Взгляды их на миг встретились, и оба слегка улыбнулись.
— Не смотри больше, — пробурчал Бишоп.
— Как бы я хотела, — тихо и быстро проговорила она, — чтобы ты не был так умопомрачительно привлекателен на свой длинный, тощий, бледнолицый, педантичный и самодовольный манер. Как тебе это удается?
— Я просто не принимаю пикантных приглашений.
— Почему ты не поднялся ко мне в номер? — прошипела она, показывая крепкие белые зубы.
— Я боюсь лифтов.
— Боишься потерять голову?
— Нет. Разбиться о землю.
— Ты когда-нибудь терял голову? Хоть раз? Из-за кого-нибудь?
— Ну, — начал он, и пока говорил, улыбка сходила с его лица. — Была одна девушка. Я встретил ее несколько лет назад. Ее звали Полли, и она позволила мне обнять ее в темноте. Но в это время…
— Я сидела в номере целый час, — с внезапной и откровенной яростью проговорила Мелоди. — И когда ты не пришел, я просто поверить не могла.
— Милая моя, — терпеливо объяснил Бишоп. — Мы уже с тобой говорили об этом. И я думал, обо всем договорились. Я до сих пор не знаю, по какой именно причине ты попросила меня поехать сюда с тобой; но о своих намерениях я тебе сказал. Я хочу знать, что погубило Дэвида Брейна. И пока не узнаю, ничем другим интересоваться не буду.
Прошло довольно много времени, прежде чем Мелоди сказала холодным, ровным тоном:
— Он разбил себе башку.
Бишоп пристально посмотрел на нее.
— Давай не будем изображать из себя малых детей. Он погиб не от того, что разбился. Его убила не скорость, с которой он ехал, и не скольжение, когда занесло его машину. И не то, что он был пьян. Он лишился жизни, потому что этого кто-то очень хотел. Его намеренно погубили. И я хочу знать, кто.
Мелоди спокойно и неподвижно глядела на Бишопа. Рука ее дотронулась до его руки. Холодная, такая же холодная, как в тот раз, когда он помогал ей подняться по склону среди освещенных лунным светом деревьев.
— Я хотел бы знать, кто его погубил, — повторил он.
Выражение ее глаз не изменилось. Бишоп поднял голову. Рядом стоял де Витт — руки в карманах, широкая улыбка на лице.
— Виланж выиграл, — сказал он. — Вам стоило посмотреть. Он взял двенадцать миллионов франков.
Ход десятый
Утром следующего дня Бишоп завтракал на балконе. Перед ним на столе лежало письмо от мисс Горриндж. Из коротких, экономных строчек он составил два четких представления: одно об Эверете Струве, другое о Мелоди Карр.
Мелоди родилась двадцать восемь лет назад в Рио-де-Жанейро, в двухкомнатной квартире над ссудной кассой для моряков. Ее мать содержала кафе. Муж ее матери, капитан торгового флота, погиб со своим кораблем у берегов Чили за два года до рождения Мелоди. Об отце Мелоди сведений нет. Мелоди Карр — тогда Марта Ритцель — еще подростком поступила на сцену и в двадцать лет уехала из Рио-де-Жанейро в Англию. О матери ее теперь ничего неизвестно. Мелоди выступала в дешевом танцевальном шоу в Лондоне и через месяц была со скандалом выставлена оттуда из-за любовной истории, в которую оказались втянуты два мужчины из этой труппы, оба женатые. Далее след ее терялся, и только через пять лет Мелоди объявляется в качестве певицы в кабаре «Черная орхидея». По странному совпадению, между директором и ее менеджером происходит дикая драка, во время которой директора убивают; менеджера обвиняют в непредумышленном убийстве, и суд приговаривает его к трем годам тюремного заключения. Перед самым его освобождением Мелоди уезжает в Италию. Далее след ее теряется более чем на восемнадцать месяцев. Прошлый год она провела в Париже, где жила вместе с мужчиной по имени де Витт. В Лондон вернулась в конце осени, что стало с де Виттом — неизвестно.
Эверет Струве. Сведения о нем весьма скудные. Родился в Америке, где-то учился, потом начал заниматься бизнесом. Замешан в деле о незаконной продаже химических препаратов какому-то итальянскому синдикату. ФБР вело расследование, но доказать вину Струве не удалось. Лет пять назад он попал в автомобильную аварию и два или три месяца пролежал в больнице. В Англию приехал полгода назад в качестве представителя некой химической фирмы и пробыл около трех месяцев, прежде чем вернуться обратно в Соединенные Штаты.
Бишоп запомнил самое существенное, и как только закончил завтрак, послал мисс Горриндж телеграмму:
Пожалуйста, уточни дату прибытия Струве в Англию, говорят, это было четыре дня назад. Выясни детали автомобильной аварии: он сам вел машину? Проверь все, что связано с бывшим менеджером Мелоди. Проследи, чтобы Ее Высочество не осталось без мышей.
Затем, выйдя на бульвар Сен-Дени, Бишоп нашел филиал агентства по продаже автомобилей. Ему показали «вентуру».
— Недавно в Англии я осматривал одну из таких, — сказал Бишоп служащему фирмы. — Хотелось бы посмотреть ее механизм.
Подняли капот. Служащий с удовольствием демонстрировал «первоклассные узлы и соединения» (он цитировал рекламную брошюру).
— Меня особенно интересует, — остановил поток его слов Бишоп, — каким образом двигатель защищен снизу. Не возникает ли у вас проблем с выведением горячего воздуха и выхлопных газов?
