– Откровенность за откровенность, хан… – Бельский легонько прокашлял горло, проглотил ком в горле и сказал. – Конечно, не дурак я какой, чтобы верить, что турки и крымчаки могли меня посадить на престол московский… На Руси цари-государи, севшие на престол с помощью вражеских сабель, долго там не усидят…
– А на что же ты надеялся?.. – удивленно вскинул брови хан. – На прощение малолетнего государя?.. Так, когда ты врагов Руси на русскую землю навел, тогда прощения уже не жди… Порвано к шайтану твое старое прощение…
– Да не в этом дело, хан… Грамота государева с прощением опальному боярину Семену Бельскому потеряет силу только тогда, когда к власти придет враждебная Бельским боярская партия, к примеру, Шуйских… Шуйский-то Иван недаром застыл с царевичем касимовским Алеем во Владимире… Уж я-то знаю, что борьба боярских партий на этом эпизоде на окских бродах не окончится… Только думалось мне, что никогда не смогут собрать такое сильнейшее войско мои братья… Думалось, во время отступления своего, вплоть до кремлевской осады, вступим в переговоры… Начнутся игры политические, уступки, компромиссы… Тогда и я могу всплыть, прощенным милостью государя и боярской Думы…
– А разве вот такого нынешнего разворота событий ты не ожидал? – грозно спросил хан.
Бельский, закрыв глаза, раздумывал недолго. Неожиданно для хана перекрестился и поцеловал вынутый из-за ворота рубахи нательный крест, сказал глухим, но твердым голосом:
– Как на духу скажу… Такой разворот тоже предвидел, но как один из тысячи возможных… При таком развороте никто ведь меня никогда добрым словом не помянет… Все объяснят Волей Провидения, Русским Чудом… – горько усмехнулся князь Семен. …Небесной Защитой покровительницы Руси Пречистой Богородицы… Какой уж там беглый боярин, который специально различными ухищрениями, с ведома латинских иерархов, иезуитских магистров, выманил султанское и ханское войско турок и крымчаков, довел его до русских полков, – да завел полководцев султана в тупик смерти… Показал этот беглый боярин, что бессмысленно воевать неверным против Руси православной, крепкой духом мужества и единства… Самому мне такое раньше невероятным… Потому и спокойно клевал на посулы латинян, на папское прельщение столкнуть лбами турок и русских ради скорого крестового похода латинского запада на Константинополь…
– Вот как?.. Провел ты меня, князь… Обманул, обвел вокруг пальца… Уверял, не в состоянии Москва драться с Казанью и Тавридой… А тут такое могучее войско московское, турецких пушек не боится, крымских татар, тем более… Ни я, ни мои опытные мурзы ничего не видели подобного… Смерти моей, позора перед султаном хочешь?..
Костер у ханского шатра уже догорал, не давая прежнего тепла и света. Семен Бельский равнодушно бросил в темноту, даже не глядя в сторону взбешенного хана:
– Можешь делать со мной все, что хочешь, хан… Устал я сердцем и душой опальной… Сам на себя опалу наложил, сам в авантюру ввязался… Для роли русского героя… – Горько усмехнулся князь. – …Рожей не вышел… Уродился вот таким… О том, что урок султану, латинянам, да и хану тоже, преподал, никто никогда не вспомнит… Поскольку все случилось, наверняка, так русские посчитают, благодаря молитвам государя юного, бояр с воеводами, Господу и Пречистой Богородице… Себя не жалею – планида такая…
– Какой урок-то хоть преподал ты султану и латинянам… – поморщился недоверчиво хан Саип-Гирей. – Про свой урок пока помолчу, глядишь, перед опальным князем за умного сойду… Так о каком уроке султану идет речь?
Спокойно с чистой совестью выдохнул беглый князь-боярин:
– Долго, ой как долго не сунется на Москву султан коварный…
– А для латинян – папы, магистров-иезуитов разных?.. Кокой урок преподал князь Семен Бельский?
– А такой, хан, что не удастся им устроить свой крестовый поход всех христиан на Константинополь устроить… Для этого надобно уж больно сильно русских с турками рассорить… Лбами правоверных с неверными столкнуть… Слаба еще Русь, чтобы такие войны вести… Пупок надорвать можно, ведя такие войны, в крестовые походы втягиваясь, как в мясорубку… Что про ханский урок не спрашиваешь?..
– Не твоего ума дело… – огрызнулся хан.
