Мать Лжи — страница 2 из 7

БЕГСТВА И СПАСЕНИЯ

ГЛАВА 4

Салтайя Храгсдор проснулась со злобным рыком. На мгновение ее смутили полосы дневного света, пробивающегося сквозь щели в ставнях, массивные каменные стены и отделанный панелями потолок. Затем она вспомнила, что находится в Трайфорсе, лежит под чистыми одеялами на ровной спальной платформе, а не на жестком берегу реки. Тогда откуда такое отвратительное настроение? Ах, да! Ей приснился Бенард Селебр.

Бенард Селебр. Вздрогнув, она села и посмотрела на свою руку. Прошлой ночью она попросила наставлений у Матери, предложив ей в дар кровь. Она почувствовала приток силы, и надрез уже зажил. Тогда как понимать бессмысленный сон, в котором Бенард Селебр шагал по улице Трайфорса, точно тупой добродушный медведь? Она не видела его, когда летом приезжала в Косорд, но не сомневалась, что сейчас ей приснился именно он.

Смешно! Она ведь дала Хорольду разрешение на убийство скульптора. Ее брат превратился в жалкое воспоминание о прежнем наводящем ужас воине, каким он был раньше, но даже этот слабак в состоянии прикончить нищего заложника. Если Ингельд каким-то чудом вывезла любовника из города, Свидетельницы сатрапа сообщат ему, где Бенард, а веристам Хорольда потребуется всего несколько часов, чтобы его поймать.

Салтайя криком разбудила Гуиту, которая спала на коврике у двери.

Бенард. Может, тут постаралась его сестра? Может, это еще одно — окончательное — доказательство того, что Фабия Селебр — Избранная?

Священную Ксаран не просто так называли Матерью Лжи. Она разговаривала со всеми своими детьми, но не всегда ее речи были понятны, чтобы те не выдали Ее тайн менее значительным богам, молодым и глупым. Как правило, она заботилась об Избранных, хотя даже они не могли полностью на нее полагаться. Если интересы двоих войдут в противоречие, она поможет обоим или одному. Или обманет обоих.

Салтайя начала приводить себя в порядок, продолжая раздумывать над головоломкой. Ее положение осложнялось. Братья, в особенности Терек, стали опасно неразумны. Чтобы его приструнить, ей придется пробыть в Трайфорсе несколько дней, но вряд ли ей удастся продлить его жизнь больше чем на год или два. По дороге домой она будет вынуждена остановиться в Косорде, чтобы поработать над Хорольдом. Временами даже Стралг вызывал у нее опасения. Он был прирожденным воином, и его нечасто приходилось подвергать Лепке, но тревожные вести из Флоренгии свидетельствовали о том, что и он теряет былое могущество.

Да еще эта новость о гибели Квирарла, ее последнего сына, и донесение касательно «Нового Рассвета» в Натервале. Учитывая, что близится зима, эту проблему надо было решать в первую очередь. Прошлой ночью она отправила предупреждения Хорольду и Эйду, приказав им начать подготовку к весенней кампании, пока предатели не стали еще сильнее.

Дело всей ее жизни разворачивалось у нее перед глазами.

— Безмозглая сука! — Салтайя влепила Гуите такую пощечину, что та упала. — Я велела принести чистую рубашку! Из этого сундука!

Жалобно скуля, Гуита бросилась выполнять поручение. Девушка была совершенно безмозгла, даже одеть госпожу толком не могла. Придется ее заменить, а то скоро она и сама одеваться не сможет. Подчинение, которое применяла к ней Салтайя, давало полный Контроль, но быстро сжигало разум. Не сравнить с методичной Лепкой. Именно ей подвергали Салтайя и Храг его сыновей, от самого зачатия и до сих пор.

Салтайя прогнала неприятные мысли и сосредоточилась на одевании, стараясь не обращать внимания на неуклюжие попытки Гуиты ей помочь. Дворец в Трайфорсе, несомненно, был самым мрачным и безликим дворцом на всей Грани, и за годы, прошедшие с тех пор, как Стралг положил конец местным королевским династиям и назначил своего брата сатрапом, Терек не сделал ничего, чтобы его изменить. Не важно; все равно приятно натереться ароматными маслами и одеться в чистую одежду, пошитую специально для тебя. Полюбоваться собой в большое серебряное зеркало, пока Гуита расчесывает твои волосы — нежно, как крестьянка, молотящая зерно.

Волосы Салтайи были снежно-белыми, всегда. Кожа — необычайно бледной даже для вигелианки, а глаза удивительного темно-синего цвета — Храг сказал, что он позаботился об этой отличительной черте, когда она только родилась. Ее вытянутое лицо никто не назвал бы красивым, но от красоты гораздо меньше толку, чем от власти. Салтайе до сих пор никто не дал бы и сорока, хотя на самом деле ей было в два раза больше.

— А теперь покрывало.

Поддерживая репутацию Королевы Теней, она всегда носила только черный цвет, скрывая под покрывалом волосы и шею, а под длинными рукавами — кисти рук. Кроме многочисленных Гуит да нескольких привилегированных лиц никто не видел ее тела. До отъезда из Трайфорса ей придется найти себе новую Гуиту. После первого эксперимента в Подчинении она всех горничных звала Гуитами.

Однако очередной служанке придется подождать. Первым делом необходимо выяснить, является ли девчонка Селебр Избранной Ксаран. Впрочем, нужно дать ей фору и перевести в какую-нибудь из подземных камер, чтобы она могла воспользоваться силой Матери. А затем отправить к ней вериста, обещанного Тереком, самого дикого и грубого. В Скьяре Салтайя могла устроить изнасилование в камере с потайным глазком, чтобы понаблюдать, как все происходит, но в Трайфорсе подобных удобств не было.

Неважно. Если насильник покинет камеру с довольным видом, значит, девушка не Избранная, и ей придется смириться с будущим замужеством. Если же станет понятно, что Фабия Селебр взяла насильника под Контроль или он не выйдет оттуда вовсе, тогда Салтайе придется найти укромное местечко для разговора с девчонкой — на реке такой возможности не было. Чтобы убедить Фабию сотрудничать, она для начала признает, что ее племянник Катрат Хорольдсон — не самый лучший жених, а потом расскажет ей, как без лишних усилий переделать любого мужчину. Все равно что перешить платье, и даже проще. Зерно идет в еду только после того, как его соберут, перемелют, замесят из него тесто и испекут; с мужчинами то же самое.

Ее размышления прервал стук в дверь.

И прервал надолго.

* * *

Она в ярости мчалась по пустым каменным коридорам. За ней и впереди трусили веристы в полосатых накидках, с голыми руками и ногами. Они промчались через комнату стражи, где прочие воины бросились врассыпную и испуганно прижались к стенам. Правильно сделали.

Комната, в которую она влетела, была с голыми стенами и даже без спальной платформы. Повсюду валялись разбросанная одежда и другие вещи девушки, словно эти идиоты раскидали их в поисках беглянки. Салтайя подошла к единственному окну с двумя бронзовыми прутьями. Убедившись, что с ними все в порядке, и они стоят на своих местах, такие же древние, как и сами стены, она положила руку на камень и уловила едва заметный след присутствия Древнейшей, поднимающийся из самого сердца мира. Даже Салтайя, обладавшая шестидесятилетним опытом, не смогла бы отсюда сбежать. Возможно, ей бы удалось как-то обмануть тюремщиков и заставить их открыть двери, но взять под Контроль сразу восьмерых никому не под силу. Избранная или нет, девчонка, судя по всему, воспользовалась чей-то помощью.

Снаружи лил сильный дождь, и по улицам неслись потоки воды, заставляя прохожих спешить по домам. Если убрать дождь и дневной свет, именно эту улицу Салтайя видела во сне. Значит, Бенард Селебр вызволил сестру из темницы? Именно такое послание отправила ей Темная.

Она повернулась к веристам. Два ее личных стража, которых она держала под Контролем, Эрн и Брараг, стояли рядом с ней, не сводя глаз с остальных. Два провинившихся тюремщика мялись у нее за спиной, еще два были снаружи и заглядывали в дверь. Она не помнила, как зовут их командира, но это не так важно, а скоро и вовсе потеряет значение.

— Выходит, вы не в состоянии уследить за обычной девчонкой?

Командир фланга оскалился.

— Мы всю ночь просидели за дверью. Никаких посетителей не было, никто не приходил и не уходил…

— Кроме пленницы.

— Мы не сражаемся с богами! А выпустил ее отсюда не смертный.

— С каких это пор священный Веру принимает оправдания? Выследите ее!

— Мы пытались, миледи. Дождь… Мы не смогли учуять ее запах. — В самом деле, его короткие волосы и борода были мокрыми.

— А укрист Вигсон? Полагаю, он тоже исчез? Ты за ним послал?

Кивок.

— Наверняка он дал стражникам взятку, — решила Салтайя. — Ничего, Свидетельницы вытянут из них правду.

— Тюремная стража исчезла. — Командир фланга тоже с радостью провалился бы под землю.

— Свидетельницы найдут и Вигсона, и их! — уверенно заявила Салтайя.

Даже если беглецы вне поля их зрения, Свидетельницы расскажут Тереку, в какую сторону они направились.

Не стоило ей рассчитывать, что самый богатый человек Вигелии будет сидеть в общественной тюрьме. Хорт Вигсон был нужен ей лишь в качестве заложника, чтобы Фабия хорошо себя вела. Вероятно, он заплатил тюремщикам столько, что они вполне смогут избежать гнева сатрапа и начать где-нибудь новую жизнь. Дешевле было их прикончить, но такие методы у Хорта Вигсона не в ходу. Умным людям не нужно нарушать закон, говорил он — они в состоянии изменить его под себя. Однако даже ему не позволено подкупать веристов.

Салтайя направилась к двери.

— Заприте здесь этих тупиц до тех пор, пока я не переговорю с сатрапом.

Неожиданно в воздухе запахло убийством и мятежом. Салтайя Храгсдор, может, и сестра сатрапа и лорда крови, да вдобавок хтонианка, но ни одна женщина не имеет права отдавать приказы Героям Веру!

Кроме нее. Шестеро стражников остались внутри, двое у двери неохотно к ним присоединились, и Эрн запер их на мощный бронзовый засов. Он изумленно огляделся по сторонам, и на лбу у него выступили капельки пота.

— Сколько их можно удерживать? — спросила Салтайя.

Эрн беспомощно пожал плечами.

— Пока не решат сорвать засовы или доски пола, миледи. В боевой форме некоторые могут пробраться между прутьев — если у них будет время. Нельзя сажать в тюрьму веристов!

— В таком случае надо как можно скорее наказать эти отбросы. Они опозорили ваш культ. Оставайся здесь, никого не выпускай и не впускай. Брараг, найди сатрапа. Пусть придет в мою комнату. Немедленно!

Воин Брараг поморщился, представив себе, как передаст это Стервятнику, но ослушаться не мог. Он отдал честь и умчался прочь.

* * *

Оставшись одна, Салтайя медленно побрела в свою убогую комнату, отчаянно пытаясь разобраться в произошедшем. Какой бог вмешался? Анзиэль?! Из послания Матери она узнала, что Бенард Селебр здесь, в Трайфорсе, а не гниет в косордской могиле для нищих. Мальчишка — легкомысленный мечтатель, но с другой стороны он — Рука Анзиэль. Конечно, ему самому не под силу вызволить сестру из темницы, зато его богиня вполне на это способна, если захочет.

А второй брат, Герой? Нет, на его молитву ответит лишь Веру, но тут явно приложил руку не он. Юный Орлад должен прямо сейчас умереть, чтобы Терек порадовался убийству флоренгианина.

Прошлой ночью ей приснился необычный сон; это было очень важное предупреждение, возможно, даже намек на то, что Фабия Селебр сейчас находится в милости у Ксаран, а Салтайя Храгсдор — нет. Вне всякого сомнения, то, что девушка принесла в жертву богине Перага Хротгатсона, подняло ее в глазах Матери, но, если девчонка думает, что превзойдет Салтайю Храгсдор в подношениях Древнейшей, ее ждет разочарование.

Королева Теней остановилась, открыла скрипучую дверцу в затянутой паутиной нише и выглянула в маленький запущенный сад, окруженный каменными стенами. Его называли Травяным садом, и наверняка какая-нибудь давно почившая королева Трайфорса выращивала здесь травы, отдыхая от своих высоких обязанностей и воспитания принцев. Когда Салтайя впервые увидела сад, она сразу поняла, что эта проклятая земля отдана Древнейшей. Мрак и дождь делали садик особенно жутким. Да, местечко подходящее.

Вернувшись в свою комнату, она увидела разбросанную повсюду одежду и Гуиту, которая сидела и тупо смотрела на стену, потому что ей не приказали навести порядок. Сейчас она даже не ела без приказа. Салтайя еще била ее, когда появился Брараг — он запыхался, словно бежал всю дорогу до башни и назад.

— Командир войска… его сейчас нет… во дворце, миледи… уехал на колеснице, недавно.

Она чуть не выкрикнула проклятие, но вовремя сдержалась — ее проклятия были куда действеннее, чем у большинства людей. Очевидно, Терек отправился к холмам, потому что в такую погоду не мог наблюдать за убийством Орлада из башни. Смерть и разложение! Неужели ловушка?

— Приведи ко мне командира охоты Фелларда! Немедленно! Скажи ему, что это срочно.

* * *

Командир охоты Феллард Локисон, командир Собственной охоты Кулака, был слишком молод для своего звания — даже сейчас, когда Стралг лишил Грань почти всех старших веристов. А еще он был высокомерный дурак. Вчера он сознательно оскорбил Салтайю, оставив ее на берегу и уехав с Фабией. Демонстрировать подобное неуважение сестре своего командира исключительно неразумно, даже если бы слухи о том, что она Избранная, не соответствовали действительности. А поскольку это правда, он дорого заплатит за свою глупость.

Феллард вошел, наградив Салтайю насмешливой улыбкой, и беспечно кивнул, вместо того чтобы поклониться. Он был высоким и стройным, обычное для вериста высокомерие светилось в голубых вигелианских глазах. Идеальный подбородок гладко выбрит, золотистые волосы… он был бы невероятно привлекателен, если бы его лицо не портили четыре вертикальных шрама от когтей, из-за которых рот казался слегка кривым. Впрочем, Салтайя с ее извращенным взглядом на красоту находила это особенно привлекательным. Он сложил руки на груди и без страха наблюдал, как она идет к нему, шлепая босыми ногами по каменному полу.

— Миледи? Вы хотели меня видеть?

— Хорошо, что пришли, милорд. Командир фланга, подожди за дверью, пожалуйста. И никого сюда не впускай. — Гуита по-прежнему сидела в комнате, но она ничего не заметит. — Мне нужна ваша помощь, командир охоты.

Подойдя поближе, Салтайя заставила его замереть на месте.

— Ты будешь мне подчиняться, — сказала она, схватив его за руку.

Молчание, только глаза раскрылись от внезапно охватившего его ужаса.

— Ты будешь мне подчиняться! — Она направила силу на его могучие мышцы и встретила мощное сопротивление. Очень упрямый молодой человек. Однако у Салтайи не было времени на жалость. — Повелеваю именем священной Ксаран!

Фелларда так потрясло запретное имя, произнесенное вслух, что его сопротивление лопнуло, точно мыльный пузырь.

— Я буду… вам подчиняться.

Уже лучше.

— На колени!

Веристы ни перед кем не опускаются на колени, даже перед священным Веру. В ужасе от того, что выполняет ее приказы, Феллард начал медленно падать, словно лесной великан, и его колени со стуком, от которого Салтайя поморщилась, ударились о каменный пол. Он смотрел на нее снизу вверх, глаза широко раскрыты, лицо побледнело и покрылось потом.

Она заглянула в его сознание. Ей было трудно пробиться сквозь могучие волны ужаса, но она сумела ввести его в транс, отыскав обходной путь. Страх… источник страха… предмет страха, похоже, она сама. Скорее всего это его самое слабое место… она нанесла удар, и он вскрикнул от боли. Гнев?.. Еще один удар, и он задрожал, словно лошадь, на которую напали крестьяне. А тут, видимо, сексуальное наслаждение? Да, хватило пары прикосновений, и он застонал от удовольствия.

Теперь можно ввести щенка в транс и изучить его сознание. Оно оказалось очень аккуратным и упорядоченным, с мотивацией стройной, будто ониксовые колонны в Джат-Ногуле. Она нажала на тот доминирующий мотив.

— Говори! Кого ты видишь?

Он несколько раз вдохнул и принялся лепетать:

— Веру, бог, Герой, Веру, боевой зверь…

То был он сам, его личность. Она двинулась дальше.

— Стервятник… м-милорд?..

Терек. Она обратилась к образу самой себя.

— Ведьма…

Значит, ведьма? Он за это заплатит. Салтайя не задерживалась.

— Киска? О, Киска… любимая…

Командир охоты Феллард оказался весьма любвеобильным мужчиной. Салтайя обнаружила в его жизни не менее четырех женщин, но сейчас главное место занимала Киска. Еще имелось трое детей, которых Салтайя не стала связывать с матерями. Родители, пара братьев и сестер, друзья детства… Все они отошли на задний план, умерли или жили очень далеко. Она вырвала их, не обращая внимания на мучительные вопли. Затем любовниц, всех четверых — выдернула, сломала и вышвырнула. Терека она оставила, но заметно ослабила его присутствие. Свое же она сделала огромным, привязав его к страху, похоти и его собственному представлению о себе. Как грубо! Куда грубее Подчинения, которому она подвергла Эрна и Брарага, Когда процесс будет завершен, Салтайя останется единственным человеком в жизни командира охоты Фелларда. Он будет ей предан, как никому и никогда. Ну вот! Она выпустила его, и он повалился на пол, задыхаясь и плача.

Салтайя подошла к стулу. Ее тоже трясло, в голове пульсировала боль.

— Ко мне!

Он попытался встать, не смог и пополз на четвереньках, похожий на ходячего мертвеца. Добравшись до нее, он опустился еще ниже и принялся целовать ее ногу. При этом он что-то бормотал, но она смогла разобрать только «миледи».