— Для этого придумано вот что, — охотно пояснил продавец. — Две широких прорези позади блока цилиндров специально предназначены для отвода выхлопных газов. А двигательный отсек выстлан звукопоглощающим материалом. Ткань из стальных нитей, переложенная асбестом. Она не пропускает ни жару, ни дым, ни дорожную пыль.
— Понятно. Такое внимание к деталям просто поражает. Интересно, а та модель, которую я раньше осматривал, тоже была снабжена всеми этими приспособлениями?
— Этой модели уже четыре года, как, видимо, и той, которую вы видели, и она все еще в производстве. Мы гордимся ею.
— И по праву.
— Давайте я прокачу вас, если есть время.
У Бишопа времени не было. Он забрал с собой рекламную брошюру и в отеле внимательно прочитал ее. Ничего нового, но он и так уже знал достаточно. Следствие по факту смерти мотылька завершалось; маленькое раздавленное существо оказалось важным свидетелем гибели человека, которого машина марки «вентура» доставила с холма Нолл прямиком к собственной могиле.
Бишоп спустился на террасу: он видел там Мелоди, когда возвращался в отель. Она все так же сидела здесь в шезлонге — яркое, влекущее воплощение соблазна.
— Познакомься, Хьюго, это Доминик.
Доминик встал — высокий, бронзово-загорелый, с широкими плечами и крепкими руками. Его светлые глаза были похожи на полупрозрачное стекло, за которым сияет солнце. Две белые виноградины, но с проблеском мысли. Умные глаза. Бишоп подумал, что женщины, должно быть, сходят с ума, когда видят таких мужчин.
— Здравствуйте. — По выговору трудно было определить, какой он национальности. Европеец — единственное, что можно сказать.
Бишоп поздоровался в ответ и сел рядом. Он уже стал привыкать к тому, что всегда застает Мелоди сидящей за столом с мужчиной и присоединяется к компании. Может, она поступает так намеренно, от досады и задетого самолюбия, подумал он, но решил, что это маловероятно. Как растение нуждается в солнечном свете, так Мелоди нужны были мужчины. Чтобы просто находились рядом. Это было очевидно, но странно, потому что если Бишоп и знал что-то определенное о Марте Ритцель, — так это то, что она ненавидела мужчин. Ненавидела смертельно и до гроба.
— Доминик водолаз, — сообщила Мелоди.
— Да? — поднял брови Бишоп.
Доминик вежливо кивнул:
— Да.
Бишоп собрался задать очевидный вопрос — «за чем ныряете?» — но ему почему-то показалось, что мужчина ответит шутки ради — «чтобы спрятаться», и он просто рассмеялся. Надо же было так сказать: «Доминик водолаз», и все.
— За жемчугом ныряете или так, для удовольствия? — спросил все-таки Бишоп.
Словно забыв, о чем шла речь, Доминик тряхнул своей львиной головой и ответил:
— За чем придется.
Мелоди подтвердила его слова кивком головы.
— Я хочу сегодня пойти посмотреть. В гавань. Он собирается нырнуть для меня.
— Правда? — проговорил Бишоп.
Доминик неожиданно улыбнулся.
— Не знаю, почему меня попросили это сделать. Что там смотреть? Со дна гавани и доставать-то нечего, кроме гнилых рыболовных снастей.
Бишоп знал, что хотела увидеть Мелоди. Силу, грацию, стойкость, полет — мимолетное явление сына Посейдона собственной персоной.
— Вы что же, всю жизнь ныряете? — поинтересовался Бишоп.
— Да, всю жизнь. Под водой я счастлив. — Доминик снова улыбнулся. — Природа, видимо, ошиблась в отношении меня. Я, наверное, должен был родиться рыбой.
Бишопу нравился этот человек. Теперь ему стала понятна странная блеклость его глаз: это же сама зеленоватая водная глубина, куда бьет сверху солнечный свет. Они приобрели качество того, что Доминик больше всего любил.
Мелоди посмотрела на Бишопа и сказала так, словно Доминика здесь не было:
— Он мне рассказывал. Он ныряет за чем угодно — за губкой, жемчугом, за сокровищами в затонувших кораблях, за необычайными представителями морского мира, которых он ловит для натуралистов, за всем. И ужасно рискует.
Доминик выглядел несколько смущенным. Он произнес со своей быстрой, ясной улыбкой:
— Да там риска не больше, чем в Париже, когда вы переходите улицу.
Бишоп улыбнулся в ответ.
— Ну тогда ваши шансы растут.
— Мои шансы? — не понял Доминик.
— Он хочет сказать, что переходить улицу в Париже с каждым днем все опаснее, — объяснила Мелоди.
Даже то, как она произнесла слово «опасно», выдавало удовольствие, которое оно ей доставляло.
Доминик покачал головой.
— Практически в воде вовсе не опасно. Иногда, если окажешься в Тихом океане, встречаются дрейфующие водоросли, и сквозь них трудно пробиться с ножом, стебли бывают толщиной с руку. Ну и, конечно, акулы, но если на них прикрикнуть, они уплывают.
— Прикрикнуть? — удивилась Мелоди.
— Да, их отпугивает шум. Но когда кричишь, теряешь много воздуха, и тогда нужно быстрее подниматься. — Он пожал плечами. — Приходится увиливать от них, как от налогов. Но на налоги кричать бесполезно. Поэтому я предпочитаю акул. За исключением только большой серой. — Он говорил медленно, будто вспоминая. Бишопу подумалось, что он всегда говорит так о подводном мире. Ведь он проводит там большую часть времени; и даже сейчас находится где-то там.