жестокого и сурового… Такого партия Бельских быстро обротает, если интрига с походом крымчаков и турок на Москву вынудит отдать власть ссыльному на Белоозеро Ивану Федоровичу… Но это все уже без меня… Вынуждает молиться в тишине уединения о юном государе Немой… Пусть будет по ему… Мы и по его преставлению, болезного Немого помолимся, коли на то дело пошло…» – Так думал Даниил идя по приказу Шуйских к государю Ивану рассказать ему о своей готовности добровольно отказаться от святительства и молиться за него…
Иван уже ждал митрополита и тонким звонким голосом попросил своих ближних оставить их с Даниилом наедине. Иван с удивлением во время благословения Даниила заметил, что чуть ли не впервые за все время, как он помнил его, от митрополита не пахнет серой, он был розовощек и немного задумчив.
Покачивая головой, Даниил рассказал, что привело его к юному государю:
– Кроме воли государевой есть еще воля боярская… С ней тоже считаться надобно, когда государю в малолетстве на них опираться еще долгое время придется… Вот так-то… Хотя вижу, взрослеешь, не по дням, а по часам… Надеюсь, что со смирением будешь нести крест свой государев, как отец твой, государь Василий нес… Я только по мере сил по