Обычно она проникала в сознание своих подданных и оставляла его нетронутым, по крайней мере на короткое время, но Феллард долго не продержится. Через пару тридцатидневок он превратится в тупое животное. К счастью, он ей нужен совсем ненадолго.

— Чего ты хочешь?

— Служить вам. Всегда. Служить вам. — Он посмотрел на нее остекленевшими глазами преданной собаки.

— Встань. — Она нетерпеливо ждала, пока он пытался подняться. — Ты будешь мне подчиняться и служить, но забудешь обо всем, что произошло в этой комнате.

— Как я могу послужить миледи?

— Пленница Селебр сбежала.

— Я слышал. — Он пытался сдержать ухмылку, но у него не получилось. — Очень прискорбная новость. Очевидно, командир войска Терек приказал ее охранять… — Веселье перешло в недоверчивое удивление.

— Ну?

— …ценой жизни. Но… — Он криво ухмыльнулся. — Но это всего лишь выражение такое! Веристов нельзя казнить. Ваш досточтимый брат подвергнет их суровой каре, но… но не…

— Восемь веристов заперты в ее камере. Ты знаешь, где?

— Да, миледи. — Его охватило настоящее беспокойство.

— Пойди и разберись с ними. Отведи их в Травяной сад и убей там.

— Миледи! Они будут сопротивляться. Невинные люди…

— Считай, это тренировочное упражнение, — заявила она. — Убей их. В Травяном саду. Ты будешь мне подчиняться.

Побелев, как полотно, командир охоты прошептал:

— Я буду вам подчиняться.

ГЛАВА 5

Фабия Селебр никогда не допускала мысли, что ей все-таки придется выйти за вериста, но осознавать, что Катрат Хорольдсон больше не маячит на ее горизонте, было приятно. Он исчезнет за Границей и будет заниматься своей военной карьерой, так и не узнав, какое его ждало счастье. У Фабии и без него хватает неприятностей.

«Свободный дух» был обычной речной лодкой, длинной и неглубокой, с двумя мачтами и треугольным парусом. Возможно, судно выглядело старее и вонючее многих других, но Дантио давно на нем плавал и считал, что оно спасет их от погони. Команда и хозяева лодки представляли собой семью примерно из двадцати членов, от новорожденных детей до дряхлых старцев. Лодка была им домом, а кучи ящиков и узлов, сваленных посередине — имуществом. По традиции пассажиры сидели на носу, а команда толпилась на корме, кутаясь в красные или коричневые бурнусы и болтая на своем певучем языке.

Дождь прекратился, когда «Свободный дух» покинул Врогг и поплыл дальше по притоку под названием Маленькая Каменка. Мир пронизывал водянистый солнечный свет, наполненный паром, и вскоре впереди показался ветхий док. Берега были болотистые, а окружавшие их деревья жалкие, но далеко на юго-востоке высилась громада гор Варакатс, ослепительно белых на фоне полуденной синевы неба.

Фабия сидела на скамье у левого борта, рядом с Хортом Вигсоном, и касалась ногами коленей Ингельд, устроившейся напротив. По бокам от правительницы Косорда сидели командир фланга Гатлаг и Бенард — последний самым бесстыдным образом обнимал ее за плечи. Она была, как всегда, очаровательна, но все утро ничего не ела. Неужели она беременна от братца Фабии?

Никто особенно не разговаривал, поскольку каждого занимали собственные заботы. Все знали, что Салтайю и Терека нельзя сбрасывать со счетов, а Ингельд упрямо твердила, что Хорольд преследует ее по реке, так что челюсти Храга вполне могли сомкнуться на шеях беглецов. Орлада приговорили к смерти и, возможно, он уже мертв. Дантио остался в Трайфорсе, чтобы в этом убедиться — он признался, что Свидетельницы славятся своим любопытством, но никакая опасность ему не угрожает, поскольку никто не может незаметно к нему подобраться. А еще где-то были таинственные повстанцы, готовые нанести удар по Трайфорсу.

Кроме общих забот у каждого имелись и свои собственные. Фабия и Дантио хотели вернуться в Селебру, но перевал, возможно, закрыт. Бенард уклончиво отвечал на вопросы о Селебре, потому что не мог оставить Ингельд. Фабии не хотелось бросать здесь Хорта, она любила его гораздо больше, чем родного отца, которого не помнила. Ингельд наверняка волновалась за Катрата, который шел на проигранную войну.

— Отец, сколько еще до Высокой Балки? — спросила Фабия.

— Не знаю, — своим обычным тихим голосом ответил Хорт. — И речной народ, видимо, тоже не знает. Я не уверен, что Высокая Балка вообще существует. Может, это несколько мест или некая идея.

Гатлаг презрительно фыркнул. Покрытый шрамами старый вояка почему-то невзлюбил маленького укриста.

— Нельзя спрятать орду веристов в «идее». Им нужна еда, ночлег и тренировочная база. — Он снова фыркнул. — И женщины.

— Дантио сказал, что наше путешествие будет недолгим. — Бенард так горько ухмыльнулся, словно предпочел бы плыть всю жизнь.

На реке «недолго» может означать от часа до нескольких шестидневок. Фабия сомневалась, что лагерь повстанцев рядом с Трайфорсом, если Арбанерик Крэнсон уже больше двух лет держит его в секрете от веристов. Дантио хотел присоединиться к ним, проделав тот же путь по суше; она надеялась, что у него все хорошо, потому что только их семейный прорицатель знал, как найти штаб повстанцев.

Лодка перебралась к другому берегу и вошла в небольшую бухту с неподвижной водой. Защищенная от ветра берегом, поросшим деревьями, и запутавшись в камышах и тростниках, она остановилась. Видимо, они прибыли к месту встречи — очень неплохому месту, доступному и в то же время укрытому от посторонних глаз. Впрочем, какая-нибудь Свидетельница их запросто тут отыскала бы, даже в темноте. Четыре матроса начали опускать паруса.

— Эй, на «Свободном духе»!

Дантио появился из кустов, словно мифический дух леса — стройный юноша в рубашке из мешковины и длинных штанах, какие носят рабы в Трайфорсе. Потрепанный кожаный плащ распахнулся, он сбросил капюшон, и все увидели смуглое лицо флоренгианина и сверкающие белые зубы. Он радостно помахал над головой кулаками.

— Терек мертв!

На мгновение все лишились дара речи. Фабия подумала о его войске, двадцати шестидесятках озверевших веристов, которые наверняка бросились в погоню за убийцей.

А потом все, включая речной народ, завопили:

— Что? Как это произошло? Нет, не может быть!

— Он мертв! — повторил Дантио. — Его убил Орлад! Орлад жив!

Он слегка повернулся, чтобы пропустить вперед юношу, который выбрался из кустов и встал рядом с ним. Орлад тоже улыбался, и это доказывало, что все в жизни бывает в первый раз, потому что еще вчера он был мрачен, будто голодный кабан. Его тело укрывала промокшая насквозь шерстяная накидка, а медный ошейник Веру сиял на шее, словно желтое пламя.

— Орлад! — так громко и радостно завопил Бенард, что птицы поднялись в воздух и принялись испуганно хлопать крыльями над рекой. Он вскочил с места, как будто намеревался перепрыгнуть через борт и обнять брата, но Ингельд его удержала. — Орлад! Ты перешел на нашу сторону!

Речной народ тоже кричал, но их крики были наполнены тревогой. Даже в лучшие времена они не любили веристов (и очень неохотно пустили на свою лодку Гатлага), а флоренгианский верист — это уже слишком. Значит, война перебралась через Границу, и на Вигелию напал враг. Мужчины бросились к парусам и реям. Другие похватали шесты и весла и, отталкиваясь ими ото дна, попытались вытащить «Свободный дух» из камышей. Лодка дернулась назад, откуда только что приплыла.

Орлад рявкнул, и из-за деревьев у него за спиной появились Герои — веристы в накидках и медных ошейниках, но нормальные, вигелианские веристы со светлой кожей и золотистыми волосами. Они попрыгали в воду, точно выдры, и бросились вперед через тростник, не обращая внимания на глубину. Потрясенная Фабия насчитала семь человек. Когда вода добралась до их плеч, они уже схватились руками за планшир, и «Свободный дух» замер на месте.

Несколько матросов подняли шесты, словно собираясь разбить им головы или переломать пальцы, но тут же старый Гатлаг вскочил на ноги и предостерегающе закричал. Однако катастрофу предотвратил пронзительный голос вроггианина и патриарха лодки, мастера Нока. Матросы замерли.

— Мы заплатим! — выкрикнула в наступившей тишине Ингельд. — У нас есть серебро.

— Если вы ударите Героя, он разорвет вас на куски, — проворчал Гатлаг, усаживаясь на место.

Матросы куда лучше понимали вигелианский, чем делали вид, поэтому быстро убрали шесты. Стоявший на берегу Орлад присел на корточки, взвалил Дантио на плечо и без видимых усилий его поднял. С прорицателем на плече он вошел в воду.

— Знаешь, я умею ходить! — весело заявил Дантио. — Всем известно, что из вериста нельзя сделать вьючное животное.

— Мне уже мокнуть некуда, а ты пока сухой.

Еще вчера Орлад был мрачным, угрюмым грубияном, фанатично преданным сатрапу Тереку и его брату Кулаку. Что за чудо его преобразило? Он мимолетно улыбнулся во второй раз, когда сгрузил свою ношу на борт лодки, а затем сам туда забрался. Семеро товарищей последовали его примеру. И неожиданно на «Свободном духе» стало очень тесно.

Дантио бегло заговорил с речным народом на их языке, взял у Ингельд тяжелый мешочек и принялся торговаться с командой, заломившей за дополнительных пассажиров плату в две горсти серебра. Успокоившиеся, хотя и не слишком довольные, они начали выводить лодку из камышей, а кое-кто из женщин стал рыться в мешках на палубе. Судя по всему, Дантио купил или взял во временное пользование все полотенца и запасную одежду, имеющиеся на лодке.

Затем он повернулся к вновь прибывшим.

— Милорды! Познакомьтесь с леди Ингельд, представительницей наследной династии Косорда; командир ее войска Гатлаг Гатлагсон; мастер-укрист Хорт Вигсон; мой брат Бенард и сестра Фабия. А вы, дорогие господа, познакомьтесь со славными воинами. Перед вами лорды Ваэльс, Хротгат, Снерфрик, Намберсон, Нарг, Прок и Джангр. Да сияет их слава вечно!

Фабия никогда не видела вериста таких размеров, как Снерфрик. Вид у него был юный, но очень грозный. А Прок, самый маленький из воинов, выглядел еще опаснее. Когда они сняли свои промокшие от дождя накидки, у многих на теле оказались свежие шрамы, у других бороды были перепачканы кровью. У Ваэльса на подбородке Фабия разглядела красное пятно, но решила, что оно родимое.

Дантио сел на скамью рядом с сестрой, чтобы рассказать о случившемся.

— Вам известно, что Терек задумал устроить Орладу засаду, когда тот будет возвращаться в Нардалборг. Орлад ее избежал, и убийцам пришлось за ним гнаться. Они не знали, что комендант Нардалборга, командир охоты Хет, велел флангу Орлада защитить его и доставить домой живым и здоровым. Они встретились с людьми Терека у Королевской Травы и устроили им засаду. Славное было сражение!

Фабия никогда не слышала о Хете. Видимо, это один из старших офицеров Терека, но почему-то он спас жизнь Орладу. Сознательно или по чистой случайности?

— И каковы были шансы? — спросил Гатлаг.

— Фланг на фланг. Только одному из людей Терека удалось сбежать.

Старый Герой восторженно рассмеялся.

— Значит, великая победа!

Но полный фланг состоит из двенадцати человек, а здесь только восемь.

— Это еще не все. Из-за плохой погоды Терек не мог наблюдать за охотой со своей башни, — продолжал Дантио. — Он примчался к Королевской Траве без стражи! Вторая битва была значительно короче, но и куда важнее! Его смерть нанесет серьезный удар Дому Храга.

Все переглянулись, а Ингельд спросила:

— Что ждет Трайфорс?

Кого интересует Трайфорс? Теперь Фабия могла сравнить своих братьев. Бенард сильный, добродушный, легкомысленный; Орлад весь в шрамах, изнутри и снаружи — несмотря на улыбку, он разгневан и опасен; Свидетель Дантио… Она плохо его понимала. Умный, разумеется, всеведущий. Вдобавок евнух. В своих одеяниях и вуали Свидетельницы он был похож на женщину и потому казался высоким, зато среди братьев выглядел юношей, даже младше Орлада (а ведь он был на восемь лет его старше!). Без мужа-вериста Фабия могла прекрасно обойтись, а вот брат-верист будет ей полезным защитником. Брат-прорицатель окажется хорошим советчиком, а художник… возможно, Бенард заново отделает для нее дворец в Селебре, когда она унаследует трон отца. Правительница?

Восемь громадных мужчин вытирались, хохотали и меряли одежду, отчего на лодке как будто совсем не осталось места. Возможно, здесь теперь было гораздо интереснее, чем раньше, но Фабия уже сталкивалась с подобным поведением веристов по пути из Скьяра и знала, что не должна на них смотреть, хотя речной народ с любопытством за ними наблюдал и комментировал их поведение.

Когда в разговоре возникла пауза, Фабия прошептала:

— Дантио, а как будет слово «дож» в женском роде?

— Догаресса. Нравятся тебе эти парни, милая? Если хочешь, можешь на них смотреть. Они не будут против.

Фабия охнула и напустила на себя возмущенный вид, чувствуя, как краснеет, потому что она и в самом деле бросила на них пару взглядов. Дантио, судя по всему, об этом знал.

— Отец, этот человек делает мне непристойные предложения.

Хорт подарил ей мягкую, едва уловимую улыбку.

— Братья часто так поступают, дорогая. Мерзавцы те еще! Вот почему я старался тебя от них оградить.

Самый богатый человек на Вигелианской Грани был одет в лохмотья и выглядел, как старый слуга, занимающий в доме самое низкое положение.

— Надеюсь, Орлад защитит ее от веристов, — с серьезным видом заявил Бенард, — иначе она попросит остальных братьев спасти ее от них.

— Похоже, Орладу чудом удалось выжить, — заметил Дантио. — Вчера ночью у него не было на спине этих жутких шрамов. О, смотрите все! Фабия его разглядывает!

Она размахнулась, собираясь влепить ему пощечину, но он ловко избежал удара.

— Хуже обычного брата, — сердито выпалила она, — может быть только брат-прорицатель!

— Нет, художники еще противнее, — возразил Бенард. — Они постоянно пялятся на тебя, пытаясь решить, как передать и сохранить твою красоту для будущих поколений — в мраморе или бронзе.

— Вот это мне по душе. Продолжай.

— Мне нравится покрой твоего платья, но голубой цвет тебе не идет.

— А нижнее белье у нее вообще жуткое, — сообщил Дантио.

— Так нечестно! — взвыла Фабия. — Мне пришлось носить старые тряпки, в которых я уехала из Скьяра, потому что в Трайфорсе некогда было сходить на рынок! Это лучшее, что нашлось среди обносков в «Шестидесяти Путях». Если будете надо мной смеяться, я расплачусь, и тогда вы пожалеете.

— Нет, нас это позабавит. А вообще-то я думаю, что Орлада проще довести до слез, чем тебя. И меня тоже.

— И меня, — добавил Бенард. — Она у нас твердая, как гранит.

— Миледи! — завопила Фабия. — Велите им прекратить! Что мне делать?

— Благодарить богов, милая, — улыбнувшись, ответила Ингельд. — Наконец-то вы встретились после такой долгой разлуки! Они дразнят тебя, чтобы показать свою любовь.

— Даже представить страшно, что бы они говорили, если бы я им не нравилась. Попрошу Орлада меня защитить.

— Подозреваю, над чувством юмора Орлада тоже придется немного поработать, — заявил Бенард. — Как по-твоему, Дантио? Давай следующие шесть дней будем доставать Фабию, а потом займемся Орладом.

— Нет! — вскричала Фабия. — Начните лучше с него, а я помогу перевязывать вам раны.

Ингельд рассмеялась.

— Молодец! Этот раунд выиграла Фабия.

Поскольку Орлад был командиром фланга, он первым выбрал себе одежду из того, что нашлось на лодке — льняные брюки и кожаную куртку, которую он не стал застегивать, выставив на всеобщее обозрение медный ошейник и безволосую, покрытую шрамами грудь. Его товарищи натянули на себя оставшееся, но большинство из них были намного крупнее мужчин речного народа, и им пришлось довольствоваться импровизированными набедренными повязками. Оставив друзей посреди палубы, Орлад направился к людям, которых Фабия уже начала считать своей семьей. Почему бы и нет? Она любила Хорта, как отца; Бенард и Ингельд обожали друг друга, а вожака стаи Гатлага вполне можно было считать верным слугой. Более того, семья избавилась от нежелательных личностей, в частности, от Катрата. И слава богам!

Дантио почувствовал приближение Орлада и соскользнул со скамьи, уступая ему место. Тот принял это как должное, а Дантио отправился копаться в багаже. Лодка помчалась вперед по течению Врогга.

Орлад откусил персик, дожидаясь, когда кто-нибудь заговорит. Он больше не улыбался, но вид у него был очень довольный и уверенный. Видимо, он понимал, что ему некого и нечего бояться, кроме веристов. И еще он изменил ход истории, убив Терека Храгсона.

— Насколько я понимаю, — проговорила она, — ты больше не одобряешь брак с Катратом Хорольдсоном, который мне пытались навязать?

— Нет, не одобряю, — окинув ее мрачным взглядом, ответил Орлад.

— И ты не прикажешь мне хранить верность дому Храга?

— Заткнись! — отрезал он.

Ну никакого чувства юмора!

— Вчера ночью Дантио рассказал нам про место под названием Высокая Балка, — вмешался Бенард. — Там якобы собралось много веристов, которые не хотят отправляться на войну. Их именуют «Новый Рассвет», и они решили свергнуть Стралга.

