Я не знала, что со мной происходит. Не знала, чего хочу, кроме того, что хотела всего: быстрее, медленнее, глубже, мягче, жестче. Не знала. Знала только, что тону и жажду, чтобы его было больше повсюду.
Кадуан наклонил голову и прикоснулся губами к моей шее. Прижался ко мне, и давления его тела, даже в одежде, оказалось чересчур. Всего оказалось чересчур.
– Отпусти, Эф, – прошептал Кадуан хрипло и требовательно.
Словно он умолял меня, словно нуждался в этом не менее сильно, чем я. И я даже не понимала, о чем он просит, но вдруг послушалась. Я падала, взрывалась, стала землей и звездами, стала всем и отдала все ему.
И только когда я начала приходить в себя, я поняла, что произношу его имя снова и снова: оно вырывалось из горла отчаянными стонами. Тело стало ватным, я едва удерживала его в вертикальном положении. Я запуталась, я чувствовала себя взъерошенной, потерянной и… обнаженной, как будто я только что позволила Кадуану увидеть что-то сокровенное и уязвимое.
Кадуан тоже тяжело дышал. Он выглядел таким же разбитым, как я себя чувствовала.
Казалось, он тоже испуган.
Мои губы приоткрылись, хотя я не знала, что сказать. Но он легонько провел ладонью по моей щеке и притянул мой подбородок к себе.
Я не знала, как нужно целоваться, но с нашим поцелуем все было просто. Кадуан коснулся моих губ медленно, нежно, почти застенчиво. Возможно, робкий, неуверенный поцелуй в такой момент должен был показаться странным, но он казался правильным. На вкус он напоминал мед.
Кадуан отстранился, и какое-то время никто из нас не мог дышать.
Я снова потянулась к нему, но лицо Кадуана вдруг резко изменилось. Он рывком отстранился, лишив меня опоры:
– Я… Это… – Он запустил пальцы в волосы. – Это не… – Он взглянул на меня и закрыл рот, а затем отвернулся. – Я не должен был… мне пора. Спокойной ночи, Эф.
Я не понимала, что происходит. Только что меня окутывало его присутствие, а через секунду он уже удалялся по тропинке. Мир без него стал холодным.
– Кадуан! – позвала я.
Но он уже пропал из вида.
Глава 63
Утром мы тронулись в путь. До Орасьева мы могли добраться довольно быстро, учитывая возможность перемещаться по стратаграммам, – к счастью, среди нас прибавилось повелителей магии, что значительно облегчало жизнь. Мы держались подальше от главных дорог, предпочитая боковые тропы, а на ночь разбивали лагерь, избегая гостиниц. Мне хватило одного побега из города, когда нас по пятам преследовали охотники за головами.
Как и ожидалось, Ишка уходил и возвращался когда заблагорассудится. Он провел с нами первый день, затем сослался на дела и без лишних слов улетел в закат, оставив несколько перьев, чтобы мы могли связаться с ним.
Интересно, что это за «дела»?
Я все ждал момента, когда Брайан тоже объявит о своем уходе, но он так и не наступил. В конце первого дня, когда брат разбивал палатку, я подошел к нему:
– Ты остаешься?
– Конечно остаюсь.
– Я отчетливо помню, как ты выражал намерение отправиться в Бесрит, предоставив нас собственной судьбе, причем не единожды.
– Не люблю, когда надо мной насмехаются. – Обернувшись, он пристально посмотрел на меня. – Ты хочешь, чтобы я отправился в Бесрит?
На самом деле сложный вопрос. Новообретенные воспоминания, особенно самые мрачные из них, лежали на душе тяжелым грузом. И груз этот словно удваивался каждый раз, когда я смотрел брату в лицо.
– Нет, – ответил я. – Просто хочу заметить, что удивлен твоей решимостью остаться.
– Я передумал. У тебя все?
– Так точно, генерал.
Я издевательски отсалютовал ему и отвернулся. Но не успел я сделать и пару шагов, как позади раздался голос Брайана:
– Я боялся, что ты загремишь обратно в Илизат, если останешься с ними. Я пытался… – Он замолк, а затем проворчал: – Не важно.
Я не стал оборачиваться. Не мог решить, злился ли я на то, что Брайан, по сути, признался, что выдумал срочность поездки в Бесрит, или тронут его попыткой защитить меня.
В итоге я остановился на обоих вариантах, засунул руки в карманы и продолжил идти, не говоря ни слова. В любом случае нам с Брайаном всегда было проще не разговаривать о важном.
На третью ночь в дороге мне приснилась семья. Я успел забыть, насколько плохими бывают сны. Да, раньше призрак горя тоже преследовал меня по пятам, но отсутствие воспоминаний во многом смягчало боль. Илизат показывал лица родных каждый день, но стены в сознании защищали от боли: я не знал, что стоит за этими картинами.
Теперь же раны снова стали свежими, как в тот день, когда все случилось. Лица родных во сне пронзали меня насквозь. Когда я смотрел, как родители, сестры и братья умирают, меня разрывало на части.
Я проснулся в поту. Тисаана обнимала меня.
– Проснись, – прошептала она на ухо. – Это сон.
