еня погладила по щеке смерть. Ее прикосновение оказалось именно таким, каким я его себе представляла, – теплым, манящим и знакомым. Она всегда была частью меня.
«Пойдем со мной, любовь моя», – прошептала она мне на ухо. Я потянулась к ней. Наши пальцы соприкоснулись…
Мгновение – и меня встретил восход солнца.
Кадуан выглядел изнуренным. Отметины сияли ярче. Я попыталась заговорить, но не смогла. Смотрела на свое тело как будто извне.
Кадуан повернулся ко мне и погладил по волосам.
«Дыши».
Мгновение – и миновала целая эпоха.
Во мне столкнулись тысячи разных эпизодов, смешивая кошмары и реальность. Я набрасывалась на женщин, которые приходили, чтобы снять меня со стола; на людей, которые привязывали меня к столу; на Нуру, которая пытала меня; на Кадуана, который лечил меня.
Я прижималась к шепоту Тисааны в нашем общем сознании: «Ты в безопасности». К шепоту Кадуана, ласкающему мои волосы: «Ты в безопасности».
Я терялась в равномерном биении сердец – моего, Максантариуса, Тисааны, Кадуана.
Но только сердце Кадуана билось здесь и сейчас.
Его ладонь лежала на моей теплой коже, и я чувствовала ее тяжесть, – чувствовала, как она удерживает меня в этом мире.
«Просто дыши. Дыши, Эф».
Но прежде, чем мне полегчало, боль усилилась. Однажды мне приснилась дверь. На пороге стояла смерть и шептала: «Пойдем домой». Я прижала руку к груди смерти. Сердце не билось.
И тут позади раздался другой голос: «Пойдем домой».
Я обернулась: Кадуан протягивал руку. Я прикоснулась к ней и ощутила под кожей биение его пульса. Такое теплое, что у меня не осталось выбора. Рука Кадуана сжала мою и утянула меня в оранжевый свет. Жить было сложнее, чем умирать. Боль съедала изнутри.
Но я прильнула к стуку его сердца. Прильнула и позволила себе провалиться в него.
Я помахала рукой смерти, но та отказалась прощаться.
«Скоро мы увидимся снова», – прошептала она.
Дверь отдалялась.
– Дыши, – шептал Кадуан. – Просто дыши.
Глава 33
Это сделала я. Это сделала я. Это сделала я.
Я презирала Нуру за то, как она поступила с Максом. Она пытала его, бросила в тюрьму, лишила силы. Когда он так небрежно упомянул о столе для опытов, я до крови прикусила язык.
Но уничтожение такого совершенного разума… В этом нельзя винить Нуру. Виновата я.
Я без конца проигрывала те мгновения в голове. Король фейри использовал Макса как проводник, используя его связь с глубинными уровнями магии, чтобы закрепиться на Аре. Я проникла в разум Макса и поразилась бесчисленным нитям, оплетавшим его мысли, словно бушующая в организме зараза.
«Вырежь его», – приказал Макс.
Я сразу поняла, насколько это опасно: я могу убить Макса. И я ощутила, когда его разум, все драгоценные воспоминания разбились и разлетелись осколками стекла.
Это сделала я.
Я справлялась с виной единственным известным мне способом: боль превращалась в план, а план в действие. Мы отправимся в Загос. Там нам помогут убрать с кожи Макса стратаграммы – боги, передать не могу ту ярость, которую вызывали у меня эти татуировки! – и вернуть ему магию. Потом мы найдем способ вернуть мою. И я смогу восстановить его разум. Смогу починить то, что сломала своими руками. Потом займемся Нурой, и я убью ее самым медленным и мучительным способом, который сумею придумать.
Я повторяла план про себя, пока не обрела абсолютную уверенность, что он будет выполнен от и до.
Мы шли днем и почти не останавливались ночью. Мне не терпелось как можно быстрее добраться до Загоса, и остальные, казалось, разделяли мое рвение – каждый по собственным причинам. Я знала, что движет Ишкой: чем раньше мы прибудем в город, тем скорее начнем использовать искатель. Эгоистично, но я никак не могла заставить себя волноваться об искателе, пока разум Макса оставался расколот на кусочки.
Саммерин и Ишка по возможности использовали магию, чтобы сократить путь, хотя довольно много нам все же пришлось пройти пешком. Брат Макса – как оказалось, его звали Брайан – явно ненавидел магические перемещения: несколько раз тихо извинялся и отходил, после чего возвращался слегка позеленевшим.
По дороге Макс забрасывал нас вопросами. Мы рассказали о войне и фейри. Ишка поведал о короле Кадуане и его кровожадной вендетте против человечества – Брайан долго ругался себе под нос. В ответ Макс рассказал нам о странных обстоятельствах своего освобождения из стен Илизата; никто, даже Ишка, не знал, что и думать.
Макс воспринимал наши слова с потрясающим спокойствием, но задавал вопросы все тише и реже. То и дело прикасался к виску, вздрагивал, сжимая зубы, и вскоре перестал чем-либо интересоваться.
Втайне я была этому рада. Саммерин, судя по всему, тоже. Просто некоторые вопросы затрагивали темы, к которым мы даже не знали, как подойти. О Решайе мы упоминали в самых расплывчатых выражениях. Но стоило лишь немного углубиться в тему – и нам с Саммерином оставалось только беспомощно переглядываться.