— Дезертиры! — Орлад снова откусил персик.

— Как скажешь, братец. Только я считаю, что это просто здравомыслящие воины. Ты убил сатрапа, командира войска, члена семьи Храгсонов. Тебе нужна помощь и союзники. Ошейник ведь снять нельзя, верно?

— Я и не хочу.

— Ты вернешься домой, во Флоренгию?

— Пока не решил.

Разговор не клеился.

— Не приставай к нему, дорогой, — попросила Ингельд. — Он не должен кому попало рассказывать о своих планах. Если он и его солдаты по-прежнему хотят сражаться за Стралга, веристы из «Нового Рассвета» будут считать их врагами. Если же они решат выступить против Стралга, их примут за его людей, как только они пересекут Границу.

Бенард надулся и задумался.

— Ты намекаешь, что им не следует идти в Высокую Балку?

— Я намекаю, что они должны сами принять решение.

Дантио вернулся с глиняной бутылкой и кружкой. Он поставил все на пол и встал на колени между братьями, закрыв собой родных от речного народа и других веристов. Затем он вытащил из-за пояса нож и снял восковую пробку.

— Это великолепное вино. Не хочу оставлять его грабителям. Я посвящаю его богам.

Он налил немного вина в кружку, понюхал его и оглядел компанию. Дочь, два Героя, Рука, укрист, Свидетель и тайная Избранная — винная церемония часто требовала непростых решений касательно очередности, но редко бывала настолько сложной.

— Миледи, не соблаговолите ли быть первой?

Ингельд улыбнулась царственной улыбкой и приняла из его рук кружку.

— Это честь для меня. Я благодарю Светлых за то, что они помогли воссоединиться четверым детям Селебры и молюсь за их будущее процветание и совместное счастье! — Она пролила каплю в качестве дара богам, а остальное выпила.

Остальные дружно произнесли:

— Аминь!

Дантио вновь наполнил кружку.

— Командир фланга?

Гатлаг заулыбался, обнажив длинные клыки, довольный тем, что ему оказана честь быть вторым.

— Я еще никогда не слышал, чтобы командир фланга убил командира войска во время первой же охоты, но Терека Храгсона давно было пора отправить к нашему богу, где ему будут оказаны великие почести. Поэтому я благодарю священного Веру за то, что он благосклонно отнесся к моему брату по культу Орладу, и молю о том, чтобы Свирепый и впредь одаривал его славными подвигами.

Он тоже пролил каплю вина на палубу, а остальное выпил.

На сей раз «аминь» прозвучало не так дружно. Орлад нахмурился, словно заподозрил насмешку, а Фабия вдруг спросила себя, не является ли его показное равнодушие, которое она приняла за уверенность, маской, прячущей мучительное ее отсутствие. Как-то раз во время долгого путешествия по реке Врогг она насмешливо заявила командиру фланга Снургу, что у веристов нет мозгов. Он с самым серьезным видом ответил ей, что жизнь гораздо проще, когда кто-то другой берет на себя все твои сомнения и заботы, а взамен отдает приказы. Как может Орлад быть таким спокойным, когда семеро молодых клятвопреступников рассчитывают на его поддержку и защиту?

И снова Дантио наполнил кружку. На сей раз он посмотрел на Хорта, но Бенард перехватил ее своей громадной ручищей, прежде чем он отдал ее укристу.

— Я добавлю несколько слов к обращению командира фланга. Я счастлив поблагодарить богов за то, что Они освободили миледи от Хорольда Храгсона и молю Их отправить его вслед за братом, причем как можно скорее.

Он сделал подношение богам и выпил.

Фабию потрясли его слова. Он фактически обратился к священной Ксаран, а проклинать кого-то так открыто — недостойно. Да еще и опасно, потому что Древнейшая может забрать к себе того, кто произнес проклятие, раньше того, в чей адрес оно направлено. А для мужчины говорить такое про мужа любовницы и вовсе позор. Однако Ингельд одобрительно похлопала его по ноге!

Орлад недоверчиво приподнял бровь.

— Ты сам решил провернуть это дельце, а, Большой Брат?

Бенард нахмурился.

— Не будь Хорольд веристом, я бы свернул ему шею.

— Вот-вот. — Молодой смуглый Герой ухмыльнулся. — Я помогу собрать твои останки для похорон, если, конечно, их не слишком разбросает по сторонам.

Может, у него все-таки есть намек на чувство юмора?

Дантио передал кружку Хорту.

— По своему опыту я знаю, — смущенно начал купец, — что человеку всегда следует просить богов о том, что кажется невозможным. Как правило, приходится идти на компромисс. Нам с Френой удалось спастись из заключения, поэтому я благодарю богов за свободу и умоляю Их помочь нам добраться до дома, а также компенсировать мне потери, которые я понес по вине сатрапа Эйда и его жены за все прошедшие годы.

— До дома? — спросила Фабия. — Ты про Скьяр, но… — Она увидела, как остальные заухмылялись, глядя на нее.

— В наш город, Селебру, — сказал Орлад. Он умудрялся доставать откуда-то персики, съедал их и выплевывал косточки за борт. Фабия решила, что ей не нравится, как он себя ведет, но Ингельд наблюдала за ним с восторгом. — Селеброй правит дож. А кто он такой?

— Известно, — заговорил Дантио голосом Свидетельницы, — что Селебра — самый большой и богатый город во всей Флоренгии, в особенности теперь, когда война разрушила столько городов. Дож является главой магистрата, его выбирает пожизненно Совет Старейшин. Вот уже многие поколения эта честь принадлежит членам нашей семьи, но титул необязательно переходит к старшему сыну. В былые времена правителями становились братья, дяди, даже зятья. Вот почему Салтайя решила женить племянника на Фабии. Стралг постучал бы когтями по столу и Совет выбрал бы Катрата — все законно, все счастливы.

Кроме жены Катрата. Впрочем, ради Ингельд Фабия не сказала этого вслух.

Орлад принял кружку у Дантио и поднял ее.

— Я благодарю своего повелителя, священного Веру, за сегодняшнюю победу и прошу Его показать Совету Старейшин, кто станет лучшим правителем города.

Гатлаг фыркнул. Ингельд нахмурилась. Бенард скривился. Лицо Хорта ничего не выражало и было безмятежным, как воды Врогга. Солнце ушло за тучи, и по спине Фабии пробежал холодок. Орлад не знает флоренгианского языка, Бенард не годится, а какой же Совет посадит на трон евнуха? У Фабии есть опыт управления хозяйством, пусть ее имение и куда меньше города. Из четверых наследников она — единственный возможный кандидат. А что плохого в догарессе?

Дантио улыбнулся.

— Не стоит готовить соус, пока не поймал рыбу, братишка! — Он снова наполнил кружку и пару мгновений разглядывал вино в ней. — Я много и тяжело трудился, приближая этот миг. Я служил Свидетельницей при дворе в Косорде, Бена, и знал, какие муки ты испытывал всякий раз, когда видел Ингельд. Я наблюдал за тем, как ты вырезал на барельефе в ее комнате мое лицо, пытаясь понять, кто же я такой. Под именем Урта, раба, я носил самые разные вещи по улицам Скьяра, залитым жуткими муссонными дождями, когда во дворце Хорта Френа Вигсон устраивала роскошные пиры для Салтайи. Однажды я даже побывал в Нардалборге, прислуживая странствующему купцу. Там я видел, как Орлада систематически избивали его друзья, и ничем не мог ему помочь. Но теперь боги воздали мне за мои страдания и позволили нам воссоединиться!

Он поднял кружку.

— За это я благодарю Их и прошу только одного — как можно скорее показать мне смерть Салтайи Храгсдор.

Паруса затрепетали от налетевшего холодного ветра. Все молчали. Обращения к богам становились все мрачнее и страшнее, однако кто обвинил бы Дантио в том, что он желает Салтайе скорейшей гибели? Когда он передал полную кружку Фабии, его хитрая улыбка словно бросала ей вызов: к какому богу она обратится за поддержкой? Произнеси она одно из имен Ксаран, ее в лучшем случае выбросят за борт.

— Мои братья добры, — сказала она, чтобы потянуть время. — Орлад убил Терека, Бенард хочет прикончить Хорольда, а теперь и Дантио попросил смерти Салтайи. Полагаю, я должна просить о гибели Стралга?

Все рассмеялись — Гатлаг хохотал так громко, словно в жизни не слышал ничего смешнее. Даже Орлад улыбнулся, хотя и криво.

Она подняла кружку с вином.

— Я благодарю всех богов за помощь в расплате за зло, причиненное дому Селебров, и прошу… я прошу Их благополучно привести нас домой и осенить Совет мудростью, которая поможет старейшинам выбрать самого достойного из нас!

— Аминь! — крикнул Орлад.

— В Трайфорсе началось сражение! — объявил Дантио.

— Кто?! — рявкнул Орлад. — Кто с кем сражается?

— Не могу определить на таком расстоянии. Но война началась.

ГЛАВА 6

Салтайя Храгсдор вышла из своей комнаты и приказала Эрну стоять на страже. Напевая, она отправилась в ту же сторону, куда ушел Феллард. У нее все получится, ей удастся вырвать преимущество из челюстей судьбы.

Побег Фабии требовал нового плана. Задним числом она подумала, что ей следовало раньше открыться девчонке, но за свою долгую жизнь Салтайя никому не признавалась, что она Избранная — поскольку это был самый короткий путь к тому, чтобы тебя похоронили заживо. Во время плавания по реке она не могла испытать Фабию, а сейчас уже слишком поздно горевать по этому поводу, несмотря на то, что иметь еще одну хтонианку в семье было бы весьма полезно. Стралгу придется справляться с Селеброй без детей дожа — а если война движется в ту сторону, город скорее всего и так не выживет.

Нет, Салтайе придется вызвать Катрата из Нардалборга и самой заняться его Лепкой. Жена могла бы сделать из него то, что требуется, за несколько лет совместной жизни, но долгого путешествия вниз по течению реки в Косорд тоже достаточно. Она хихикнула, представив себе, что подумают ее спутники о молодом веристе, который будет сидеть целыми днями рядом со своей дорогой тетушкой. Катрат должен быть счастлив, что планы изменились; сейчас только безумец предпочтет добровольно отправиться во Флоренгию, а ее племянник не производил впечатления сумасшедшего. Злобный, мелочный, отвратительный, да, но не безумный. Их семья еще жива — Терек где-то прячет от нее своего сынка, да и во Флоренгии наверняка растет парочка ублюдков Стралга. Стралг никогда не признавал внебрачных детей, но за свою жизнь наверняка произвел на свет целую армию.

Она вошла в Травяной сад с мокрой высокой травой и падающими с веток деревьев каплями дождя, пропитанный скверным воздухом. Когда она пробралась через густые заросли в дальний угол и нашла скрытое от посторонних глаз местечко между двумя деревьями, ее одежда насквозь вымокла. Там она окутала себя мраком, и вскоре сад превратился в серое пятно. Теперь ее никто не увидит, если не наткнется по чистой случайности. Салтайя разделась догола, опустилась на колени и раскопала землю руками, погрузив в нее пальцы.

Кровью и рождением; смертью и холодной землей.

— Самая нечестивая из богов, Матушка Ксаран, прими жертву, которую я принесу Тебе во имя Твоей славы.

Она почувствовала поток силы, когда на нее взглянула Мать. Салтайя стояла на коленях и терпеливо ждала, не обращая внимания на холод и сырость, согретая собственным восторгом и возбуждением. Древнейшая, разумеется, получит удовольствие от ее дара и наградит Свою служанку. Земля страдала от голода.

Дверь открылась, и в сад вошла дюжина веристов в накидках с оранжевыми, красными и черными полосами. Они рассредоточились по всему саду и опустились на колени, как и сама Салтайя. Один из них подошел совсем близко, и ей пришлось прибегнуть к Подчинению, чтобы его остановить. Он опустился на колени за какими-то сорняками, нервно ухмыляясь, рядом с Королевой Теней — она могла протянуть руку и дотронуться до него.

Очевидно, им запретили разговаривать, потому что слышен был лишь шум дождя — поразительная дисциплина, ведь эти воины готовились к своему последнему сражению. Салтайя попыталась представить себе стук тринадцати сердец, бьющихся в унисон. Оранжевый цвет на накидках указывал на то, что они принадлежали к войску Терека, красный — цвет самого Кулака. Охота Фелларда. Следом за ними пришло еще восемь человек в накидках с оранжевыми, коричневыми и голубыми полосами — те уроды, что упустили Фабию Селебр. Они решили, что их ждет наказание, потому что каждый с возмущенным видом держал в руках лопату или пику. А Феллард умен, когда нужно. Немногим веристам удалось бы так легко заманить сюда жертв.

Впрочем, его замысел почти сразу раскрылся. Ни одна пика не успела воткнуться в землю: пришел еще один отряд в накидках с оранжевыми, красными и голубыми полосами, и ярость провинившихся веристов сменилась подозрением. Последним явился сам командир охоты в красно-оранжевой накидке. Он захлопнул за собой дверь. Судя по всему, это был сигнал к началу атаки. Герои отличаются нечеловеческой быстротой, и все закончилось почти мгновенно: прятавшиеся воины вскочили с колен, восемь приговоренных отшвырнули инструменты, все тридцать три вериста сбросили накидки и начали превращение. Тридцать три боевых зверя со светлой шерстью, в медных ошейниках, сошлись друг с другом под дикий скрежет когтей и пронзительные животные вопли.

Салтайя уже видела, как сражаются веристы, но никогда не была так близко. Она едва поняла, что драка сейчас начнется, как полилась кровь. Существо, похожее на кошку, упало, извиваясь, рядом с ней, размахивая когтями в предсмертной агонии, и на него тут же набросились два волка, которые разорвали ему горло.

С другой стороны мелькали лапы с когтями, что-то ударило в ствол дерева, и во все стороны полетели щепки. Всюду мужчины кричали, умирали и истекали кровью, которая пропитывала сырую землю — дар Матери Ксаран. Салтайя сидела, погрузив пальцы в землю, и чувствовала огромную радость и благодарность, поднимавшиеся ей навстречу холодным огнем. Она редко так сильно ощущала присутствие Древнейшей.

Сражения Героев никогда не длятся долго, и это уже закончилось. Один за другим коты, гончие и медведи превращались в обнаженных людей, задыхающихся и окровавленных. Вскоре осталось только четыре раненых боевых зверя, они выли от боли и пытались исцелиться. Один из них оказался приговоренным к смерти, и его тут же прикончили; троих других постарались успокоить и поддержать.

— Никаких почестей! — крикнул Феллард, чей рот был перепачкан кровью, а на груди алели шрамы. — Они оправдали себя, умерев в бою.

В ответ раздалось сердитое ворчание. Феллард вполне мог сказать, что его люди сражались не лучшим образом, потому что преимущество неожиданности и то, что их было трое против одного, не спасли их от тяжелых потерь. И, хотя Салтайя не услышала открытого возмущения убийством друзей, конец сражения не отметили радостные ликующие вопли, как это принято у веристов. Когда один из раненых принял человеческий облик, а остальных унесли на накидках, последний из ушедших закрыл за собой дверь, оставив за спиной пятнадцать трупов.

И Салтайю Храгсон. Травяной сад превратился в кровавое поле боя. Двоим сломали шеи, одному разбили голову о стену, но большинство истекли кровью или были разорваны на части. Пятнадцать здоровых молодых воинов умерли ради богини смерти, и Она ликовала, наслаждаясь Своим пиром.

Опьяненная Ее радостью, Салтайя громко рассмеялась, а потом стала валяться в кровавой грязи, слизывать кровь с трупов, целовать их раны. Сила Древнейшей питала ее, и она не сомневалась, что после такого благословения сможет привести в порядок Терека и, возможно, слепить что-нибудь полезное из Катрата. А заложники из Селебры ей теперь точно не помеха.

* * *

Надев промокшую и грязную одежду, она вытерла лицо мокрой травой и покинула сад, избежав встречи с флоренгианскими рабами, присланными убирать тела. По-прежнему окутанная покрывалом из мрака, она ступила в коридор, и те с ворчанием прошли мимо, никого не заметив. После таких волнений ей срочно нужна горячая ванна, да и поесть не мешает.

К сожалению, в своей комнате она обнаружила страшно взволнованных стражей. Командир фланга Эрн имел более высокое звание, зато голос у Брарага был громче.

— Миледи, сатрап погиб!

— Убит!

— На холме…

Она трижды обошла комнату по периметру, прежде чем они сумели рассказать ей все, что они знали. В тумане и под дождем веристы, засевшие в засаде, сами попали в западню, да такую искусную, что только один из них остался в живых и вернулся во дворец, чтобы рассказать о случившемся. Вожак стаи привел туда три фланга и обнаружил возле разбитой колесницы мертвого Терека.

Осознав все услышанное, Салтайя без сил опустилась на стул.

Вести были… оглушительные.

Неужели это начало восстания, которого она так боялась? А если и нет, дезертиры, разумеется, тут же нанесут удар, узнав, что командир войска Храгсон не возглавит оборону. Пожар распространится. Хорольд, оставшийся в Косорде, еще дней тридцать будет оставаться в неведении. Зима уже почти подступила, перевал закроют, а сезонные ветра сделают путешествие вверх по Вроггу практически невозможным. Хорольд не сумеет привести сюда армию раньше весны или начала лета. А к тому времени повстанцы значительно укрепят позиции.

И во всем виноват Орлад Селебр. Молодой новообращенный верист, с которым она встретилась вчера, оказался не так уж верен долгу, как говорил. Он был наживкой! Второй раз за утро Салтайя едва сдержала проклятие, рвущееся с губ, и вовремя осеклась. Нужно хорошенько подумать, прежде чем расходовать запас Материнской благосклонности.

