Возможно, его стоило украсить.
И все же мне что-то не нравилось. Служанка сдавленно ахнула от ужаса: я провела тыльной стороной кисти по глазам, размазывая безупречный макияж, а затем по губам, промокая яркий цвет.
– О нет, зачем вы…
Я наконец улыбнулась своему отражению. Губы выглядели словно испачканные ягодами. Глаза обводила смазанная тьма, увеличивая их размер и подчеркивая опущенные уголки.
Вот так. Теперь это я.
– Намного лучше, – вслух сказала я.
Служанка выглядела так, словно сейчас заплачет.
Дверь открылась, и вошли Меджка с Луией. Глаза Меджки скользнули по моему телу, брови выгнулись.
– Я подозревал, что, если привести тебя в порядок, результат будет интересным, но должен сказать, он превосходит все мои ожидания.
Он и сам выглядел великолепно. Ноги облегали черные брюки, сюртук переливался нитями разных оттенков золота. Через плечо была перекинута длинная, до бедра, лента бронзового цвета с металлическим отливом; ее задний конец лежал на спине между крыльями. Я замечала, что многие крылатые фейри носят одежду в таком стиле, но в случае Меджки, возможно, это была не только дань моде – ткань частично прикрывала обрубок крыла.
Луия нарядилась не менее эффектно: брюки насыщенного изумрудно-зеленого цвета с вышивкой дополнял белый камзол, подол которого взвивался позади при каждом шаге. Однако глава армии выглядела недовольной.
– Нам надо работать, – проворчала она, – а не тратить время на празднества.
– Не стоит нагнетать, – фыркнул Меджка. – Мертвые ждут прощания. За плечами победа, которую можно отпраздновать, а впереди война, которую нужно пережить. Мне кажется, это идеальное время для шумной попойки.
Я договорила про себя то, о чем он умолчал: «Потому что другого шанса может не быть».
Сегодня вечером был канун Оккассиса, крупнейшего в году торжества в Эла-Даре. Меджка описал мне его как праздник смерти и возрождения, призванный отметить цикл жизни и приблизить новый год. Ночь начиналась с церемонии проводов мертвых и заканчивалась пиршеством в честь новой жизни.
– Помимо всех остальных развлечений, которые подразумевает праздник, – с лукавой улыбкой и многозначительным взглядом добавил Меджка.
Я не поняла, что он имел в виду, и не стала спрашивать.
В каком-то смысле и мне казалось странным праздновать сейчас. Мы только что похоронили погибших в Нирае. Раненые едва пришли в себя. Даже самые поверхностные из моих собственных повреждений были далеки от полного заживления.
И конечно, мы все понимали: это только начало. Я попробовала крови и желала большего. И я знала, что многие разделяют мои чувства. Я видела, как люди убивали наших солдат. Ужасная и могущественная магия выскользнула у нас из рук.
Но вместе с поражением пришла и победа. Мы нанесли сокрушительный удар по армии аранцев. Мы вернули себе силу – я вернула себе силу.
Так что, наверное, я поняла Меджку, когда он сказал:
– Мертвых следует оплакать должным образом, и нет лучшей ночи для коллективного траура, чем канун Оккассиса. Нашу победу следует отпраздновать должным образом, и для торжества также нет лучшей ночи.
В общем, несмотря на смутные времена, праздник состоится.
– Я, например, ожидаю, что нынче торжество будет великолепным, – продолжил Меджка. – Смерть – мощный афродизиак, и на этой неделе мы подошли к ней ближе, чем когда-либо. Кроме того, если нам суждено погибнуть на войне, давайте хоть повеселимся перед уходом.
Его улыбка стала напряженной – я всегда замечала, когда она менялась от искренней к вынужденной.
– В прошлом году во время Оккассиса аранская сука заперла меня в темнице и отрубила крыло. Я планирую в полной мере насладиться праздником сегодня.
Меджка поднял бокал и сделал большой глоток. Луия посмотрела на него взглядом, в котором неодобрение боролось с беспокойством:
– Тебе лучше умерить пыл. Еще придется читать писания.
– Благодарю за заботу, я полностью готов к чтению писаний.
Я заглянула в пустой коридор за спинами Луии и Меджки:
– Где Кадуан?
Я почти не видела его с тех пор, как мы вернулись в Эла-Дар. Он несколько раз коротко навестил меня, но при этом выглядел усталым и отстраненным.
– У короля много обязанностей перед началом праздника, – ответила Луия, когда мы двинулись к двери. – Ты увидишь его там.
Меджка снова оглядел меня с ног до головы.
– И он будет очень рад тебя видеть, – кивнул он и осушил свой бокал.
Похороны прошли при лунном свете на окраине земель дворца, там, где скалистые горы сходились с лесом. Дворцовую территорию и прилежащие городские улицы расчистили и тщательно украсили. Все стены, до последнего дюйма, покрывали цветы и зелень, драпировки из серебристой ткани и филигранные украшения.
У пустой, если не считать небольшого стола посередине с керамической чашей на нем, платформы стояли Кадуан с Меджкой. Вокруг сцены собралась плотная толпа, ее дальние ряды растянулись по улицам города.