Для Макса правда могла оказаться слишком тяжелой. Слишком сложной. К тому же даже надумай мы рассказать Максу все, без утайки, о Решайе – определенно этого не стоило делать в присутствии Брайана. Такое оправдание позволило нам выиграть немного драгоценного времени и отложить момент, когда придется вернуться к невысказанной дилемме.
Мне было больно от мысли, что Макс не помнит построенное нами вместе. Но еще больнее было думать о том, что́ он почувствует, узнав правду о Решайе и о том, как это существо – руками самого Макса – уничтожило его семью.
Возможно, в глубине души Макс даже подозревал нечто подобное.
Всю дорогу я не сводила с него глаз. Я упивалась его видом, как дождем в пустыне. Мне хотелось заново изучить каждую его черту, каждый изгиб его нынешнего похудевшего тела, форму и расположение каждой щетинки на подбородке. Меня охватила тихая одержимость.
Но все же каждый раз, когда он обращался ко мне – а обращался он постоянно – и задавал неожиданные, острые вопросы, гораздо более личные, чем те, с которыми подходил к Саммерину, у меня внезапно перехватывало дыхание.
Однажды ночью, еще в начале нашего путешествия, в темноте Макс повернулся ко мне. Лунный свет, очерчивающий выступы и впадины на его лице, слишком остро напомнил о ночах, когда мы сидели вместе в саду, скрываясь от прошлого, которое не давало заснуть.
– Что у нас были за отношения? – спросил он.
– Я была твоей ученицей. Мы тебе уже говорили.
Так много всего изменилось между нами, и все же, даже несмотря на нашу уничтоженную историю, он по-прежнему смотрел на меня тем же пронзительным взглядом, способным проникнуть сквозь любую тщательно выстроенную защиту.
– А еще, – настаивал Макс.
В горле пересохло, и я сглотнула.
– Мы были друзьями. – Я замялась, потом добавила: – Возлюбленными.
Не знаю, почему это слово далось мне так тяжело. Возможно, отвечая на вопрос, я со всей ясностью осознала: я смотрю на Макса и вижу любовь всей своей жизни, но на самом деле со мной сейчас путешествует незнакомец. Макс так близко, что можно коснуться, и в то же время дальше, чем когда-либо.
Сам Макс, казалось, не знал, как ответить на мое признание, – казалось, эти слова подтвердили его подозрения, но все же оставили в растерянности.
По крайней мере, тут он был не одинок. Мы оба остались в растерянности.
Наши отношения зарождались медленно. Чтобы научиться доверять ему, мне пришлось пройти дорогу, сложенную из миллиона крошечных камешков. Меня и раньше пугала сила нашего чувства, а теперь, когда безопасный фундамент, на котором мы строили жизнь, разлетелся на куски, становилось дурно от одной мысли о том, чтобы снова открыть ему свое сердце.
Стоило мне взглянуть на него, меня сжигало желание настолько сильное, что перехватывало дыхание. Мне хотелось преодолеть пропасть между нами. Хотелось его вернуть.
И однако, с каждым днем в глубине моего сознания все прочнее укоренялась мысль, причинявшая огромную боль.
Я часто лежала без сна и рассматривала спящего Макса. Я изучила его настолько хорошо, что знала, как он выглядит, когда отдыхает. Знала, как часто он просыпается от кошмаров. А теперь я наблюдала, как он спит всю ночь.
По неизвестной причине в такие моменты в голове всплывал голос Зерита из тех времен, которые сейчас казались прошлой жизнью. Я пыталась выторговать Максу свободу в обмен на свою, а Зерит просто посмеялся над моими потугами. «С чистого листа, – повторил он с ехидной ухмылкой. – Кто из нас не мечтал бы о таком».
Зериту, конечно, не удалось начать с чистого листа. Он умер, придавленный последствиями всех совершенных ошибок.
Но Макс, возможно, все же получил этот дар.
Вдруг он выжил в Илизате только благодаря искалеченному разуму и темноте, поглотившей все ужасы, что в нем обитали? Вдруг его спасло только то, что он забыл обо всем, а значит, и обо мне?
Эта мысль преследовала меня ночь за ночью, пока мы наконец не достигли Загоса.
Глава 34
Очень странно находиться в окружении людей, которые знают о тебе больше, чем ты сам, – и это еще слабо сказано. Одно дело – встретить Брайана, с которым мы, судя по всему, до моего помещения в Илизат не виделись лет десять. Другое дело – идти куда-то с людьми, которые знают меня недавнего и помнят отношения, которых не помню я. Между нами витали призраки прошлого, и я чувствовал их каждый раз, когда смотрел на Тисаану или Саммерина. Осталась лишь слабая тень близости, но все, что создавало связь, исчезло, оказалось заперто за дверью, от которой я потерял ключ.
Впрочем, странным было все наше путешествие: фейри, война, леяры… С каждым ответом, который Тисаана, Саммерин и Ишка давали на мои вопросы, Брайан, похоже, все больше терял волю к жизни. Даже в детстве он плохо справлялся с непонятным.
Я же, с другой стороны, обнаружил, что воспринимаю рассказы спутников без особого труда. И только когда я пытался разгадать свою роль в происходящем – или узы, которые связывали меня с этими людьми, – все… осложнялось. Дверь оставалась закрытой. Голос в глубине сознания продолжал нашептывать: «Ты не хочешь возвращаться туда».