Проклятые селебриане! Паола Апицелла, кормилица Фабии, убила Карвака. Теперь из-за тех же мерзких заложников Салтайя потеряла второго брата. Они повсюду, точно паразиты. Бенард Селебр каким-то образом умудрился освободить Фабию из темницы. Орлад Селебр убил Терека. Салтайя всегда сомневалась, что старший брат, Дантио, умер. Свидетельницы упрямо твердили, что он погиб, но она не видела трупа. Даже Древнейшая, знавшая все о смерти, не дала ей внятного ответа о том, что с ним случилось.

А пока необходимо назначить кого-то на место командира войска. Кого?

— Найди командира охоты Фелларда, — велела она Брарагу. — Кто еще… Что ты сказал?!

Она их не слушала и не понимала, почему у обоих такой испуганный вид.

— Я сказал, вам нужно бежать, миледи! — крикнул Эрн. — Ходят слухи… — Он испуганно сглотнул. — …Про вас говорят ужасное! Болтают про… — Он оглянулся через плечо на закрытую дверь.

Салтайя отлично знала, какие ходят слухи: о том, что она хтонианка и что, если напасть на нее толпой, она не справится. Ее нужно похоронить лицом вниз в холодной земле. Так всегда поступали с Избранными — ни суда, ни показаний Свидетельниц богини Мэйн, ни божественного правосудия Голоса Демерна. Никаких проволочек. Почти всю жизнь ее окружали братья-веристы, и она рассчитывала на их защиту, если не считать поддержку ужасного Храга. Салтайя задрожала — от страха, а вовсе не потому, что под мокрой одеждой ее тело было перепачкано грязью и кровью. Даже ее могущество не остановит толпу.

— Найди и приведи сюда командира охоты Фелларда! Немедленно! Быстрее!

Он явился почти сразу — видимо, был где-то рядом. Его прежняя беспечность исчезла, и Салтайя видела, что у него выдалось непростое утро. Он привел себя в порядок, но все равно от него пахло кровью, а на лице сменяли друг друга самые разные чувства — возмущение, стыд, навязанное и безотчетное желание ей угодить и… страх. Невероятно, но Феллард испугался. Командир четырех шестидесяток веристов боится?!

Она встала возле окна так, чтобы свет падал ей в спину.

— Насколько я понимаю, моего брата убили?

— Судя по всему, да, миледи.

Смерть Терека явно не беспокоила Фелларда.

— Надо назначить ему замену — разумеется, лорд крови должен будет одобрить новую кандидатуру. Кто командует охотами в войске Терека, кроме тебя?

Феллард упер руки в бока и недоверчиво уставился на Салтайю.

— Карртин из охоты Трайфорса и Хет в Нардалборге, миледи.

— Вас всего трое?

— Да, больше никого. Охоту Каллави и Дьяволов распустили, а людей отправили через Границу. Насколько мне известно, охота Нардалборга полностью укомплектована, но у меня в подчинении только две шестидесятки, а у Трайфорса — три. Так было до сегодняшнего утра. — Он покраснел от стыда. — Несколько шестидесяток сейчас в Нардалборге, на пути к новым местам назначения, но они не подчиняются Хету.

Терек постоянно жаловался, что у него не хватает людей, а Салтайя его не слушала. Отряд дезертиров, численность которого неизвестна, наверняка превосходит веристов в Трайфорсе, да еще она принесла в жертву Матери пятнадцать человек. Минутку…

— Ты сказал «Хет»?

— Хет Хетсон, миледи.

— А кто на самом деле его отец?

— Говорят, сам сатрап, — удивленно взглянув на нее, ответил Феллард.

О, Мать Смерти! Хет — довольно распространенное имя. Она думала, что ребенок, которого прятал от нее Терек, еще маленький, но, судя по всему, ошибалась. Терек оказался хитрее, чем она полагала. Разумеется, он отдал Нардалборг самому надежному союзнику. Значит, семья до сих пор контролирует перевал!

А ритуал Лепки лучше всего действует на родственников.

— Пост в Нардалборге слишком важен, чтобы ставить вместо Хета кого-то другого. Приведи ко мне Карртина.

Феллард замялся.

— Его здесь нет. Говорят, он уехал осматривать стада, а скорее всего к любовнице. Я уже отправил за ним бегунов.

— И что произойдет, когда он вернется?

— Будет интересно.

Теперь Салтайя начинала понимать причины его страха.

Выходит, люди из Собственной охоты Кулака по ее приказу убили веристов из охоты Трайфорса, а это привело к тому, что их число значительно сократилось. Месть — очень сильный мотив, но амбиции у Героев выступают на первое место, а тут на горизонте маячило продвижение по служебной лестнице. Неудивительно, что Феллард нервничает перед неравным боем, учитывая, что его войско и без того возбуждено массовым убийством товарищей.

— Карртин, конечно, обвинит в смерти сатрапа тебя, потому что ты был здесь, а ты обвинишь его, потому что его не было. Есть какие-нибудь улики, указывающие на убийц?

— Свидетели доложили о брошенных накидках с оранжевыми, зелеными и красными полосами.

Вчера Орлад Селебр был именно в такой накидке: оранжевый цвет указывал на принадлежность к войску Терека, зеленый — что он из Нардалборга. Получается, Хет — главный подозреваемый в убийстве собственного отца. И знает ли он, кто его отец? Фелларду известно о том, что Терек устроил охоту на Орлада. А Хету? Он мог сознательно подготовить засаду. Или произошло страшное недоразумение.

— Сейчас ты умело контролируешь город, — сказала Салтайя. — При нынешних обстоятельствах тебе следует встретить охоту Карртина по дороге домой, предпочтительно на каком-нибудь узком участке дороги с плохой видимостью.

— Вы считаете, его вожаки стай настолько глупы, что постоят в сторонке, пока я буду готовить засаду? — Лицо Фелларда мучительно скривилось. — Миледи, среди солдат растет недовольство, идут разговоры о мести.

Салтайя понимала, что недостаточно хорошо скрывает страх, поэтому решила изобразить из себя бедную беззащитную женщину.

— Но ведь ты меня защитишь!

Это был приказ.

— Я попытаюсь, миледи. Люди твердят о том, чтобы вырыть могилу в Травяном саду и бросить туда вас.

Разумеется, лицом вниз.

Слухи о том, что она Избранная, множились годами. Вчера она отдала приказ, который следовало выполнить под страхом смерти. Сегодня заставила Фелларда произвести казнь. Иногда толпа все понимает правильно. Ее передернуло. Страх был для нее новым и диковинным ощущением, хотя она всегда радовалась, когда видела его в других. Ее удивляло, как сильно он мешает ей думать, словно она пытается бежать по колено в жидкой грязи.

— Если я назначу Карртина новым…

— Миледи, любой, кого вы назначите на какой-либо пост, очень быстро расстанется с жизнью.

— Тогда объясни, как ты собрался меня защищать.

— Мы спасемся бегством, миледи. Мои люди захватят все лодки, какие только смогут, и до возвращения Карртина мы поплывем вниз но течению.

Нет! Так нельзя. Ни в коем случае. Она не может отправиться вглубь страны и бросить Стралга. Повстанцы закроют перевал и разделят детей Храга.

— Дай подумать! — рявкнула она и зашагала по комнате.

Здесь что-то неладно. Хорошо бы лечь спать и получить во сне помощь Древнейшей. Но теперь это, разумеется, невозможно.

Толпа, жаждущая мести — вот в чем загвоздка. Да еще будет пролита кровь того, кто займет место Терека, а дезертиры ждут случая, чтобы перейти в наступление. Но война во Флоренгии должна продолжаться.

Терек, Орлад, Феллард, Карртин, Хетсон, Орлад, дезертиры, Нардалборг, Фабия, Орлад…

Дождь! Вот что неладно. Хет мог спланировать спасение Орлада, но не смерть сатрапа, который погиб из-за непогоды. Если бы дождь не пошел, Терек наблюдал бы за убийством Орлада с башни, где он был в полной безопасности.

Хет командует самой большой охотой, а Нардалборг контролирует перевал. Если ей удастся подвергнуть Хета Лепке, она еще сможет спасти положение. Феллард нервно переступал с ноги на ногу, бросая испуганные взгляды на дверь.

— Ты будешь сопровождать меня в Нардалборг, — объявила Салтайя.

— Но… — Феллард выглянул в окно: дождь прекратился. — Там выпал снег…

— Не спорь со мной. Выезжаем немедленно.

Он поспешно поклонился и хотел было выйти из комнаты.

— Подожди! Мне нужна дополнительная охрана. И еще: тебе знакома девушка по прозвищу Киска?

— Кажется, на кухне есть такая служанка.

— Пришли ее ко мне. И когда будешь уходить… — Салтайя с отвращением взглянула на Гуиту, которая снова тупо уставилась в стену. — Отведи это в Травяной сад. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил. Скажи вслух: «Любимая Матушка Ксаран, Твоя служанка Салтайя шлет Тебе подарок». А потом перережь ей горло.

Бледный, как полотно, Феллард не сводил с нее глаз.

— Ты будешь мне подчиняться!

— Ми… леди… — Он замолчал, потому что не мог произнести больше ни слова.

Феллард взял Гуиту за запястье и повел за собой.

ГЛАВА 7

Дантио Селебр сидел один возле мачты, положив подбородок на колени и борясь с чувствами. Он едва справлялся с их бременем. Слишком уж много радости! Священная Мэйн одаривала Свидетельниц знанием, но они не имели права его использовать — таков их корбан. Они должны наблюдать, но не принимать участия в событиях — только давать показания Голосам Демерна, когда те судят преступников. Такую клятву Дантио принес во время своего посвящения. Вчера он ее нарушил, и за это должен умереть.

Из пяти божественных чувств, которыми его наградила богиня, «зрение» доставляло меньше всего неприятностей. Сражение в Трайфорсе было вне его досягаемости, и он не видел ничего особенного — лишь мирный пейзаж, проплывающий мимо, выпасы и фруктовые сады, переходящие в мрачные леса на холмах Гемлок, а за ними — то и дело вспыхивающее белое сияние Ледника. Примерно в двух или трех мензилах виднелась земля. Врогг превратился в широкую полноводную реку, ее притоки змеились между мелями и зелеными островами, так что команда старательно выбирала удобные течения. «Штилевая погода» — так это называлось здесь, у Границы. Затишье перед сменой направления ветра. Вверх по течению корабли стояли у причалов, дожидаясь, когда погода изменится. На рассвете Трайфорс покинули Радость Опия и другие Свидетельницы. Они плыли вниз по течению, чтобы доставить известие о возмутительном вмешательстве Вуали в дела людей.

Когда они доберутся до Старейшей в Бергашамме, она предаст его анафеме, и он умрет. Такова цена победы. Дантио ее принял; это было делом всего одного дня. Но теперь его переполняли многочисленные чувства, царившие на борту «Свободного духа». Он не мог не обращать на них внимания, как обычно поступали Свидетельницы, потому что сам был в них вовлечен. Дантио оказался в ловушке неразрешимых конфликтов. Страх, любовь, гнев и ненависть жалили его, точно ледяной град. Он бросил камень, который вызвал лавину.

Именно способность «чувствовать» доставляла ему немыслимые страдания, вынуждая ощущать тревоги других людей. Речные жители спорили, что делать с таким количеством опасных веристов на борту. Нок твердил, что ночью он отплывет и бросит всех на берегу, и плевать он хотел на пожитки и серебро. Другие возражали, что эти воины — дезертиры, и в Высокой Балке за них дадут хорошие деньги. Обычные ссоры матросов. Дантио множество раз слышал такие во время своих многочисленных путешествий: в конце концов команда ничего не сделает. Зато сейчас ему приходилось мириться с их эмоциональным хором (гнев — алчность — страх).

Восемь юношей, о которых шла речь, лежали посреди палубы, устроившись между багажом, и в их душах бушевал настоящий ураган, в шестьдесят раз сильнее того, что испытывали матросы. Они пытались осознать значение своей утренней победы и свое новое, непонятное им положение (ликование — страх — любовь — страх). Преданность семерых веристов Орладу была такой сильной, почти любовной, и это озадачивало Дантио, ведь ему не суждено было познать этот вид голода.

Пассажиров на носу тоже раздирали самые разные чувства: Хорт, Ингельд и Гатлаг отчаянно хотели вернуться домой, но боялись детей Храга (боль — ужас); Фабия лелеяла глупые мечты о том, как переберется через Границу и станет правительницей Селебры (алчность). А Бенард, обнимающий Ингельд? Чувства влюбленных порой казались Дантио бурей похоти и вызывали у него отвращение, хотя он радовался счастью Бенарда (похоть — голод — обожание). Через несколько минут эти двое превратятся в детей (сильное желание — поддразнивание — притворство) или станут матерью и сыном (стремление направить — обожать — повиноваться — защищать). В громадном скульпторе все еще жил брошенный родителями сирота, а наследница династии Косорда пережила два политических брака без любви. Бенард скрывал свои страхи относительно будущего отцовства; Ингельд вчера ночью видела в огне пугающие предзнаменования. Неудивительно, что они так прижимаются друг к другу.

В довершение всего Свидетельницы обладали еще и даром «слышать», который помогал им узнавать, что происходило с людьми или предметами недавно. Орлад и его товарищи приняли участие в сражении, и в ушах Дантио еще гремел, подобно трубам, грохот битвы. Он знал, кто из юношей убил и как. Неким образом он мог «слышать» даже кровь, смытую ими в Маленькой Каменке.

Четвертый дар Свидетельницы называли «запах», он помогал улавливать внутреннюю сущность людей или вещей. На борту «Свободного духа» с этим было очень непросто. Большинство веристов представляли собой прирожденных головорезов. Среди них попадались и такие, кто не подходил под это определение и стал жертвой обстоятельств. Орлад — один из них, но лучше ему об этом не говорить. Фабия по природе своей не была алчной. Она старалась быть похожей на Хорта, от которого прямо несло жадностью и корыстолюбием. Его приемная дочь в душе мечтала заботиться о братьях, взять их под крыло и опекать.

Все это было слишком. Дантио отчаянно хотелось спрятаться под покровом Свидетельницы. Взять бы сейчас веретено и прялку, успокоиться и сплести нить событий…

— Прорицатель!

Дантио оглянулся.

— Милорд?

— Иди сюда, — позвал его Орлад. — Вуаль, Дантио или как бишь тебя.

Он пробрался через багаж и подошел к веристам. Хотя Дантио был лет на десять старше каждого из них, он чувствовал себя молодым саженцем в древнем лесу. Орлад походил на роскошный дуб, несмотря на то, что был чуть ли не ниже всех.

Когда Дантио устроился между Проком и Намберсоном, они нахмурились и отодвинулись. Большинству из них было не по себе даже смотреть на евнуха, не говоря уже о том, чтобы к нему прикасаться. Некоторых разбирало любопытство, и от их взглядов Дантио становилось неловко. Чуть раньше Орлад показал всем свою силу, отнеся брата на лодку, и тогда же Дантио понял, что он по-прежнему отмечен судьбой. «Осознание» — единственная способность Свидетельниц, требующая физического контакта, и многим за всю жизнь так и не удалось ее применить, поскольку люди, отмеченные судьбой, попадаются редко. Орлад не лишился своего дара, убив сына Храга. Бенард и Фабия тоже им обладали — двери к величию оставались открытыми для троих детей Селебры. Про себя Дантио ничего не знал. Вполне возможно, он уже сделал для истории мира все, что мог.

— Расскажи про войско в Высокой Балке, — попросил Орлад.

— Известно, что командир войска Арбанерик Криком служил в армии Стралга на флоренгианской Грани и лишился во время одного из сражений руки. Три года назад он вернулся в Вигелию и начал собирать собственное войско, назвав его «Новым Рассветом».

— Сколько у него людей?

— Я не бывал в его лагере. Полагаю, более двадцати шестидесяток.

Салтайя называла другие цифры, куда больше, и Мудрость говорила то же самое в прошлый раз, когда Дантио был в Бергашамме.

Веристы обменялись взглядами (возбуждение — одобрение — облегчение).

— И что он собирается делать? — сурово спросил Орлад. — Этот Арбанерик? Он выступит против Стралга?

Его чувства были невероятно сильны. Пыл фанатиков, перешедших на сторону врага, никогда не гас. Из самого верного солдата Кулака Орлад превратился в его заклятого врага (ненависть — ненависть — ненависть).

— Я не умею читать мысли, но могу свидетельствовать, что он ненавидит и презирает лорда крови не меньше вашего.

— Не… — начал Орлад и нахмурился, когда его люди захихикали. — Понятно.

Ваэльс, у которого на лице было родимое пятно, сказал:

— Он платит речному народу, чтобы они набирали для него людей и уговаривали новых рекрутов Стралга, плывущих на войну, присоединиться к «Новому рассвету».

— Именно так, милорд.

— И кто же дает ему столько серебра? — (любопытство — подозрительность). — Кто кормит «Новый Рассвет»?

Ваэльс был умнее остальных веристов, и от его вопроса Дантио невольно улыбнулся, раздосадовав юношу. Без вуали прорицатель чувствовал себя обнаженным.

— Его сподвижники.

— Короли, которых Стралг лишил трона? Я думал, они все погибли в восстаниях.

— Кое-кто выжил, — сказал Дантио. — Но разве смогли бы они уберечь свое состояние?

После Ваэльса все веристы поняли намек и посмотрели на Хорта Вигсона, беседующего с Бенардом. Не нужно быть прорицателем, чтобы по оживленной жестикуляции Бенарда догадаться, что речь зашла об искусстве, однако лишь Дантио увидел в Хорте, скрывающем свой интерес под маской вежливости, одного из самых умных и проницательных коллекционеров Вигелианской Грани.

— Мой брат в самом деле спас Фабию из тюрьмы сатрапа? — спросил Орлад. — Как ему это удалось? Он всего лишь художник.

— Не знаю! — нетерпеливо буркнул Дантио, чем удивил веристов. — Богиня не позволяет мне шпионить за деяниями других богов, но скорее всего Бенарду помогла Анзиэль. Даже его могучие руки не справятся с бронзовыми прутьями на окнах той темницы.

Дантио видел, как Бенард отправился во дворец и вернулся с Фабией, но не знал, что случилось. Позже он спросил сестру, однако та не смогла ему ответить. Бенард бормотал что-то о тайнах. Глупости какие-то!