Мы с Луией пробрались ближе к платформе, и я рассмотрела Кадуана и Меджку. Кадуан оделся относительно просто по сравнению с тщательно продуманными нарядами, которые я видела вокруг, но тем не менее выглядел более эффектно, чем кто-либо другой. На нем безупречно сидел темно-зеленый с золотым отливом мундир, на спину ниспадал бронзового цвета плащ. Цвет плаща оттенял корону из оленьего рога; король носил ее редко, но сейчас она сидела на волнистых медных волосах так, что другого места для нее и представить было невозможно.
Я ждала, что он найдет меня взглядом, сама не понимая, почему так хочу этого, но Кадуан не обращал никакого внимания на толпу. Без лишней церемонности он поднялся по ступеням вместе с Меджкой и повернулся спиной к собравшимся, лицом к лесистым холмам и далекой луне.
Меджка держал в руках большую книгу в кожаном переплете. Он начал читать, – это была история о смерти и обо всем, что подпитывается смертью. Я зачарованно слушала. Но всего через несколько строк Меджка запнулся. Слова перемешались, словно потеки разных красок. Ему пришлось остановиться, начать заново, снова остановиться и снова начать.
Я смотрела на него, чувствуя, как от стыда загораются щеки.
Меджка взглянул на толпу всего один раз, на долю секунды, с видом пристыженного ребенка.
Но на лице Кадуана не было и намека на осуждение; он спокойно повернулся к Меджке, положил руку ему на плечо, взял книгу и стал читать сам.
Меджка повернулся спиной и поднял голову к небу, сложив руки перед собой, а Кадуан взял на себя чтение. Его мягкий мелодичный голос разносился вокруг, как шум ветра в деревьях, сливаясь с природой и повествуя о ней.
– Он разговаривает с богами? – шепотом спросила я у Луии.
– С богами? – Та бросила на меня странный взгляд.
– Это молитва?
– Эф, богов не существует. – Она произнесла это так, словно озвучила очевидную истину. – Король говорит с нами.
Обволакивающий голос Кадуана звучал торжественно и благоговейно, король рассказывал о цикле жизни и смерти так, будто обращался к чему-то несоизмеримо большему, чем мы сами.
«Король говорит с нами».
Недолго думая, я прижала руку к груди, чувствуя биение сердца.
Да, что-то несоизмеримо большее, чем мы сами.
Возможно, нам не нужны боги, чтобы найти свое место в чем-то большем. Возможно, мы можем обрести это место, заглянув внутрь себя.
Когда чтение закончилось, Кадуан раскрыл книгу на последней странице и вынул кусок пергамента. Развернул его, и они с Меджкой подошли к керамической чаше. Взгляды обоих были устремлены в лес.
И тогда Кадуан начал произносить имена. Первой была Аяка Сай-Эсс. Я поняла, что он зачитывает список погибших.
При каждом имени Меджка подбрасывал в небо пригоршню пепла. Пепел мгновение кружился среди звезд, танцуя перед луной, словно подхваченный неестественным потоком ветра, и падал на деревья внизу.
Кадуан просто произносил одно имя за другим. Толпу накрыла тишина, все будто перестали дышать.
– Обычно звучит лишь несколько имен, – хрипловато прошептала Луия.
Но Кадуан все читал.
Должно быть, пепел запорошил весь лес.
Глава 61
Мы устроились в номере Саммерина – он единственный был достаточно велик, чтобы все могли рассесться. Я искренне удивился, заметив, что сквозь шторы струится ослепительный солнечный свет. Потерянный во времени, я бродил по комнате в поисках календаря, чтобы никто не догадался, что я увлекся сексом и сном до такой степени, что понятия не имею, какой сегодня день.
Но моя хитрость Саммерина не обманула.
– Я рад, – сухо заметил он, окинув нас взглядом с ног до головы, – что мне хватило предусмотрительности занять комнату подальше от вас.
– Ой, нашел, чем хвастаться. Можно подумать, ты сидел здесь один, как монах.
Я взял с прикроватного столика забытую заколку для волос и выгнул бровь, глядя на Саммерина. Тот пожал плечами, соглашаясь.
Я против воли улыбнулся. Интересно: мы путешествовали с Саммерином уже несколько недель, но, когда память вернулась, я стал по-новому ценить друга. Я скучал по нему.
Ишка с усталым видом присел на стул; по лицу было видно, что ему не смешно.
– Где ты был? – спросил я.
Против воли вопрос прозвучал обвиняюще. Я сам не знал, почему не доверяю Ишке. Только ли потому, что однажды, пусть и пятьсот лет назад, он предал друга, а подобные поступки, как я считал, накладывают отпечаток на характер?
Если так, то мне следовало признать свое лицемерие.
– Вот. – Ишка достал письмо и передал его Тисаане. – Адресовано тебе.
Тисаана сглотнула. Она открыла письмо, молча прочла, и на ее лице появилась улыбка.
– Орасьев выстоял.
– Несколько недель повстанцы отбивали натиск треллианской армии.
– Слава богам. – Тисаана с облегчением облокотилась на стол.
Я посмотрел на Ишку:
– Так почему ты выглядишь таким невеселым?