«Нет, сразу на кол не посадит… После – возможно… На кой хрен я ему нужен в Тавриде… Вышлет к султану?.. Вряд ли, слишком мелкая сошка, князь беглый, чтобы свою промашку с войском в двести-триста тысяч сабель прикрывать коварством путеводителя… Столкнет лбами с иудеем Моисеем и отдаст в руки иудеев… А те, из любопытства, с латинянами сошлются… Боюсь, предстанешь ты, друг ситный Семен Бельский, снова перед грозными очами магистра-иезуита Антонио… И уже от его власти зависит, будешь ли ты игрушкой в новых интригах латинян против Москвы и подрастающего государя Ивана… Или… Что или, Семен?.. – Подумал без всякого страха и излишнего беспокойства князь. – …Или после отказа стать игрушкой в холодных руках иезуита запсотят тебя, Семен, в железах тяжелых в одну из подземных темниц латинских, и косточек никто твоих не сыщет… Видел ты уже, открывал железную дверцу в такую темницу душную с пыточными орудиями, присматривался, под себя прикидывал… Или…»
32. Победа на окских бродах
А под утро случилось то, что и предполагал Семен Бельский… Не сомкнул князь глаз в эту ночь в своих тяжких думах, все прикидывал, что да как… Догадывался, что и хану не дают спокойно уснуть радостные клики в русском стане: войско на том берегу всю ночь готовилось. Чуть забрезжил свет, Бельский обнаружил, что с того берега на них направлены жерла десятков пушек, расставленных ночью на окских холмах и возвышенностях. «Вот и приехали в лес за орехами, – подумал почему-то без всякого страха насчет собственной судьбы князь, – сейчас ядрами накормят и скорлупки ханские разлетятся во все стороны…»
– Ты еще здесь, князь? – спросил равнодушным голосом хан. – …Я-то думал, что ты уже к своим перебрался…
– Господь знает, кто для меня свои, кто чужие… – в тон ему бесстрашно ответил Бельский. – …Наказывая, казни, коли мою вину в чем усмотрел…
– Не до тебя, князь… Делай, что хочешь… Мы отходим… – хан отвел глаза в сторону и выдохнул. – …Бежим…
– А пушки турецкие, хан?..
– Дарю их тебе, князь… Стреляй из них или распорядись, как знаешь… – Саип-Гирей улыбнулся краешками губ. – Тяжело с ними бежать-то…
– Мне еще дальше бежать, хан… Такая тяжесть большая помеха в бегстве… – и с благодарностью в голосе за то, что не наказал, не казнил. – …Не поминай лихом, хан, коли сможешь… В разные стороны побежим с тобой, ты к себе в Тавриду, а я на запад, окольными путями в Литву, Польшу – некуда мне, Гедиминовичу, больше бежать… Русь святая непредсказуема и грандиозна не только для ханов, но и для ее собственных сынов-отступников, с ее врагами спутавшимися…
Саип-Гирей поморщился, досадливо и торопливо махнул рукой, давая понять, что последние слова Бельского уже вне ханского слуха и бросил, словно кость собаке, последние слова:
– …Как знаешь, князь, насильно не удерживаю… Делай, что хочешь… Проваливай…
Уже с расстояния нескольких шагов от порывисто уходящего хана до слуха Бельского донеслось:
– Только больше мне на глаза не попадайся, князь-шайтан, чтоб глаза мои тебя не видели…
«Вот и побежал всесильный хан… Не беспокойся, не увидят меня твои зоркие ханские глаза… Беги быстро и по закону… Хан имеет право на бегство первым… – подумал радостно князь. – …У татар все по закону по древнему правилу: только вместе со своим ханом и своими мурзами может бежать простой татарский воин… Иначе не положено, иначе смерть десятков и даже сотен из отряда, откуда бежавший воин… Громадное войско в сотни тысяч устремится сейчас за ханом-неудачником… Не любят вассалов-неудачников султаны, убьют и Саип-Гирея, как убили Ислама и других, и дадут воцариться какому-нибудь Девлет-Гирею… Беги, беги хан навстречу своей погибели, как я к ней бегу…»
И ведь – правда, не дожидаясь рассвета, побежал хан со всем своим войском, терзаемый страхом, замешанном на злобе и стыде. Не все пушки турецкие побросали, но самые тяжелые, неудобные для быстрого отступления. Какие-то обозы хан распорядился истребить, да только кто в точности при массовом татарском драпании выполняет ханские приказы… Оставили беглецы множество турецких пушек и не истребленных обозов в качестве трофеев в руки русских воинов…
Еще солнце не поднялось из-за макушек деревьев, как собрались воеводы в круг у Дмитрия Бельского. Решили, чтобы не было никакого подвоха со стороны татар с турками, послать разведчиков на плотах на другой берег. Когда те вернулись с радостной вестью, что хан ушел, побросав обозы и турецкие пушки, первой реакцией многих воевод, включая главного воеводу Бельского, была – погнаться в ту же минуту за беглецами всем войском, настигнуть и…
Только хладнокровный дьяк Иван Курицын предложил спокойно обдумать положение на совете, а за татарами послать только небольшую часть войска – дружины князей Микулинского и Серебряного-Оболенского. Так и сделали…
А когда посланные вдогонку татарам русские дружины пленили первых отставших и выбившихся из сил татар и узнали от них, что отступающий хан Саип-Гирей повернул в Рязанскую землю и идет к Пронску, это известие было передано Дмитрию Бельскому и Ивану Курицыну.
– Хочет свою горькую пилюлю поражения и позора подсластить хан взятием хоть какой-то маловажной русской крепости… – обратился Курицын к Бельскому. – Для этой цели и пронская крепость сгодится…
– Сгодится, сгодится… – недовольно буркнул Дмитрий Бельский и злым голосом стал выговаривать своему помощнику. – Вчера еще мечтал хан встать на Воробьевых горах и диктовать свои условия сдачи Кремлю, а самому разорять и грабить предместья московские… А тут в позорном бегстве и Пронск как-никак может погреть самолюбие ханское, стыд уменьшить, позор сгладить… Только и Пронск хорошо бы защитить – надо отрядить в помощь этой крепости князей Серебряного и Микулинского… Победа без защитившегося Пронска будет неполной… Как думаешь, Иван?