— Тогда как, по-твоему, ему это удалось? — хмуро спросил Орлад.

Вот и попробуй объяснить веристам смысл искусства!

— Полагаю, милорды, художник видит мир таким, какой он есть, но изображает его, каким он должен быть. Бенард умеет разглядеть форму в куске мрамора и выпускает ее на свободу, чтобы мы тоже могли ее увидеть.

— Значит, он не дыру в стене проделал?

— Нет. Я лишь предполагаю, что он замечательный мастер, и богиня позволяет ему изменять мир в соответствии с его пожеланиями. Фабия сказала, что на окнах не было решеток, когда Бена вытащил ее оттуда. Сегодня утром они стояли на месте.

Воинам совсем не понравилась мысль о том, что человек может творить чудеса.

— Не доверяю я веристам, — проворчал Нок на носу корабля. — Ночью надо бросить их на берегу.

— За них поручился Урт, — возразила ему какая-то женщина.

Пятнадцать лет назад, примерно на этом же отрезке реки, юный заложник Дантио решил, что честь запрещает ему учить вигелианский, язык врага. Вместо этого он выучил язык речного народа, чтобы в ближайшее время сбежать и поплыть назад по реке. Когда он очутился в Скьяре, то владел вроггианским почти в совершенстве. Надежды на побег так и не сбылись, и, разумеется, сейчас он безупречно разговаривал на вигелианском, однако его знания очень пригодились, когда он выступал в роли странствующего Свидетеля, точнее, Свидетельницы, или Урта, раба.

— Если мы придем в Высокую Балку, нам позволят оттуда уйти? — спросил Орлад.

— Скорее всего нет, — ответил Дантио.

— И надо будет принести клятву этому Арбанерику? — (недоверие).

— Да, милорд.

— И тогда, возможно, мы нападем с ними на Нардалборг, — сказал один из веристов, пробудив в остальных шквал чувств (ненависть — страх — отвращение — ярость).

Многие из них выросли в Нардалборге; у всех наверняка остались там друзья, а у кого-то — семьи.

Орлада охватила радость.

— Если Стралг лишится Нардалборга, это будет для него сокрушительным ударом.

— Возможно, нам придется вторгнуться во Флоренгию, — предположил Снерфрик.

Его слова вызвали рев возражений и возмущенных воплей.

— Мы это уже обсуждали, Хротгат!

— Со стороны Арбанерика это будет большой глупостью.

— Он может закрыть Стралга во Флоренгии, где его прикончит Мятежник.

— Арбанерику все равно придется удерживать Нардалборг против Хорольда и Эйда.

— Ты хочешь сказать, удерживать Трайфорс! Они осадят Нардалборг, и Арбанерик его покинет.

Когда споры утихли, Орлад спросил:

— А где находится Высокая Балка, Дантио? И почему ты ухмыляешься?

Дантио вновь пожалел, что на нем нет вуали.

— Потому что ты впервые назвал меня по имени, Орлад.

— Наверное, когда мы жили в Селебре, я тоже называл тебя по имени, — мрачно возразил Орлад.

— Ты называл меня Анто. — Орлад был красивым ребенком, но сказать это сейчас было бы равносильно самоубийству. — Я поклялся не выдавать местоположение повстанцев. — Дантио поморщился, уловив возмущение и подозрение веристов. — Их лагерь рядом с Вроггом, но не на нем. Возможно, мы прибудем туда завтра.

— Анто? — насмешливо фыркнул Снерфрик, самый крупный из воинов. — Что ж, малыш Анто, допустим, мы решим перебраться через Границу вместе с Орладом и помочь ему захватить власть в родном городе — идти надо будет через Нардалборг?

— Нет, милорд. Есть другой перевал, он называется Варакатс. — Его слушатели с интересом затаили дыхание. — На самом деле, изначально Варакатс был удобнее Нардалборга, который со временем обустроили, как наверняка известно милордам.

— Значит, нам удастся перейти во Флоренгию?

Нет. Дантио хотел как можно безболезненнее подвести их к этому заключению.

— Вероятно, какое-то время перевалы еще будут открыты. Неприятности начнутся на другой стороне. Со всем уважением, милорды, моя кожа и кожа Орлада не намного смуглее вашей, но у нас черные волосы, а у вас — золотистые. Именно они определяют цвет шерсти боевых зверей, так? Силы, сражающиеся во Флоренгии, похожи на шахматные фигуры, черные и белые. Если Орлад переберется через Границу, он тут же попадет в армию Кавотти. А вас примут за воинов Стралга, хотите вы этого или нет.

Им это не понравилось (ярость — раздражение). Они молоды, невероятно сильны, недавно одержали великую победу, так почему им нельзя сделать своего Героя дожем?

— И куда же мы тогда плывем? — спросил Орлад. (Беспокойство).

— Мне нужно попасть в Высокую Балку и сообщить прорицательницам и командиру войска Арбанерику, что я нарушил соглашение между лордом крови и мэйнистками. Разумеется, я доложу ему о вашей славной победе.

— А если мы пойдем с тобой, нас заставят присоединиться к «Новому рассвету»?

— Прорицатели не видят будущее, но я догадываюсь, что так и случится.

— Или нас убьют?

Дантио вздохнул.

— Может, задержат. Вас будут приветствовать, как великих героев, но повстанцы вынуждены прибегать к крайним мерам, чтобы скрыть местоположение лагеря.

Герои были недовольны (гнев — высокомерие — воинственность).

Ваэльс облек их чувства в слова:

— Или мы помешаем тебе туда попасть. Мы можем заставить речных жителей плыть вниз по течению Врогга.

— Это так, милорд, — смиренно произнес Дантио. — Но куда вы поплывете? Кто еще даст вам убежище от лорда крови?

Веристы могли утаить свой страх от его глаз, но не от внутреннего зрения.

Один из матросов заметил:

— Веристы говорят про Высокую Балку. Ночью мы разобьем лагерь около Молока?

— Если ветер не переменится, — заявил Нок. — Так хочет раб.

— Салтайя сказала Фабии, что ты умер, — вспомнил Орлад. — Она наверняка узнала это от прорицательниц.

Дантио пожал плечами.

— Ни одна из Свидетельниц такого не говорила. Это было бы неправдой, верно?

ГЛАВА 8

Орлад Селебр ничего не понимал. На протяжении многих лет перед ним лежала ясная и понятная дорога. У него не было опыта в принятии решений, но сейчас его выбор стал делом жизни и смерти. Семь человек ждали, что он поведет их за собой, не важно куда, а также позаботится об их одежде и пропитании. Однако он не знал мира за пределами Нардалборга и не умел общаться с другими людьми, даже по самым тривиальным вопросам. По мере того, как день клонился к вечеру, он постоянно получал напоминания о собственном невежестве.

Пассажиры то и дело менялись местами, и, в конце концов, ему пришлось поговорить один на один со всеми братьями и сестрой.

С неожиданно обретенной, темноглазой, заносчивой сестрой, которую он совсем не понимал.

— Я заключу с тобой сделку, — нахально предложила она.

— Какую сделку?

— Во Флоренгии мне понадобится провожатый. Лучшего защитника, чем верист, не найти, так? Ты будешь меня охранять, а я взамен научу тебя флоренгианскому языку.

— Ты на нем говоришь?

— Свободно.

Мысль о том, что он один не знает флоренгианского, наводила на него тоску.

— Кто тебя научил?

— Приемная мать. С ней я разговаривала по-флоренгиански, а с Хортом — по-вигелиански. Ну так что? Уроки языка в обмен на защиту?

— Почему ты не попросишь о защите Бенарда?

Она рассмеялась и провела рукой по роскошным черным волосам.

— Бенард не сможет защитить реку от утки, да и Ингельд в ее теперешнем положении не перейдет Границу.

— А что с ней? Она, конечно, не девочка, но выглядит вполне здоровой.

— Она беременна. Я так думаю. А даже если и нет, она скоро вернется в Косорд, а Бенард у нее на коротком поводке.

Могла бы и не говорить, это и так ясно.

— Ну а твой отец?

— Он слишком старый.

— Дантио?

— Вот это я понимаю чувство юмора! Нет, домой меня доставишь ты, братишка, а я взамен научу тебя языку. Тебе же было целых три года! Ты должен знать кучу слов, просто ты их забыл.

Орлад провел рукой по короткой щетине на голове.

— Не понимаю. Если ты хочешь, чтобы в Селебру тебя сопровождал верист, то почему не согласилась выйти замуж за Катрата Хорольдсона? Он красив, как дохлая жаба, но зато крупнее и сильнее меня. Кроме того, его охраняет целая армия, да еще ты бы делила с ним постель.

Фабия поморщилась.

— Сила и крупные размеры производят впечатление на мужчин, а не на женщин. Неужели ты всерьез полагаешь, что Селебра назначит дожем племянника Стралга? Ты и правда…

Ничегошеньки Орлад не понимал.

— В таком случае зачем тебе вообще туда нужно? Я слышал, Хорт богат. Ты его наследница, верно? Почему ты не останешься в Вигелии и не купишь себе любого мужа, какого только пожелаешь?

— Долг! — сердито ответила Фабия. — Разве веристам не знакомо это слово? Наша семья многие века правит Селеброй. Мой долг вернуться туда и помочь нашему народу.

«Помочь» означает «править»?

— Но ведь это и мой долг.

— Что я и пытаюсь тебе объяснить, Герой.

— Если я решу пойти, то возьму тебя с собой.

Она нахмурилась.

— Что тебе известно о перевале?

— Не больше твоего, — посетовал Орлад. — Но я хорошо знаю перевал Нардалборга до Водопада Кулака. Я помогал восстанавливать там мост.

— Тогда считай, я тебя наняла, — заключила Фабия.

Наверное, она так пошутила.

* * *

Фабия была слишком хитра, чтобы Орлад ей доверился, но со временем она, возможно, придется ему по душе. Бенард вообще оказался странным парнем, и разговоры с ним получались какими-то бессмысленными.

— Орлад! — позвал он. — Или я все еще должен называть тебя «милорд»?

— Не должен.

— Хорошо. Раньше ты звал меня Бена. А того парня с пятном на лице как зовут?

— Воин Ваэльс.

— Как думаешь, если я его как следует попрошу, он для меня разденется?

— Он уже раздевался.

— Мне не удалось его хорошенько рассмотреть.

Орлад немного подумал над вопросом и спросил:

— Мне казалось, ты спишь с Ингельд?

Художник стал краснее, чем подбородок Ваэльса.

— Я вовсе не это имел в виду!

— А что тогда?

— Священный Сьену! У него такая потрясающая добрая улыбка.

Орлад сдался. Он совсем ничего не понимал.

— Риск того не стоит, Бена. Снерфрик иногда играет в эти игры, но если предложить что-нибудь подобное Ваэльсу, он разорвет тебя на части.

Бенард насупился.

— Ты и правда вызволил Фабию из подземелья? — спросил его брат.

— Нет. Это было не подземелье, и тебе все равно не понять, как я это сделал.

* * *

Если Бенард был странный, то Свидетель Дантио пугал Орлада.

— Фабия хочет, чтобы я сопровождал ее в Селебру, где она надеется получить корону.

— Венец, — поправил Дантио.

— Все равно. Для этого понадобится разрешение клятвопреступника Арбанерика?

Прорицатель грустно улыбнулся.

— Уверен, он будет счастлив тебе помочь. Все, что направлено против Стралга, его вполне устраивает. А Кавотти использует вас обоих, пусть и не так, как тебе бы хотелось.

Орлад подумал, уж не потешается ли над ним Дантио.

— Ты пойдешь с нами?

— Я бы с радостью, но сейчас уже поздно перебираться через Границу. Любой снегопад вас задержит. А если не успеете за тридцать дней, то не успеете вовсе.

— Без риска ни одно дело не обходится.

— Слова истинного Героя. Беда в том, что у меня, возможно, нет и тридцати дней.

— Потому что ты соврал Салтайе? Ты не шутил насчет проклятия?

Прорицатель взглянул на Орлада черными глазами — такими же, как у него.

— Весть очень быстро доберется до Бергашамма, и как только Старейшая ЛеЭмбер узнает, что я нарушил условия договора, она меня проклянет. И я умру.

— Сразу?

— За несколько дней.

— Ты просто упадешь замертво и все? — со скептическим видом спросил Орлад.

Все знали, что священный Веру может ударить в человека молнией, но не по заказу же.

Дантио горько рассмеялся.

— Упасть замертво было бы легко. Лучше тебе не знать подробностей.

— Напугать Героя непросто.

— Да? Ну, хорошо. Известно, что, когда Старейшая предает анафеме Свидетельницу, богиня отнимает у провинившейся все чувства. Я ослепну, оглохну, не смогу ощущать вкус и запах, вообще ничего не буду ощущать. Вскоре я сойду с ума, оказавшись запертым внутри собственного черепа. Я буду кричать, но не услышу своих криков. Я буду метаться и биться обо все подряд, но не испытаю боли. В конце концов я умру от жажды, потому что разучусь глотать.

— Это ужасно!

— Суровая кара удерживает нас от злоупотребления дарами богини. Абсолютная мудрость идет рука об руку с абсолютным соблазном.

— И ты сознательно рискнул, зная, какое наказание тебя ждет?

— С радостью. И я не рисковал. Это верная смерть.

Орлад ему поверил. Священный Веру отнимал жизнь у Героя, если он слишком долго оставался в боевой форме.

— Ты умрешь ради мести?

— За справедливость, Орландо! — Лицо евнуха больше не казалось ему слабым или женским, его улыбка была такой же жуткой, как улыбка Веру. — Чтобы все они, все семейство Храга понесло справедливое наказание. За то, что они сделали со мной, с тобой, с нами и с миллионами людей. На моем месте ты бы посчитал эту цену слишком высокой?

— Нет, но я бы предпочел умереть в сражении.

— А кто этого не хочет? Но семьи должны держаться вместе. Если ты дашь слово, что убьешь меня, когда меня постигнет кара, я с радостью пойду через перевал Варакатс. — Он помолчал немного и спросил: — Итак? Ты это сделаешь?

— Свернуть тебе шею?

Орлад бы предпочел, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

— Можно. Или задуши. Я все равно не почувствую разницы. Ты сделаешь это?

— Да, обещаю.

— Вот слова настоящего брата. Спасибо.

Какой же он все-таки странный.

* * *

Старик в медном ошейнике, тот, кого называли вожаком стаи, хотя он носил гражданскую одежду, явно был клятвопреступник. Как, впрочем, и сам Орлад, но его командир первым нарушил слово. Все они тут такие, даже таинственный Арбанерик. Зато старый Гатлаг — отличный рассказчик. Он посидел немного с Героями на палубе и поведал им о падении Косорда и о приходе Стралга; о том, как Ингельд насильно заставили выйти замуж за Хорольда Храгсона.

Да, разговаривать с веристами значительно проще, а товарищи Орлада по флангу и вовсе самые лучшие. Ваэльс родился в Трайфорсе, и, когда они остались наедине, Орлад спросил его, слышал ли он когда-нибудь про Высокую Балку. Он уже хорошо знал Ваэльса и догадался по его улыбке, что ответ будет интересный. Бенард назвал его улыбку доброй. Услышь это Ваэльс, он бы его прикончил.

— Нет, милорд. Похоже, это какое-то вымышленное название. Но прорицатель говорит, что Балка рядом с Вроггом, а не на нем. Речной народ может туда добраться. И это недалеко от перевала Варакатс.

— И?

— Выходит, мы уже близко. — Ваэльс показал в сторону Ледника, на пик, виднеющийся среди хвойных деревьев — гору Варакатс. — Скоро мы прибудем в Молоко, первый городок после Трайфорса. Там очень много островов. И там же находится устье реки Молочной, главного притока Врогга — лучше места, чтобы спрятать лодку, не найти! Высокая Балка наверняка чуть дальше по Молочной.

— Молодец!

Ваэльс был явно доволен похвалой Орлада.

— Прорицатель многое от вас скрывает, милорд.

Его улыбка стала еще добрее, когда он объяснил, что имеет в виду.

* * *

Он оказался прав: хотя солнце еще стояло высоко над холмами, когда «Свободный дух» вошел в лабиринт поросших тростником и камышами островов, речные жители направили лодку в один из более узких проходов и вскоре причалили у острова, который выбрали по своему усмотрению.

— Не подумай, будто я распоряжаюсь, командир фланга, — сказал Гатлаг, — но лодки имеют обыкновение отвязываться по ночам. — И он оскалил длинные желтые клыки.

— Ценю твою осмотрительность, вожак стаи, — ответил Орлад. — Слышал, Джангр? Лодка останется здесь. Вы с Наргом первыми стоите на часах.

Остальные пассажиры спрыгнули на берег, радуясь возможности размять ноги. Орлад передал командование Намберсону, велев ему растянуть накидки на кустах, чтобы их просушить, а сам отправился на разведку, как и подобает командиру. Острова оказались менее надежным убежищем, чем он ожидал: ловкий человек мог перейти вброд или даже перепрыгнуть с одного на другой. Все они довольно сильно заросли хилыми деревьями и высоким кустарником, за которыми можно было спрятаться. Впрочем, землю усыпали ветки и листья, так что вряд ли кто-нибудь сумеет подкрасться к лагерю незаметно.

Орлад нашел маленькую, залитую солнцем полянку, растянулся на земле и задумался. Ему хотелось побыть одному после богатого событиями дня. Он сцепил руки за головой, глядя в безоблачное небо сквозь голые ветви и высокие стебли травы. Девчонка попыталась прочитать ему лекцию о долге. Но перед кем? Или чем? Разумеется, он ничего не должен лорду крови, чей наместник пытался его убить. И Арбанерику тоже. А есть ли у него обязательства перед отцом, который отдал его врагу? Он поклялся в верности богу войны и был обязан жизнью товарищам, своему флангу. Орлад не имел права вести их через Границу, где повстанцы примут их за людей Стралга и убьют в ходе кровопролитного сражения. Если Кавотти в конце концов прогонит Стралга в Вигелию, тогда Орлада и на этой стороне не ждет ничего хорошего — его сразу же убьют. Под командованием Кавотти или Арбанерика он будет всего лишь рядовым веристом. А сын дожа — единственный в своем роде. Совершенно очевидно, что он не должен уступить в отваге евнуху или девушке, твердящей о долге. Все эти мысли тревожили его и озадачивали.