С одной стороны, сон, а с другой – и нет. Я заморгал, глядя на раннее утреннее солнце, проникающее через ткань палатки, поцеловал Тисаану в лоб, а затем молча выбрался из ее объятий. Все тело было напряжено, словно я готовился к неотвратимому удару.
– Макс…
В голосе Тисааны звучал невысказанный вопрос: «Что с тобой случилось?»
Я одевался.
– Просто сегодня трудный день.
Мне даже не пришлось смотреть на календарь. Когда в твоем прошлом есть настолько плохой день, о нем невозможно забыть.
Тисаана сразу все поняла – ну конечно.
За завтраком стояла удушающая тишина. Саммерин тоже помнил, какой сегодня день. Даже если оставались сомнения, то, как Брайан набросился на него из-за какого-то пустяка, все прояснило.
Я едва мог заставить себя посмотреть на брата.
Я не позволял себе всерьез задуматься о лжи, которую внушал ему одним своим присутствием здесь. Я всегда считал отгораживание прекрасным методом. Но сегодня он не сработал. Сегодня все казалось слишком большим, слишком громким, слишком болезненным, чтобы находиться в отведенных ему стенах.
Брайан выглядел так, будто вообще не спал.
– Нам нужны припасы, – проворчал он, и это были первые слова, произнесенные за завтраком.
– Поблизости есть рынок, – откликнулась Тисаана. – Можно сходить туда.
Ее пальцы поглаживали мою руку. Все утро она была рядом, словно считала, что ничто больше не способно удержать меня на земле. Возможно, она не сильно ошибалась.
– Я бы лучше сходил на охоту, – предложил Брайан.
– Уверена, мы сможем купить мясо.
– Я… – Брайан заскрежетал зубами. – Я думаю, нам с Максом стоит сходить на охоту.
Я чувствовал, как взгляды Тисааны и Саммерина сверлят мое лицо. Меньше всего мне сегодня хотелось идти куда-либо с Брайаном, не говоря уже о том, чтобы остаться с ним наедине, имея в руках оружие. Я испытывал к нему настолько сложные чувства, что даже не видел смысла в них разбираться: клубок из горя, вины и злости, который не смог бы распутать, даже если бы захотел, а желания я не испытывал.
Я заставил себя взглянуть в глаза брату, и меня ошеломило, насколько грустным и потерянным он выглядел.
– Хорошо бы где-нибудь… – сказал он немного хрипло. – Побродить. Провести время на природе. В… такие дни, как сегодня.
– Думаю, нам следует держаться вместе, – возразил Саммерин в благородной попытке дать мне возможность отказаться.
Но в голосе Брайана звучало такое… отчаяние.
– Ладно, – согласился я, удивив даже самого себя. – Давай сходим на охоту.
Мы пробирались вдвоем через подлесок. В Трелле росли странные леса, не такие зеленые и густые, как на Аре: множество высоких деревьев с корой цвета слоновой кости и редкими ветвями. Из-за них нам было легче замечать животных, но, с другой стороны, труднее оставаться незамеченными самим. Мы двигались бесшумно. Это давало хороший повод не разговаривать.
Наконец Брайан нарушил тишину:
– Ты знаешь, какой сегодня день?
Что за дурацкий вопрос? Конечно я знал, какой сегодня день.
– Да.
– Ты обычно… что-то делаешь?
– Напиваюсь до потери сознания.
– Хочешь выпить?
Я фыркнул:
– Нет.
Со временем я пришел к выводу, что алкоголь, как правило, вызывает больше проблем, чем решает.
– Я обычно… поступаю вот так. Ухожу куда-нибудь на охоту. В одиночестве.
Если бы я так сильно не старался держать себя в руках, возможно, мне показалось бы немного забавным, что Брайан борется с нежелательными эмоциями, отправляясь в лес и уничтожая там живность. Истинный мужчина рода Фарлион. Такой чувствительный.
– Мне не следовало говорить того, что я сказал, – произнес Брайан после долгого, неловкого молчания. – Тогда, на Сарилле.
Мне не хотелось об этом вспоминать. Хотелось побыть одному и ни с кем не говорить о таких ужасных вещах, тем более с Брайаном. Зря я с ним пошел.
«Ты имеешь право кричать на меня сколько захочешь, – подумал я. – Даже не представляешь, насколько это полное право».
– Все в порядке, – вслух сказал я.
– Сказать честно, – продолжал Брайан (Вознесенные, как же раздражало его внезапное желание поговорить о чувствах), – я не хотел тебя тогда найти. Я был благодарен за то, что в день моего возвращения домой тебя там не было.
Он остановился и повернулся ко мне. Вопреки здравому смыслу, я сделал то же самое и посмотрел ему в лицо. В его глазах застыло на удивление детское выражение, несмотря на то что в остальном он выглядел все тем же закаленным воином.
– Мне не хотелось видеть кого-то, похожего на себя.
Грудь пронзила острая, знакомая боль. Как же жутко, что я прекрасно представляю, каково это. Я провел десять лет в одиночестве, одержимый ненавистью к себе, одновременно постоянно думая о Брайане и приходя в ужас от перспективы снова увидеться с ним. Безусловно, отчасти мной двигало чувство вины. Но не менее сильным было осознание внешнего сходства, ощутимый удар под дых при мысли о том, чтобы взглянуть в глаза, столь похожие на те, которые смотрели на меня из пламени в тот день.