– Нельзя, – прошептал мне на ухо Саммерин.
– Можно, – прошипела в ответ я.
Я только что сровняла с землей целый город. Смешно думать, что я не смогу спасти одну маленькую девочку.
Однако с каждым кругом, сделанным по кварталу рабов, фантазии понемногу улетучивались. Решетки были прочными. Повсюду кишели работорговцы. Если бы речь шла только о них, я бы выжгла это место дотла. Но рынок переполняли невинные люди. Стоял белый день. Нас разыскивали. Однако в душе не стихал протест: я не могла просто бросить рабов.
Саммерин приобнял меня и решительно увел прочь от клеток.
– Этот работорговец смотрел на тебя всю дорогу, – пробормотал он. – Нам нужно уходить как можно скорее. Тисаана, прости. Правда.
Я оглянулась. Позади сгрудились, перешептываясь, трое мужчин в черных шляпах. Они одновременно подняли голову и посмотрели на меня.
Я быстро отвернулась, сердце в груди замерло. Саммерин прав. Нам вообще не стоило приходить сюда. Меня слишком легко узнать.
– Хорошо.
Боги, это слово причинило мне физическую боль.
Мы быстро шагали по улицам. Рынок оказался огромным, размером с небольшую деревню. Я бросила взгляд налево: человек в черном шел наравне с нами по другому ряду. Оглянувшись, позади я увидела еще одного.
– Они определенно выслеживают нас, – пробормотала я.
Мы приближались к нужному повороту налево и вдруг чуть не налетели на другого работорговца; пришлось быстро сменить маршрут и направиться в противоположную сторону.
Впереди вырисовывались каменные стены. Нас загнали в угол.
Нужно немедленно покинуть рынок. Едва толпа останется позади, я смогу разорвать этих зверей на части.
Словно в предвкушении, даже без моей команды, магия уже покалывала кожу. Я открыла разум и ощутила кипящие эмоции толпы, гул мыслей и любопытство. Мне не хотелось причинять вред невинным людям, не говоря уже о рабах, запертых так близко.
Все, что нужно сделать, – это увести за собой работорговцев с рынка.
Мы свернули за угол, в укромный переулок…
Волоски на шее встали дыбом: я почувствовала удар за долю секунды до соприкосновения. Мне удалось выскользнуть из хватки мужчины и увернуться, но дубинка задела голову с достаточной силой, чтобы мир вокруг завертелся. Однако моя магия была наготове. Когда второй противник схватил меня, он сразу же взвыл от боли и отдернул почерневшие, разлагающиеся руки.
Мы с Саммерином дрались как загнанные животные. Магия Саммерина делала его несравненным убийцей. Он заставлял людей внезапно останавливаться в неудобных позах, выкручивал им конечности, сокрушал легкие одним движением пальцев. Вскоре землю вокруг нас устилали тела. Покупатели на рынке ахали, отшатывались и собирались на безопасном расстоянии, наблюдая за происходящим широко открытыми глазами.
Я развернулась, готовая убить очередного нападающего. Поняв, кто мне противостоит, заставила себя замереть, хотя и слишком поздно. Ни черного плаща, ни широкополой шляпы. Вооружен обычным копьем, а на нарукавной повязке изображен волк, такой же, как на татуировке на шее.
Раб. Раб, который действовал по приказу.
Магия Саммерина потянулась к рабу, но я криком остановила друга. В последний миг Саммерин запнулся и бросил на меня растерянный взгляд: «В чем дело?»
Раздался ужасающий треск, и Саммерин рухнул на землю. Из раны на его затылке хлестала кровь, растекаясь по брусчатке алыми ручейками.
Саммерин не двигался.
Я поборола панику, едва сумев уклониться от нового удара. Меня окружили. Никто из противников не взглянул на безвольное тело Саммерина, они просто перешагивали через него, как через досадное препятствие на пути ко мне.
Магия светилась у меня на руках, готовая к бою. Мне бы не составило труда убить противников. Я еще могла пробиться на свободу. Но более половины этих людей были рабами. Повернись судьба иначе, Серел мог стать одним из них.
Я не буду причинять им вред.
И вот я позволила схватить себя и поставить на колени. Сглатывая застрявший в горле ужас, нашла взглядом безвольное тело Саммерина. Не умирай. Только не умирай!
Я потянулась к разуму друга: ему больно, но он жив.
Я вырвалась настолько, чтобы повалиться на его тело, старательно разыгрывая отчаяние и тревогу. В руке я крепко сжимала клочок ткани – нарукавную повязку, которую сорвала с одного невольника во время драки. Я успела засунуть ее в карман куртки Саммерина, а потом рабы оттащили меня от него.
Я узнала символ на повязке. Такой же был вытатуирован на отрубленных руках, принесенных к моему порогу несколько месяцев назад. Семья Зороковых.
Я решила, что есть вещи похуже, чем оказаться в застенке своего злейшего врага. И молилась, чтобы мои друзья тоже это поняли.
Мужчина в черной шляпе подошел ко мне – остальные выглядели так, словно не решались, – и поднял мою голову, заглядывая в лицо. Капюшон давно упал, волосы вокруг лица растрепались.