Ветер переменился, принеся с собой запах бочковухи, и на Орлада накатили грустные воспоминания. Поскольку он был единственным флоренгианским ребенком в Нардалборге, его всегда ставили Мятежником, а остальные мальчишки играли за Героев Стралга: охотились на него и потом старательно избивали. Бочковуха растет на болотных пустошах, где удобно прятаться, поэтому запах травы напомнил ему о долгих часах, когда он, дрожа от холода, сидел на болоте, готовясь к неминуемой расплате. Орлад научил их выходить на охоту группами и устраивал засады на тех, кто отбился от остальных.

Орлад так глубоко погрузился в воспоминания, что вздрогнул, услышав шорох шагов, но уже в следующее мгновение сообразил, что это может быть только верист. Последователь любого другого культа производил бы в десять раз больше шума. И тут над ним расцвела знаменитая улыбка Ваэльса, более застенчивая, чем обычно.

— Я помешал, милорд?

— Нет, — ответил Орлад, с удивлением осознав, что тот ему действительно не помешал. — Садись и говори, Герой.

Ваэльс опустился на землю, успев сложить ноги. Орлад улыбнулся — так легко и естественно у него это никогда не получалось. Затем он снова принялся с удовольствием созерцать небо.

Вскоре Ваэльс забеспокоился.

— О чем поговорим, милорд?

— О чем угодно. О сражении, к примеру. Ты был великолепен. Или расскажи мне о простых людях, я их не понимаю. Вчера я узнал, что у меня есть семья. Сегодня нашел друзей. Прежде у меня не было ни того, ни другого. Что со всем этим делать?

— Если позволите… вы на удивление хорошо справляетесь.

— Правда? Жизнь вдруг стала такой сложной.

И почему он так рад обществу Ваэльса?

— Хм… — Снова зашуршали листья, и Ваэльс растянулся на земле рядом с ним, опершись на один локоть. — Она может стать еще сложнее. — Его глаза были синее неба над головой.

— Как?

— Допустим, вы кого-нибудь полюбите.

Ему следовало бы удивиться, но он не удивился. Ваэльс не смеялся, и Орлад тоже был серьезен. Он вспомнил их встречу — лицом к лицу у Королевской Травы. Тогда его озадачили собственные чувства. А еще ему на память пришла девушка по имени Мускус, которую он встретил вчера ночью — казалось, целую жизнь назад. Это совсем не то. Чем-то похоже, но гораздо сложнее.

— Про любовь я знаю еще меньше. Совсем ничего.

— Это не важно. — Ваэльс прикоснулся пальцем к ошейнику Орлада и посмотрел на него так, словно увидел впервые. — Помните то утро, когда вы выбрали меня напарником? С тех пор, как умер брат, это был самый счастливый момент в моей жизни.

— У тебя был брат? И что с ним случилось?

— Он умер во время подготовки на звание кадета. Он был «запасным». Я наблюдал за вами во время испытаний, восхищался вами, а когда вы назначили меня напарником, понял, что вы не допустите, чтобы со мной произошло то же самое. Я чуть не расплакался, милорд.

— Это понятно, — пробормотал Орлад.

Но непростительно.

Улыбка, которой так восхищался Бенард, снова расцвела на лице Ваэльса, хотя ее и портило алое родимое пятно.

— С тех пор я знал… Орлад?

Улыбка.

— Ваэльс.

Через минуту Орлад снова улыбнулся, хотя вовсе не собирался этого делать.

— Сегодня утром у Королевской Травы… я никого и никогда не был так рад видеть. Я был счастлив, что смотрю на тебя. — На самом деле он не просто смотрел — он на нем лежал. — Я чуть не разорвал тебе глотку. И рад, что удержался.

— Я тоже. — Они снова помолчали. — Я хотел, чтобы ты знал… — В голубых глазах вспыхнул вызов. — …как я к тебе отношусь. Извини, если оскорбил… Орлад.

— Все в порядке, — сказал он. — Ты меня не оскорбил, Ваэльс. Нисколько. — Он схватил его за воротник и притянул к себе. — Как нужно начинать?

Широкая улыбка.

— Вроде бы так…

ГЛАВА 9

Фабия Селебр и ее спутники разбили лагерь на одном из Молочных островов вверх по реке. Он был более лесистым, чем остальные, за деревьями пряталась ровная, закрытая со всех сторон стоянка с колодцем и кострищем, окруженным скамейками из бревен. Какая роскошь! Фабия с Хортом выбрали скамью под солнцем, где и уселись, пока речной народ ставил палатки, а вскоре к ним подошли Ингельд, Бенард и Гатлаг. Через некоторое время они увидели босого Дантио в одних коротких штанах, который строил из себя раба и развешивал сушиться накидки веристов. Фабия уговорила его сесть с ними и повторить то, что он рассказал ей о падении Селебры.

— Кроме тебя никто ничего не помнит.

— Я был бы счастлив забыть.

Четверо Героев растянулись на траве рядом со всеми, чтобы послушать. Они по-прежнему были в обносках речного народа, и лишь короткая щетина на голове да сверкающие ошейники говорили о том, кто они такие.

Это была печальная история.

— Мама отнесла тебя крестьянам, — завершил свой рассказ Дантио. — И больше я тебя не видел.

— А что с ней стало потом?

— Я не знаю. Мы не можем видеть то, что происходит за Границей. Из докладов представителей других кланов я слышал, что в начале этого года она была жива и ухаживала за отцом.

Значит, Фабия знала больше него, но она никому не собиралась рассказывать о своем видении, в котором ее отдали кормилице, а их мать изнасиловал лорд крови.

— Когда мы расставались, я ужасно вопил, — сказал Бенард. — Потом ничего не помню, только приезд в Косорд.

Дантио поведал о тяжелом путешествии через Границу и о разлуке братьев. Фабия подумала, что Свидетель мог бы стать очень красивым мужчиной. Подрезанные уши и неровная стрижка, конечно, его портили, а на спине она заметила белые шрамы от хлыста. Но у него было тонкое и волевое лицо, облагороженное выпавшими на его долю страданиями.

Время от времени Дантио на пару мгновений отвлекался от происходящего, словно его внимание привлекало что-то другое.

— Речной народ, — пояснил он, когда это случилось во второй раз. — Они любят ночевать на этих островах.

— Ты нас предупредишь, если появятся другие веристы? — прорычал самый большой воин.

— Пока никого нет, но некоторое время назад я видел, как вверх по реке проплыли две лодки с веристами. У них были красно-фиолетовые накидки.

— Фиолетовый — цвет Хорольда! — воскликнула Ингельд.

— Боюсь, что так. А красный — это охота Врогга, состоящая из отборных воинов. Едва ли они направляются во Флоренгию.

— Значит, он совсем близко!

— Необязательно, миледи, — вмешался старый Гатлаг. — Без необходимости он к Салтайе не приблизится. Он отправил за вами своего лучшего командира охоты, Локи Наргсона. Сам сатрап наверняка сидит дома, в Косорде, дожидается утиной охоты.

Ингельд посмотрела на него с сомнением. Пока Хорольд не поймает жену, уткам ничто не угрожает. Два вериста вскочили на ноги.

— Нужно известить Орлада!

— Нет! — пронзительно взвизгнул Дантио, но в его голосе прозвучала такая сила, что веристы повиновались. — Люди Хорольда уплыли вверх по течению. Они нам не страшны. Орлад сейчас отдыхает. Если понадобится, мы ему скажем. Весь его мир перевернулся с ног на голову, милорды. Вы отправились на охоту у Королевской Травы. Он стал жертвой! Ему требуется время, чтобы… хм… понять, как быть дальше.

Оба сели.

— Я все равно не слышу, чтобы кого-нибудь убивали, — пробормотал тот, кого звали Намберсон, и Фабия заметила, как двое ухмыльнулись. Что тут смешного?

— В тех лодках не было командира охоты, — добавил Дантио. — И даже вожака стаи, так что скорее всего за ними плывут другие. Впрочем, они могут быть в нескольких днях пути отсюда. Одни лодки идут быстрее других; бывает, что конвой разделяется. А здесь целая куча островов.

Фабия знала, что большинство речных жителей к этому времени уже разбили лагеря для ночлега, так что вероятность появления Хорольда крайне мала. Солнце, медленно ползущее к горизонту, окрасило небо в алый цвет. У Трайфорса множество недостатков, но закаты здесь потрясающие.

— Ты действительно все знаешь? — спросила она.

— Лишь то, что в пределах моей досягаемости. Мудрость знает все, но она в Монастыре Слоновой Кости.

— Расскажи, почему Салтайя была так уверена в твоей смерти.

— Мне больно об этом говорить, — отвернувшись, молвил Дантио.

Речной народ раскладывал ужин на земле возле костра, и четверо веристов этим заинтересовались. Они наверняка потребуют, чтобы их обслужили первыми.

— О, у нас гости! — вдруг объявил Дантио, чем сразу привлек к себе внимание всех присутствующих. — Три лодки… даже больше… они хотят разбить лагерь.

— Орлад! — Веристы повскакивали на ноги.

— Орлад уже идет, — сообщил им Дантио. — Пока нам ничто не угрожает. Они сейчас ниже по течению на расстоянии трех выстрелов из лука. Больше пока ничего не вижу.

— Сколько их? — спросил Снерфрик.

— Возможно, целая охота. Вожаки стай… — Дантио посмотрел на Ингельд.

Она вздохнула.

— И Хорольд.

Прорицатель кивнул.

— А сколько человек в охоте? — спросила Фабия, уже зная, что ответ ей не понравится.

— Четыре шестидесятой, — прозвучало сразу несколько голосов.

Силы были неравные. Речные люди заметили их волнение, и внимательно наблюдали. Из кустов появилось еще два вериста — один светлокожий, другой смуглый. Они тоже сразу поняли, что что-то случилось, и побежали к ним. Все начали одновременно докладывать Орладу о грозящей опасности.

— Нам пора уходить? — спросил он брата.

К его удивлению Дантио рассмеялся.

— Уходить? Уходить?! Это что за разговоры такие? Мне казалось, вы храбрые ребята и любите как следует подраться.

Фабия поморщилась, ожидая, что младший брат прикончит старшего на месте. Кое-кто из веристов сердито зарычал в ответ на насмешку раба. Орлад промолчал, но веселиться вместе с Дантио не думал.

— Стало быть, это правда. Ты не все нам рассказал! Арбанерика уже оповестили?

— Молодец, братишка! Сам догадался, или тебе помог Герой Ваэльс? — Дантио улыбался, переводя взгляд с одного вериста на другого. — М-м-м, так я и думал. Полезно иметь рядом такого сообразительного друга, а?

Орлад угрожающе нахмурился.

— Выкладывай!

Фабия силилась понять, на что они намекают. Прорицатели не умеют читать мысли, но Орлад и Ваэльс что-то замышляют, а Дантио это чувствует.

— Слушаюсь, милорд. Высокая Балка в паре мензилов вверх по Молочной. Когда три ночи назад мы разбили лагерь на островах, Салтайя отправила в Трайфорс посыльных, но я переплыл реку и поговорил с агентом «Нового Рассвета». Да, той ночью мы обожгли дощечку, которая ранним утром отправилась вверх по реке.

— И в ней говорилось, что Арбанерик сможет поймать Салтайю, если атакует Трайфорс?

— Умница! — снова похвалил его Дантио. — Арбанерик, разумеется, слышал о ее приезде, потому что часть ее людей перешли к нему. Он уже наверняка готов. Тебе в голову пришла та же мысль, что и мне. Я не знаю его планов, но надеюсь, что он вчера вывел свою армию на позиции. Сражение скорее всего началось.

— Вряд ли.

— Почему? — для разнообразия удивился Свидетель.

Пришла очередь Орлада ухмыляться.

— Потому что здесь все тихо. Даже орда веристов не может вступить в сражение без подготовки. Требуется время, чтобы собрать провиант, спланировать военные действия, передать приказы. И выбрать тактику! Арбанерик наверняка отправит отряд по Молочной, чтобы захватить эти острова и перекрыть пути отступления для Салтайи или Терека. Мест, где веристы сумеют перекрыть Врогг, не так много. К тому же, если у него достаточно солдат, он попытается одновременно захватить Нардалборг, чтобы закрыть и этот путь. Так что сейчас его люди либо еще в пути, либо отдыхают перед атакой на Трайфорс и, возможно, Нардалборг, которая произойдет сегодня ночью. — Он сурово посмотрел на Ваэльса. — Как думаешь, сколько людей он пошлет сюда? Целую охоту? Больше?

— Зависит от того, сколько у него людей, милорд, — пробормотал Ваэльс.

— Ты их видишь, Свидетель?

— Нет, — ответил Дантио. — Но чуть раньше вверх по реке проплыли люди Хорольда. Если они узнают, что в Трайфорсе возникли неприятности, они повернут назад, чтобы его предупредить. А нам совсем не нужно, чтобы он вновь сбежал в Косорд или атаковал Арбанерика с тыла.

Тактика и стратегия оказались слишком сложны для Фабии, как, впрочем, и для некоторых веристов. Она не осмеливалась взглянуть на Ингельд, чей сын и муж будут на стороне врага в грядущем сражении. Речные жители заметили, что путники что-то обсуждают, и начали подбираться поближе.

Дантио подвел итог.

— Будет очень неплохо, если силы добра и возмездия нанесут сатрапу Хорольду удар здесь, прежде чем он нападет на лагерь утром. Пожалуйста, займись делом, командир фланга.

— Если армия «Нового Рассвета» направляется сюда, почему бы нам не поплыть по реке к ним навстречу? — нахмурившись, спросил Орлад.

— Речной народ не станет делать этого ночью. Но твои Герои могут видеть и бежать в темноте, верно? А ты, братец, нужен нам здесь, к тому же цвет твоей кожи вызовет ненужные вопросы.

Фабия думала, Орлад возразит, но он только посмотрел на своих людей, которые воинственно ухмылялись, и распорядился:

— Намберсон, Снерфрик, пойдите и смените Нарга и Джангра на посту у лодки. Мы принесем вам поесть. Хротгат, Прок, вы лучше всех бегаете в темноте. Свидетель, куда им нужно попасть и что говорить?

— Переберитесь через восточный берег и направляйтесь вверх по течению до слияния рек, примерно в одном или двух выстрелах из лука. Вы узнаете Молочную по ее цвету. Следуйте вверх по течению, пока вас не остановят — если этого не произойдет, вы доберетесь до Высокой Балки еще до наступления утра. Первый пароль: «По ночам боги плачут кровью». Он позволит вам попасть к командиру. Ему вы скажете: «Темные глаза видят дальше, чем ты слышишь». Это будет означать, что вы пришли от меня.

Хротгат повторил пароли.

— А потом сказать ему, чтобы как можно скорее тащил сюда свою задницу?

— И даже еще скорее. Передайте ему, что Терек мертв. Если они поймают Хорольда здесь, а Салтайю в Трайфорсе, тирании Стралга на этой Грани придет конец. Не забудьте, что Хорольд разбил лагерь вниз по течению, на оконечности острова. Мы же находимся вверх по течению — ошибки нам не нужны.

Евнух проявил незаурядную способность командовать веристами, но сейчас он отвел от них глаза и смотрел на реку.

— Если у него с собой прорицательницы…

— Тогда что? — спросил Орлад.

Дантио помолчал, прежде чем ответить.

— Предлагаю вам забрать накидки, хотя они скорее всего еще не просохли, затем свернуть и спрятать. Мало кто из Свидетельниц видит так же далеко, как я, но если у Хорольда с собой прорицательницы, он может спросить их, есть ли поблизости другие веристы, а ваши полосы расскажут ему о многом. В остальном я продолжаю считать, что нам не угрожает опасность. Они разводят костры, разгружают припасы. На разведку никого не отправили.

Однако голос его изменился. Фабия заметила, что Хорт, чувствующий ложь на расстоянии двух мензилов, прищурившись, вглядывается в лицо Дантио. И Бенард тоже. Его легкомысленность и бесшабашность выводила ее из равновесия. Она по-прежнему не осмеливалась посмотреть на Ингельд.

Орлад кивнул.

— Ваэльс, займись накидками. Еще какие-нибудь… советы, Свидетель? — улыбнувшись, спросил он, и Фабия представила себе цветок, раскрывающий лепестки навстречу солнцу.

— Напомните командиру, что сатрап обычно путешествует с прорицательницами.

— Хротгат и Прок, выполняйте приказ.

Одежда полетела на землю дождем тряпок, и два существа метнулись в кусты и исчезли, оставив у Фабии ощущение, что она видела двух громадных золотистых зверей, умчавшихся с поляны на четырех лапах.

Несколько мгновений никто ничего не говорил. Война началась. К утру на стоянке, возможно, будет бушевать главное сражение, как впрочем, и в других местах. Фабия обошла группу и села рядом с Ингельд, чтобы утешить ее, насколько это было возможно.

— Помните, Дантио говорил, что Катрат нужен повстанцам живым, а не мертвым? Это по-прежнему так.

Даже ей показались неубедительными собственные слова.

— Все изменится, если моего мужа завтра убьют.

Ингельд была напряжена и казалась твердой, как ствол дерева. Бенард, который обнимал ее одной рукой, вдруг обхватил и второй, с силой прижав к себе и забормотав на ухо утешения.

Фабия вернулась и села рядом с Хортом.

— Вот так приключение! Да, отец?

Он хмурился.

— У меня чувство, что надо мной смыкаются огромные челюсти. И над тобой тоже! Трудно представить, как такое количество веристов проведет ночь на острове и не отправится на поиски женщин и развлечений.

К ним подошел Дантио.

— Возможно, я чересчур сентиментален, но мне бы очень хотелось устроить небольшой семейный обед — для четверых Селебров.

Про Свидетельницу Вуаль можно было много всего сказать, однако определение «сентиментальный» едва ли к нему относилось. «Коварный» и «безжалостный» подходили ему гораздо больше, а теперь еще и «лживый». Дантио явно врал и даже не пытался это скрывать, однако Ингельд и Хорт сделали вид, что ничего не поняли, а веристы исполняли приказ Орлада.

* * *

Когда вечер превратился в ночь, четверо флоренгиан отошли от остальных путников и, прихватив с собой еду, устроились на дальнем конце поляны. Там они сели в высокой траве, скрестив ноги и касаясь друг друга коленями. Несколько мгновений они ели молча.

— Это становится традицией, — весело заявила Фабия. — Наши семейные советы. Вчера, сегодня…

— После вчерашней ночи много чего произошло, — заметил Орлад. — Неужели все семьи постоянно заняты делами?

Дантио держался серьезно.

— Я не сомневаюсь, что Хорольд взял с собой прорицательницу, — сказал он с набитым ртом. — Надеюсь, всего одну, и это меня беспокоит. Возможно, она нас не видит, если только это не та, о ком я думаю. Та обладает невероятными способностями. Конечно, если он не спросит, сама она не проболтается.

— А что тебя беспокоит? — спросила Фабия.

— Когда он покидает Косорд, то, как правило, берет с собой всех мэйнисток, какие есть в городе. Пусть Матушка и не подчиняется всем его приказам, она никогда не отправляет с ним меньше трех Свидетельниц.

— Если у него с собой целая охота или около того, — сказал Орлад, — какая ему разница, кто вокруг?

— О тебе он не спросит, — сообразила Фабия. — Его интересует Ингельд. Ему нужна только она.

Дантио кивнул, продолжая жевать и думать о чем-то другом.

— И я, — добавил Бенард.

— Подождите, пока он узнает про Орлада!

Ее брат-верист ухмыльнулся, а затем и улыбнулся — уже в третий раз.

— Давайте как можно скорее сообщим ему эту новость!

— Лучше поговорите с ним наедине.

— Точно. — Прорицатель поставил тарелку и облизал пальцы. — В любом случае нам еще рано беспокоиться из-за Хорольда. Его охота занята своими делами, а я могу присматривать за ним и разговаривать одновременно. Если они двинутся в нашу сторону, у нас будет время сбежать. А теперь… вы все спрашивали, почему Салтайя решила, что я умер.

— Свидетельницы солгали? — предположил Бенард.

— Нет! Мэйнистки никогда не лгут. Мы можем сбить с толку, но не соврать. Я нарушил это правило в Трайфорсе, за что буду изгнан из культа и понесу жестокое наказание. Я расскажу вам мою историю, но поклянитесь никому ее не открывать.

— Клянусь именем богини искусства.

— А я священным Веру.

Фабия не могла назвать свою богиню, а Матери Лжи нет дела до обмана. Она на мгновение подумала, не поклясться ли ей кровью и рождением, смертью и холодной землей, но решила, что это будет неправильно. Дантио уже догадался, какой богине она себя посвятила, но Бенард придет в ужас, а Орлад наверняка перейдет в боевую форму и загрызет ее.

— Клянусь всем, что для меня свято.

Дантио ничем не выдал, что заметил ее хитрость.

— На некоторых ритуалах я присутствовал сам. Молчальница мне еще кое-что рассказала, а остальное поведала Мудрости, когда я проходил посвящение. Очень странно видеть себя со стороны. Но о некоторых вещах я пока не могу говорить.

Фабия положила руку на холодную землю, ища у нее поддержки. Здесь происходило гораздо больше, чем Дантио им говорил. Он не хотел рассказывать им свою историю, пока Хорольд не появился на островах. Он стал Свидетелем чего-то, чем пока не желал с ними делиться. Даже Бенард заподозрил неладное.

— Известно… — начал Дантио.

ГЛАВА 10

Как-то зимним вечером Лония Ларсдор возвращалась домой от племянника, которого не видела много лет. Поскольку сумерки сгущались, а по обеим сторонам улицы высились дома, было почти темно, но ее это не беспокоило. Шумные компании старались не вставать на пути женщин в темных одеяниях.

Когда она шла по Высокому — одному из островов Скьяра, расположенных выше по течению — она с удивлением увидела, как в ее сторону идет юноша. Он был в длинной тунике и шляпе, натянутой на голову, и в одной руке держал мешок. В его возрасте мальчишки, как правило, предпочитали короткие штаны, а мешок непременно несли бы на плече. У него были черные волосы и смуглая кожа флоренгианина, редкость в Скьяре. Однако больше всего ее поразило, что Дантио Селебр спешил к ней по запруженным улицам со стороны Овечки — острова, находящегося чуть ли не в противоположном конце города. Мало кто из прорицательниц умел видеть так же далеко, как она, но и ей ни разу не доводилось узнать человека на столь огромном расстоянии. Значит, он очень важен! Она вспомнила, что шесть дней назад придворные Свидетельницы сумели рассмотреть этого же юношу, когда он находился вне их досягаемости.

Пытаясь не привлекать к себе внимания, он еще больше выделялся в толпе, а второй побег грозил ему серьезной опасностью. Свидетельницы не имеют права вмешиваться в ход событий, но едва ли предупреждение, сделанное ребенку, вызовет гнев священной Мэйн.

Она перешла по мосту на Желтое Молоко, а затем на Излучину Лимпет.

Сестра Молчальница, она же Лония, была самой старшей и уважаемой последовательницей культа мэйнисток, и многие считали ее будущей Старейшей. Она родилась в Скьяре и любила этот ужасный древний город, втиснутый между стенами каньона, даже когда здесь было невыносимо жарко или ужасно сыро. Она знала все шестьдесят шесть островов и бесчисленные мосты, его великолепные строения и жалкие хижины — и, будучи Свидетельницей, имела представление о том, что происходит внутри, видела самые страшные и забавные события.

Недавно ее назначили на пост Матери Ложи Скьяра, что невероятно ее обрадовало, потому что служило признанием ее беззаветной преданности культу. Она больше не могла не замечать своих седых волос и морщин, да и болезни не оставляли ее в покое, но, благодарение богине, она сумела сохранить все свои способности. Мысль о том, что когда-нибудь она станет Старейшей, ее вовсе не радовала. Ей хватало и новых обязанностей.

Когда она ступила на Змеиную Шкуру, Дантио шел по Яйцу.

Молчальница была ярой противницей отвратительного договора, который Старейшая заключила с лордом крови десять лет назад. Хотя Стралг и его братья были веристами, Молчальница и ее сторонницы не сомневались, что Салтайя служит Ксаран и, возможно, их отец Храг тоже был Избранным. Закон священного Демерна гласил: «Не заключай союза с Богиней Зла». Да, у мэйнисток не было никаких доказательств, но если Стралг действительно получал помощь Ксаран, договор Старейшей с ним не имеет силы. И никогда не имел.

В начале года лорд крови потерял две трети своего войска, направлявшегося во Флоренгию через перевал, но ему самому удалось остаться в живых и, судя по слухам, он не встретил там почти никакого сопротивления. Его братья и зять не могли сравниться с ним в воинском мастерстве, но Свидетельницы согласились помогать им заранее подавлять мятежи. Скьяр был городом Салтайи, и, когда Мать Мелодия умерла, Старейшая отправила ей на смену Лонию, велев присматривать за Королевой Теней. Иными словами, та должна была доказать справедливость своих подозрений или молчать. Но безупречных доказательств — как их понимают мэйнистки — добыть бы не удалось, потому что Древнейшая прячет своих последователей от глаз Всевидящих. Возможно, найдется хотя бы свидетель ее хтонических ритуалов.

Дантио перебрался через Змеиную Шкуру. Молчальница двинулась ему навстречу, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Она подождала в дверях какого-то дома, пока он не оказался совсем рядом, затем встала у него на пути.

— Дантио?

Он вскрикнул от ужаса, уронил свой мешок и понесся в сторону толпы прохожих. Она наблюдала за тем, как он промчался по улицам и дворам, а потом, извиваясь, точно червяк, забрался под деревянное крыльцо, в самую грязь. Она выбрала кратчайшую дорогу и положила мешок с едой с той стороны, где находилась его голова.

— Дантио, — сказала она, — прорицательницы во дворце видят тебя. Когда тебя хватятся, сатрап Эйд спросит у них, где ты, и они ответят. Они не хотят, но у них нет выбора — мы должны отвечать на вопросы, которые задает командир войска.

Он изо всех сил старался плакать так, чтобы она его не слышала. Когда он упал, у него на спине открылась едва зажившая рана.

— И тогда леди Салтайя снова прикажет тебя выпороть. Я слышала, как она угрожала тебе двойной поркой, если ты еще раз попытаешься сбежать. И я знаю, что она не шутила.

— Ты одна из них! — всхлипнув, крикнул он.

— Да, я прорицательница, но я сейчас не на посту. Я пытаюсь тебе помочь. Вылезай, поговорим.

Это было прямым вмешательством в ход событий, и она мысленно дала себе слово понести суровое наказание.

Он начал медленно выбираться из-под крыльца, и она протянула руку, чтобы ему помочь. В тот момент, как их руки соприкоснулись, Молчальница поняла, что Дантио отмечен судьбой. До сих пор ей не доводилось сталкиваться с такими людьми, они встречались настолько редко, что наставницы в Бергашамме рассказывали своим подопечным лишь то, что когда-то говорили им самим. Единственными живущими ныне людьми, отмеченными судьбой, были Стралг Храгсон и Салтайя Храгсдор. Теперь не только сострадание разожгло интерес прорицательницы к заложнику из Селебры.

Она проводила Дантио назад во дворец, по дороге рассказав ему про нечестивый договор и объяснив, почему его будут ловить всякий раз, когда он попытается сбежать. Она не стала говорить, что находилась во дворце во время его последней порки, и пережила его ужас и боль.

— Я обещал братьям, — снова и снова твердил он. — Я обещал Бенарду и Орландо приехать за ними.

— Салтайя очень жестока, Дантио. И она никогда не угрожает впустую. Если ты будешь убегать, она станет наказывать тебя все сильнее и сильнее, пока не убьет.

Он сказал, что верит ей, но она знала, что это ложь. Мальчишка так отчаянно скучал по дому и страдал от чувства вины, что ему было все равно.

Той ночью она отправила срочное послание Старейшей, в Бергашамм.

* * *

На следующий день Молчальница была в покоях мэйнисток, когда сатрап Эйд призвал Свидетельницу. Догадавшись, в чем дело, она обнаружила Дантио в дальнем конце Треугольника, и отправила к сатрапу Эмбер, потому что та видела не слишком далеко, однако ей все равно удалось найти мальчика. Ее смятение прозвучало во дворце, точно стоны похоронных рожков. Эйд отправил за Дантио веристов, и Салтайя приговорила его к дюжине плетей, по четыре в день.

Охваченная ужасом, Молчальница поспешила в Дом священной Налы на встречу с Матерью Долериан, своей дальней родственницей. Долериан была высокой и худой, но прекрасно выглядела, несмотря на преклонный возраст — серебристые волосы, ни одной морщины на лице, безупречно выглаженное коричневое платье. От нее исходило такое безграничное спокойствие, что любой, кто находился с ней в одной комнате, чувствовал, как невзгоды отступают. Долериан пожалела мальчика, но помогать не захотела.

— Наказание никогда не бывает приятным, Лония, — сказала она. — Ясно как день: мальчишка упрям и должен получить урок.

— Урок? Ты называешь это уроком? Она начала с кожаного ремня, затем перешла к палке, а теперь пользуется плетеным кожаным хлыстом, которым наказывают взрослых преступников! А палач — верист! Он разрезает его плоть до самых костей. Три порки! Когда хлыст попадает на незажившие раны, это намного больнее. Это бесчеловечно!

Долериан вздохнула и кивнула в знак согласия.

— Если шлюхе доложат, что мы облегчаем ему страдания, она может ужесточить кару.

То был веский довод, потому что о происходящем во дворце Салтайя знала практически все. Налисты — по определению самые добрые и сострадательные люди, однако Мать Долериан отличалась упрямством, и никакие слова Молчальницы не заставили ее изменить решение, даже злобные насмешки, намекавшие на то, что она боится Королеву Теней. Потерпев поражение, Молчальница вернулась во дворец, пропитанный — так ей казалось — мучениями и болью мальчика.

Тридцать дней после порки Дантио держали в одиночной камере. Как правило, Салтайя посылала за ним глубокой ночью. Она разговаривала с ним, с головы до ног одевшись в черное, кисти рук прикрывали черные манжеты. Черный трон освещала единственная лампа, выхватывая из темноты лишь ее вытянутое и белое, как у трупа, лицо. Так ей удавалось заставлять самых сильных мужчин трепетать от ужаса, но мальчик держался спокойно. Он еще не понимал, что подобная смелость только злит Салтайю.

— Если я тебя выпущу, ты опять убежишь?

— Благородная леди, я усвоил урок. Клянусь, я никогда не убегу.

Его ложь была как пощечина для Свидетельницы, находившейся в комнате.

Салтайя тоже отнеслась к его словам с недоверием.

— Хорошо, — сказала она. — С этой минуты будешь четыре раза в день отмечаться у стражи, и если пропустишь хотя бы раз, мальчик, я тебя кастрирую и прикажу обрезать тебе уши. Ты мне веришь?

— Верю, благородная леди, — ответил он, но прорицательница уловила за этими словами другие: «Сначала тебе придется меня поймать».

Старейшая ответила на доклад Молчальницы, подтвердив, что еще никогда и никто не обнаруживал знаков судьбы в таком молодом человеке. Она велела Молчальнице «стараться изо всех сил», что означало: ее вмешательство в дела юноши — в разумных пределах — допустимо. Она также распорядилась заняться подробным изучением Дантио Селебра. Молчальница взяла это на себя и приступила к завоеванию доверия мальчика. Она постоянно приглашала его в свой крошечный домик, расположенный рядом с дворцом, вела с ним долгие беседы, выслушивала, когда он делился с ней переживаниями. Его невероятно интересовала история Вигелии, обычаи и — что несколько пугало — география. Он был умным, мягким, воспитанным и невероятно упрямым мальчиком.

Молчальница написала мэйнисткам Косорда и Трайфорса, и в начале года ей пришел ответ: братья Дантио выжили и у них все хорошо. Разумеется, она передала ему эту радостную новость. Самое поразительное, оба брата тоже носили отметины судьбы. Весь культ священной Мэйн пришел в невероятное волнение по поводу столь грандиозного события. Тем временем из Флоренгии прибывали новые заложники и рабы, и вскоре темная кожа перестала привлекать внимание на улицах Скьяра.

Весной Дантио нарушил обещание. Познакомившись с географией страны, он направился вниз по течению, к Океану. Когда во дворце подняли тревогу, он был уже на корабле. Сатрапу пришлось устроить за ним погоню.

Молчальница поспешила в бухту Ракитника, где находился храм Синары. Во дворце имелось и собственное святилище, но в Ракитнике был главный храм. Старшего целителя Скьяра звали Ферганфар Нарсон.

Она знала Ферганфара с самого детства, когда они жили по соседству в квартале гончаров. В юности этот великан был божественно красив, и, прояви он тогда хоть малейший интерес к малышке Лонии, соседской дочке, священной Мэйн пришлось бы обойтись без сестры Молчальницы. Родился он в бедном квартале, но сумел добиться очень высокого положения. Теперь он одевался в шелка и жил среди роскошных ковров и мебели из ценных пород дерева, а из его окон открывались великолепные виды на аллеи с водопадами и пруды с лилиями. На стене висело изображение богини, инкрустированное нефритом и морскими раковинами. Выглядел Ферганфар не слишком хорошо — с годами он превратился в сморщенное подобие прежнего красавца, а на его лице, точно на глиняной дощечке, жизнь написала страдание.

Они коротко поговорили о прежних временах и чуть дольше о нынешних, куда более тяжелых. Обсудили вероятность того, что Королева Теней — Избранная. Молчальница объяснила, зачем пришла.

Поначалу Ферганфар отнесся к ее словам с недоверием.

— Но ведь ты сказала, что мальчик — заложник? Кто же обращается так с заложниками! — В его шепоте слышалась мучительная боль.

— Салтайя исполнит обещание. Кто расскажет о случившемся его отцу, и что тот может сделать, если узнает? Я слышала ее угрозы и могу поклясться, что она их выполнит.

— Но, Свидетельница… — Старик в смятении покачал головой, и его щеки затряслись. — Тебе ведь известно, что наша богиня не возвращает части тела. Если мальчика изуродуют, мы остановим кровотечение и залечим раны, хотя и с большим трудом, но вернуть то, чего нет, мы не в силах.

Он помахал в воздухе изуродованной рукой. Молчальница множество раз слышала эту историю. Большой кусок мрамора упал на молодого каменщика, сделав его инвалидом. Его жена в то время вот-вот должна была родить первенца, и семью ждал голод. Такой больной не мог заплатите за лечение, но Ферганфар все равно попросил за него Синару. Богиня вылечила руку каменщика, забрав руку у Целителя. Про него ходило много таких историй.

— Сострадание делает тебе честь, — сказал он. — И я согласен, что эта женщина — воплощение зла. Если она действительно его кастрирует… Целитель должен быть мужчиной, но даже самые немолодые из нас подумают, прежде чем браться за такую рану.

— Мальчишка неисправимо глуп, — сказала она. — Его храбрость сродни безумию. Какова вероятность, что он умрет от боли или потери крови?

— Такое вполне возможно. Торговцы рабами не приводят к нам калек, потому что дары, которые мы требуем взамен, стоят дороже, чем раб. Даже если он проживет день или два, рана может загноиться.

Молчальница рассказала ему про то, что Дантио отмечен судьбой.

Ферганфар поверил ей, хотя и был потрясен.

— Думаешь, этому мальчику суждено свергнуть лорда крови?