– Вот это добыча! – Мужчина улыбнулся. – Вы хоть представляете, сколько Зороков за нее заплатит?
От удара по голове мой мир перевернулся.
– Осторожнее! – рявкнул работорговец. – Не покалечь ее, идиот!
Меня утащили прочь. Словно издалека, сквозь тьму в глазах, в проблесках расплывающегося сознания я ощутила, как меня закидывают в повозку. Услышала лязг железного засова. Меня окружали скованные тела. Не успела повозка тронуться с места, как я потеряла сознание.
Глава 65
Дни тянулись один за другим. Кадуан отказывался меня видеть.
Теперь он обсуждал вопросы двора только с Меджкой, Луией и Вифианом. Меня не приглашали.
Он почти не появлялся на публике, а в редких случаях, когда мне удавалось его увидеть, уходил, не давая никому с ним заговорить.
В мою комнату он не заглядывал. Когда я попыталась навестить его, охранники меня развернули.
– Что между вами произошло? – через несколько дней спросил у меня Меджка.
– Не знаю! – беспомощно ответила я после долгого размышления над вопросом.
Меджка с любопытством взглянул на меня и сделал большой глоток вина.
Сперва я была в замешательстве. Наверное, произошла ошибка. Наверное, что-то не так. Может, я чем-то обидела Кадуана? Может, той ночью между нами произошло что-то оскорбительное или отталкивающее? Ночами я снова и снова проматывала события в голове в поисках подсказок. Действительно ли в его голосе звучало желание, а не гнев? Что я упустила?
Потом пришла боль.
Пока Кадуан был рядом, я не осознавала, насколько сильно полагаюсь на него. Я больше не нуждалась в нем так, как в самом начале, когда, вероятно, просто зачахла бы, если бы он не следил, чтобы я ела, спала и чтобы не бросилась с балкона. Но Кадуан мне нравился, что ухудшало положение. Я привыкла к удовольствию от общества другого и теперь скучала.
Скучала по нему.
Шли дни.
И тогда я разозлилась.
Кто он такой, чтобы так со мной поступать? По какому праву заставляет меня чувствовать себя таким образом? Я показала ему свою уязвимую сторону, даже не подозревая, что способна на такое, и он оставил меня, дрожащую в одиночестве, в саду. Он вынудил меня что-то почувствовать к нему, а затем бросил.
Бросил, как и многие другие до него. Как и все люди, в сознании которых меня запирали, как Максантариус, как Тисаана.
Эта мысль привела меня в бешенство.
Неделю спустя Меджка снова спросил:
– Я серьезно, теперь меня просто снедает любопытство – что случилось?
На сей раз я не колебалась.
– Он трус! – рявкнула я.
Брови Меджки поползли вверх.
– Хм. Похоже, ему бы следовало почаще читать любовные романы, – заметил он и сделал еще один большой глоток вина.
Трус. Вот что я говорила себе, когда по ночам жаждала внимания Кадуана. Когда тосковала по звуку его голоса. «Он трус, – внушала я себе. – Он тебе все равно не нужен. Ты не хочешь его».
Но самое ужасное: трус он или нет, я его хотела.
Глава 66
Тисаана и Саммерин до сих пор не вернулись, и это мне не нравилось. Сегодня все мои нервы и так были оголены, внутри бурлила беспокойная энергия, заставляя сжимать кулаки и расхаживать взад-вперед по нашей стоянке. С Брайаном мы больше не разговаривали – ни на обратном пути из леса, ни в лагере.
А потом возникла мысль: сегодня самый подходящий день для худших событий. Ужасные предчувствия сами лезли в голову. А Саммерина и Тисааны все не было.
В конце концов я повернулся к Брайану и объявил:
– Пойду их искать.
– Ты только все усложнишь: когда они вернутся, им придется идти искать тебя.
– Мне все равно. Что-то…
«Что-то не так», – собирался сказать я, но тут появился Саммерин, с ног до головы залитый кровью.
Покачнувшись, он рухнул на колени. В одной руке он сжимал мокрый кусок пергамента с нацарапанной стратаграммой, настолько корявой, что я не представлял, как ему удалось сюда добраться.
Сердце перестало биться. Одним прыжком я оказался рядом с другом. Саммерин согнулся пополам, его рука зависла над головой, лицо исказилось от боли. Плоть на его черепе медленно двигалась, слишком медленно, чтобы рана затянулась, но хотя бы кровотечение слабело. Всегда считалось, что целителю практически невозможно вылечить себя. Тот факт, что Саммерин хотя бы приблизился к этому, говорил о настоящем мастерстве.
– Бинты! – рявкнул я Брайану. – Скорее.
Брат повиновался, и я прижал к ране Саммерина ткань. Темные глаза друга метнулись ко мне, и одного взгляда было достаточно, чтобы подтвердить мои худшие опасения.
– Где? – выдавил я. – Где она?
Саммерин сунул трясущуюся руку в карман куртки и достал тряпичный комок. Я взял его и развернул: на меня смотрел рычащий волк, изображение пятнала кровь.
– Это символ кого-то из треллианских лордов, – сказал Брайан.
– Работорговцы, – с огромным усилием прохрипел Саммерин.
Он переместил руку к горлу, где старательно пытался закрыть зияющий порез, стежок за стежком.