— Ты же знаешь, мы не предсказываем будущее. Дар судьбы — всего лишь предупреждение, что рано или поздно наступит день, когда мир будет проклинать либо прославлять его имя. Зная Дантио, я уверена, что его слава не будет иметь ничего общего с дурной славой этой женщины.

Целитель задумался и с трудом встал на ноги.

— Мы должны сделать все, чтобы он остался в живых после наказания.

* * *

Дантио доставили во дворец связанным и притащили к Салтайе, которая ударила его с такой силой, что он повалился на пол.

— Дурак! — крикнула она. — Я тебя предупреждала. Я всегда выполняю угрозы, так что ты сам виноват. Уведите его.

Мальчика передали дожидавшимся за дверью торговцам рабами. Они выволокли его наружу и повели на веревке на Блэкстаур, где между лавками красильщиков, дубильщиков, скотобойнями и прочими вонючими дворами притулились бараки, в которых жили рабы.

Молчальница наблюдала за происходящим из ближайшего святилища синаристов, которое находилось на Удобном острове, в двух островах от бараков. Не такое большое, как храм в бухте Ракитника для богатых горожан, оно представляло собой великолепное деревянное строение, возвышающееся над всеми домами и лавками по соседству. Здесь даже был парк, где она и сидела на скамье, не в силах справиться с беспокойством.

Молчальница не видела, что происходит внутри священного здания, но несколько лет назад в Натервале она сломала щиколотку и на себе испытала лечение синаристов. Целитель привязал ее больную ногу к своей здоровой; затем они с помощниками обратились за помощью к богине. Молчальница ушла из храма, едва хромая, а синариста унесли на носилках. Он поправился через несколько дней, гораздо быстрее, чем поправилась бы пациентка без его помощи, однако таинства культа Целителей требовали истинной веры.

Молчальница видела, как кричащего Дантио внесли в убогий дворик, где им занялись рабы. Двое привязали его к решетке, а третий принялся раздувать кузнечные мехи. Пока инструменты накалялись, вошли три человека в белых одеяниях и с носилками — им якобы приказали сохранить жизнь заложнику. На самом деле их прислали из святилища Синары, но рабы решили, что дворец желает сохранить свою собственность.

Женщина в коричневом платье опустилась на скамью рядом с Молчальницей и прохладной рукой взяла ее за запястье.

— Постарайтесь не волноваться, благородная леди. Иначе вы добавите работы Целителям.

Она была последовательницей культа Налы. Сестры Милосердия часто работали в храмах Целителей, даря утешение страждущим, и ее присутствие немного успокоило Молчальницу. Поскольку она была одета не как Свидетельница, налистка не поняла, зачем она здесь, и предложила поговорить о… муже? Сыне? Дочери? Или о болезни, приведшей ее в храм? Молчальнице удалось обойти все вопросы, но они ее отвлекли, и она не увидела, как искалечили Дантио. Когда она снова взглянула на тот двор, мальчика там уже не было.

Целители — крупные и сильные мужчины — даже не стали укладывать его на носилки. Вместо этого самый могучий из них взял завернутого в простыню Дантио на руки и помчался в святилище. Двое других бежали перед ним и звонили в колокольчик, чтобы расчистить дорогу в толпе, впрочем, пару раз им пришлось прибегнуть к грубой силе. Молчальница стряхнула руку налистки и вскочила на ноги. Прежде чем она добежала до двери святилища, ее распахнул послушник, и оттуда появился хромающий Ферганфар. Он хотел что-то спросить, но увидел ответ на ее лице.

— Где?

— Идут по Нигу.

— Значит, скоро будут здесь. Мы готовы.

Крики и звон колокольчиков возвестили о прибытии целителей, и через пару мгновений они появились на улице. Дверь святилища распахнулась, а когда они вошли в темный храм и пропали из поля зрения Молчальницы, она заплакала.

Налистка ее обняла.

— Не теряйте надежды, милая. Богиня великодушна, а возможности Ее целителей безграничны.

Однако вернуть человека из страны мертвых им не под силу. Не только Молчальница, но и все Свидетельницы Скьяра видели, что мальчик, отмеченный судьбой, не дышит, что в окровавленном свертке, который принес на руках крупный целитель, — труп. Молчальница долго всхлипывала, несмотря на утешения налистки. Из храма наконец вышел престарелый синарист. Это был не Ферганфар. Он поблагодарил налистку и завел Свидетельницу внутрь.

Они прошли по коридорам в одну из палат, и она увидела, что на перепачканной кровью кровати, вцепившись обеими руками в кружку, над которой поднимается пар, сидит очень бледный и очень подавленный юноша со смуглой кожей и обрезанными кончиками ушей. Он посмотрел на нее черными глазами.

— Но он же умер! — прошептала Молчальница.

— Видимо, не совсем, — тихо ответил Целитель. — Или Она сделала исключение для Своего возлюбленного слуги Ферганфара.

Молчальница подняла голову и с тревогой посмотрела на него.

— Как?..

Целитель покачал головой.

— Мы умоляли его не рисковать. Мы все твердили, что уже слишком поздно. Он знал. Священная Синара очень сильно его любила, иначе не ответила бы на его молитвы.

Или боги любили Дантио еще сильнее.

* * *

Чуть позже, когда за Дантио пришел главный надсмотрщик, ему сообщили, что мальчика доставили в храм уже мертвым. Охваченный вполне объяснимым страхом, он отправился к Салтайе, и та за недосмотр велела пороть его до смерти. Она заставила Эйда расспросить Свидетельниц, которые подтвердили слова надсмотрщика — Дантио умер.

К этому времени они с Молчальницей уже были на море. Никто их не преследовал и не искал. Путешествие до Бергашамма занимало не больше двух шестидневок, но Лония растянула его до двух тридцатидневок, то и дело останавливаясь в пропеченных солнцем рыбачьих деревушках, разбросанных по побережью. Дантио довольно быстро оправился после случившегося. По глупости и молодости он гораздо больше переживал из-за обрезанных ушей, чем из-за другой потери.

Сначала Молчальница опасалась, что Старейшая предаст ее анафеме за вмешательство в мирские дела, но вскоре поняла, что боги спасли Дантио, сотворив чудо, и смертным не пристало с ними спорить. Кроме того, культ доложил, что юноша умер, и теперь им пришлось бы признать, что они предали собственные принципы. Впрочем, пока Салтайя не сообразит, что между «мертв» и «умер» есть разница, Дантио мог ее не опасаться.

Если, конечно, он не решит устроить ей неприятности. Дети имеют обыкновение вырастать.

И что теперь Молчальнице делать с мальчишкой, в чью судьбу она так неожиданно вмешалась? Попытаться тайно переправить его через Границу домой? Сдать в ученики к какому-нибудь ремесленнику? Однажды ночью Дантио ответил ей на этот вопрос.

Корабль, покачиваясь на волнах, как обычно, стоял у берега, команда и пассажиры спали на берегу под ночным небом. После дневной жары в мире наступила благословенная прохлада, напитанная ароматом соленого морского ветра. Молчальница попыталась понять, что ее разбудило — похотливые фантазии спящего матроса? Приближения разбойников она не чувствовала… нет, источник ее беспокойства лежал рядом и смотрел на звездное небо. Впервые с тех пор, как она познакомилась с Дантио, он был по-настоящему счастлив.

— Спи, — прошептала она.

(Удивление — радость.) Он ухмыльнулся.

— Вы знаете все!

— Только богиня знает все. А Свидетельницам известно чуть больше, чем остальным людям.

(Беспокойство.)

— Моя мама не будет возражать, если я полюблю и вас?

— Конечно, не будет. И моя богиня не против того, чтобы я тебя любила.

Молчальница чувствовала, что юноша боготворит ее, всякий раз, когда он на нее смотрел, но до сих пор не осознавала, что это чувство взаимное. Редким Свидетельницам удавалось настолько себя обмануть. Бергашамм был полон старых дев, и множество шестидесяток других жили по всей Грани после ухода на покой.

— Вы ведь отправите меня домой, правда? (Беспокойство — тоска по дому.)

Молчальница повернулась к нему лицом, решив, что пришло время для серьезного разговора. Матросы громко храпели на берегу. Простит ли Старейшая, если она еще больше вмешается в дела этого мальчика?

— Это возможно, дорогой, но очень нелегко. Я не смогу спасти твоих братьев. А если мы попытаемся, им будет угрожать страшная опасность. И тебе тоже. И мне.

(Огорчение — возмущение.)

— Почему? Я никуда не пойду без Бенарда и Орландо!

Молчальница полночи уговаривала Дантио, и в конце концов тот примирился со своим положением.

— Тогда учите меня! — сказал он, хмуро глядя на звезды.

— Чему?

— Тому, что знаете.

Его мотивы беспокоили ее, но она уже давно увидела его яркий пытливый ум.

— Могу попытаться, — сказала она.

— Можете или попытаетесь?

Она рассмеялась.

— Попытаюсь, когда доберемся до Бергашамма.

Он был слишком молод для послушника, но стал своеобразным талисманом культа и помогал во время лекций о знаках судьбы. Чуть позже мэйнистки обнаружили дочь дожа Селебры, которая исчезла из виду вместе с кормилицей во время разгрома Джат-Ногула, а теперь жила в Скьяре в качестве мнимой дочери мастера-купца Хорта. Тайное расследование показало, что она тоже отмечена судьбой. Четверо!

* * *

Вместо того чтобы вернуться в Скьяр, Молчальница предприняла новое путешествие с целью узнать о судьбе других флоренгианских заложников, живущих на вигелианской Грани. Ей удалось выяснить, что обращаются с ними по большей части хорошо, и что никто из них не был отмечен судьбой. Сопровождая ее во время этого путешествия, Дантио увидел издалека братьев и успокоился. Он многое узнал про Вигелию и про то, как страной управляют веристы, а также научился добывать интересующие его сведения так, чтобы никто об этом не догадался. Когда ему исполнилось шестнадцать, они вернулись в Бергашамм, и его приняли в качестве послушника, хотя он еще не достиг нужного возраста.

Четыре шестидневки он подчинялся дисциплине, а затем явился к Молчальнице и нагло попросил ее помочь ему пройти посвящение. Он был высоким, стройным, беспокойным, как и все подростки, но по-прежнему оставался ребенком. В каком-то смысле он будет им всегда.

— Безумец! — вскричала она. — В твоем возрасте?! Старшие никогда на такое не согласятся. Стоит мне заикнуться об этом, как они поднимут меня на смех.

Дантио был самонадеян не по годам и только усмехнулся в ответ на ее возражения.

— Не поднимут! Половина из них считает, что богиня избрала меня для возмездия Стралгу — за все, что он сотворил с Ее культом. Другая половина меня на дух не переносит, и они с радостью примут мудрость Всезнающей в надежде, что Она вышвырнет меня вон.

Священная Мэйн отвергала в среднем одного кандидата из пяти. Их отсылали прочь, и было известно, что мало кому из них удавалось добиться успеха в жизни — да и о чем тут говорить, если Она их не приняла, а от всех остальных богов они отказались? Но Дантио был тверд, как скала, и Молчальница отдала должное его доводам. Обычные правила на него не распространялись.

Совет согласился рассмотреть его прошение, что уже было необычно.

По традиции испытания проводили в крипте под часовней, в кромешной темноте. Молчальница завела его туда, шепотом предупредив, чтобы он шел осторожно, потому что пол засыпан толстым слоем черного песка. Когда они оказались в середине зала, она велела ему опуститься на колени. Старейшая сидела там же на высоком табурете, похожая на высохшую обезьяну, вцепившись в посох скрюченными пальцами. Восемь самых старых последовательниц культа стояли по обеим сторонам от нее, полукругом, лицом к кандидату.

Темнота и тишина. Молчальница никогда не испытывала таких сильных чувств во время обычного посвящения.

Казалось, от них содрогается часовня: ее собственные сомнения сплетались с сомнениями остальных Свидетельниц. Она считала, что богиня ответит отказом на прошение Дантио. Он был самым молодым послушником из тех, кто обращался к Ней с просьбой принять его в культ, и первым флоренгианином, пожелавшим приобщиться к Ее таинствам. Однако ни возраст, ни цвет кожи значения не имели. Все знали, что он делает блестящие успехи. Экзаменаторов больше волновала его история, и это усугубляло разногласия между последовательницами культа. Половина старших хотели разорвать договор; остальные поддерживали Старейшую, которая настаивала на соблюдении условий. Впрочем, старой карге договор тоже не нравился, и членов Совета она назначала по справедливости. В результате Совет разделился, как и сам культ. Она сразу начала ритуал.

— Кто ищет благословения богини?

— Досточтимая Матушка, я привела кандидатку по имени Вуаль.

Впервые услышав свое новое имя, Дантио ухмыльнулся и в темноте не увидел, как заулыбались или нахмурились все присутствующие. Он сам в шутку предлагал назваться Чесноком, но решение принимала Молчальница, и она была уверена в своем выборе. Дантио сможет выдавать себя за мужчину и за женщину; он прекрасно говорил на флоренгианском, вигелианском и вроггианском языках. Его темная кожа и подрезанные уши привлекали внимание, однако вигелиане ни во что не ставили рабов и вообще их не замечали.

— Не подлежит сомнению, — раздался высокий сердитый голос старой Агаты, — что человек, отмеченный судьбой, по определению не может служить целям нашего культа?

Этот вопрос ей велели задать первым, чтобы сразу же его решить.

— Отметка судьбы — лишь потенциал, — произнесла Молчальница. — Он может не привести ни к каким свершениям, а может — по чистой случайности и независимо от воли самого человека — вызвать какие-либо события. Пусть Всезнающая решит, принимать его или нет, ведь прежде мы не встречались с людьми, отмеченными судьбой.

(Сомнения — облегчение — гнев.)

А еще страх, потому что Свидетельница, отмеченная судьбой, изменит суть самого культа. Старейшая была уже очень дряхла, а Вуаль-Дантио еще слишком молод, но через поколение… Одинокие старухи обычно не готовы к переменам.

— Разве он сможет хранить беспристрастность? — спросила Вихоэлла. — После всего, что эта женщина с ним сделала? Принесет ли он клятвы искренне и безоговорочно?

Не совсем. Молчальница убедилась в этом на репетициях церемонии. Ее мысленный ответ услышали все — в Бергашамме не было тайн.

— Знавала я и куда менее убежденных кандидатов, — молвила она. — Если богиня будет недовольна, Она его не примет.

Этот довод даже ей самой показался несерьезным. Однако Ясность с ней согласилась.

— Правильно. Если кандидат, отмеченный судьбой, неугоден священной Мэйн, Она его отвергнет.

— Мне представляется, что это безответственно, — сказала Колокольчик. — Мы стоим за каждым кандидатом, которого предлагаем богине. Всякий раз, когда Она кого-то отвергает, на наши головы падает позор!

Последовали новые вопросы касательно искренности и преданности Дантио, а затем ЛеЭмбер спросила:

— У нас есть традиция отправлять новообращенных Свидетельниц на службу в безлюдные места. Готов ли он провести остаток юности в глуши?

Тревога. Со стороны Дантио.

— Я его об этом не спрашивала, — призналась Молчальница, — но такая перспектива наверняка его беспокоит. Дадим слово кандидату?

Потрясение, неодобрение и возмущение постепенно сменились согласием, когда он обдумал их слова. Старейшая кивнула.

— Говори, — велела Молчальница.

— Досточтимые Свидетельницы, — тихо произнес Дантио (смирение). — Если богиня меня примет, я хочу попросить о назначении в Зортварн.

(Замешательство — радостное изумление.)

— Послушник нас позорит! — воскликнула Эмбер. — Где находится Зортварн и зачем ему туда понадобилось?

— Досточтимые Свидетельницы, это очень маленькое поселение на юге. Говорят, там родился Храг Храгсон, отец Кулака, хотя это и не записано в Мудрости. В Зортварне я хочу узнать, кем был Храг, откуда он появился и куда ушел, поскольку о его смерти известно не больше, чем о жизни.

Смысл его слов пронесся по крипте, точно ураган. (Изумление — отвращение — гнев — ликование.) Пропасть разверзлась.

Колокольчик, всегда отличавшаяся прямотой, сказала:

— Мы должны знать подобные вещи!

«Не заключай союз с Богиней Зла».

— Сестры, — пробормотала Звездный Свет, почти такая же древняя и сморщенная, как Старейшая. — Вы можете представить, как этот кандидат исполнит свой долг перед богиней и одновременно изменит сущность мира? И что он расскажет нам о смерти праведного целителя Ферганфара?

Безмолвный крик Дантио наполнил крипту, заставив всех собравшихся сжаться от ужаса. Он больше не был ребенком, который не в состоянии оценить жертву, принесенную другим человеком. Молчальница сжала его плечо, чтобы предупредить об опасности и поддержать.

— Неуместный вопрос! — Старейшая никогда ничего не говорила на этом этапе посвящения, но она нередко повторяла, что правила существуют для того, чтобы их нарушать.

— Зато очень важный! — вскричала Звездный Свет. — Хотя бы потому, что случившееся является посланием для нас.

(Потрясение — возмущение — ликование.)

Опираясь на палку, она с трудом прошла вперед по песку и встала рядом с Молчальницей. Вскоре подошли и остальные. Большинство мэйнисток выстроилось позади кандидата, и наступила тишина. Примет ли богиня их вердикт?

Когда все замерли. Старейшая прошептала:

— Кандидат может принести клятву верности богине. Он готов?

— Готов, — ответил дрожащим голосом Дантио, хотя в этом не было необходимости.

Наступил момент истины, истины священной Мэйн. Она либо одарит его силой Свидетельницы, либо откажет ему. Старшие тотчас узнают о Ее решении, и если богиня не пожелает принять кандидата, его раз и навсегда изгонят из Ложи.

Старейшая произнесла слова клятвы, кандидат повторил их за ней. Когда прозвучало последнее «аминь», его изумление пронеслось по крипте, подобно раскату грома. Он вскрикнул от радости… заморгал… широко улыбнулся… вскочил на ноги и раскланялся перед теми, кто его поддержал.

ЧАСТЬ III