В его объятиях лежало искалеченное тело Филиаса.
Серел посмотрел на меня, и его лицо сморщилось.
– Он бы хотел уйти вот так, – пересиливая себя, выдавил он сквозь слезы. – Он бы гордился, если бы узнал, что умрет таким образом. Тисаана, он…
Внезапно кровожадная ярость, странное оцепенение, опьяняющая сила исчезли. Все исчезло под сокрушительной волной горя Серела.
Я рухнула на землю рядом с другом, обняла его, и остаток его фразы утонул в рыданиях.
– Это то, чего бы он хотел, – чуть погодя повторял Серел снова и снова, как будто это могло что-то изменить.
Но Филиас не заключал какую-то грандиозную космическую сделку с судьбой. Да, мы вернули нашу страну. Но в какой-то миг сегодня миллионы возможных комбинаций миллиона смертоносных действий сошлись, и мой лучший друг потерял любимого человека.
Никто не назовет это честным обменом.
Ночь прошла в безудержном праздновании. Но я осталась с Серелом и обнимала его, пока он рыдал.
Когда Макс меня увел, уже рассвело. Риаша отнесла тело Филиаса на погребальный костер. Серел только тихо плакал и больше ни с кем не разговаривал. Мы с Максом отвели его в один из уцелевших домов. Я уложила друга в кровать и посмотрела, как Саммерин залечивает его раны. Затем поцеловала Серела в лоб, когда снадобье целителя погрузило его в милосердный сон без сновидений.
Саммерин подлечил и нас с Максом, как мог, затем указал на другую пустующую лачугу и велел немного отдохнуть.
Макс послушно отвел меня туда. Я молчала, пока он наполнял ванну, помогал мне раздеться и опускал меня в теплую воду, как ребенка.
– Спасибо.
Мой голос звучал странно.
– Спасибо, что пришел за мной.
– Я всегда приду за тобой.
Он поцеловал меня в лоб, затем в нос. В щеки – сначала левую, затем в правую.
– Что с тобой сделали?
– Ничего такого, чего я не могла бы пережить.
Его прикосновение задержалось на моих скрюченных пальцах, на новых отметинах на спине, на рубцах на шее, но вопросов он больше не задавал.
– Когда все закончится, – тихо произнес он, – возможно, мы перестанем думать только о выживании.
По какой-то причине у меня в горле возник комок, мешающий говорить.
– Тебя когда-нибудь беспокоило, что ты не умеешь ничего, кроме как выживать?
Он устроился в воде позади, осторожно заключив меня в теплые объятия.
– Я умею кое-что еще, – пробормотал он и отвел мои волосы в сторону, чтобы поцеловать в затылок.
Душераздирающе нежно.
Не успела я понять, что происходит, как из глаз хлынули слезы и от рыданий стало невозможно дышать. Все тело сотрясали жестокие, болезненные всхлипы.
Макс не спрашивал, почему я плачу. Не говорил, что все будет хорошо.
Взяв тряпицу, он смывал кровь с моей спины нежно, точно напевал колыбельную. Он позволил мне плакать, сколько душе угодно.
Глава 80
Только спустя долгие часы Тисаана все-таки погрузилась в беспокойный сон. Я лежал рядом, обнимая ее обнаженное тело, и не ощущал ни капли усталости. Пока она спала, я осмотрел ее повреждения: сломанные пальцы, порезы, новые шрамы у лопаток. Шесть аккуратных квадратов.
Сволочи содрали с нее кожу.
Когда я увидел это, я пожалел, что подарил Зороковой быструю смерть. Плевать на мораль! Эту женщину следовало спалить заживо.
Я всмотрелся в лицо Тисааны. Она так много плакала, что даже во сне глаза оставались красными. Я поцеловал ее в щеку и осторожно, чтобы не разбудить, встал с постели. Я знал, что если она проснется, то немедленно бросится на улицу трудиться, а мне и так едва удалось заставить ее отдохнуть несколько часов.
Риаша и Тисаана возглавили первоначальные усилия по восстановлению, и, хотя вокруг по-прежнему лежали груды обломков, место уже больше походило на поселение и меньше на поле битвы. Найденные тела сожгли за городской чертой.
Повстанцы раздобыли вино из поместья Зороковых, и, хотя стоял полдень, на улицах гремел пьяный праздник – частично похороны, частично чествования свободы, частично попытка выдохнуть после мучений.
Я нашел Саммерина в доме недалеко от того, где остановились мы с Тисааной: Саммерин еще с одним целителем устроили здесь временную больницу. Мой друг курил на скамейке снаружи, откинув голову назад и прислонившись к стене.
– Выглядишь ужасно, – сказал я.
– Спасибо. Ты тоже. – Он выпустил длинную струю дыма и оглядел меня с ног до головы. – Хотя и довольно непримечательно для человека, который закончил три разные войны при загадочных обстоятельствах.
– Да пошел ты, – очень вежливо ответил я, улыбнувшись.
Затем сел на скамейку рядом, и Саммерин предложил мне свою трубку. Я отказался.
– Ты же знаешь, что это ужасно вредно для здоровья, – заметил я.
– Правда?
Саммерин бросил на меня невозмутимый взгляд и демонстративно сделал еще одну затяжку.
– Как там дела? – Я кивнул на дверь.
– Примерно как и следовало ожидать.
Он взглянул на группу людей неподалеку, которые извлекали из едва действующих инструментов неуклюжую, но радостную мелодию.
– Большой контраст между тем, что происходит здесь, и тем, что происходит внутри.
– Победа всегда стоит дорого.
Саммерин издал неловкий смешок, как будто услышал забавную, но жестокую шутку, – и если подумать, так оно и было.
Для очень многих сегодняшний день стал самым счастливым в жизни. Для остальных – самым трагичным.
Я посмотрел на свои руки. После битвы они тряслись не переставая. Подушечки пальцев покалывало, словно они все еще ощущали остатки магии сердца.
Я проглотил комок в горле и прогнал из головы образ тел, собранных из перепутанных частей.
– Как Тисаана? – спросил Саммерин.
Я не знал, что ответить.
– Она… жива.
– И то хорошо.
– Верно. – Я потер висок. – Отдыхает.
– Она будет в ярости, когда поймет, что ты ее не разбудил.
– Ничего, переживет.
Саммерин бросил на меня взгляд, в котором явно читалось сомнение. В ответ я пожал плечами:
– Кто-то же должен следить, чтобы она не загнала себя работой в могилу.
– Возможно, именно к этому она и стремится.
Мое сознание не покидал образ Серела, скорчившегося от горя, и слова Саммерина, подразумевавшиеся как шутка, прозвучали слишком серьезно. Мне стало немного не по себе. Я знал, каково это – не придавать значения собственной жизни. Знал хорошо, потому и видел подобные признаки в Тисаане – хотя бы то, что она готова пожертвовать всем чем угодно ради своего дела.
Сегодня я не хотел шуток на такие темы.
– Может, тебе навестить Брайана? – Саммерин милосердно сменил тему. – Он выглядит немного потерянным.
Оставлять Брайана без присмотра всегда было рискованно.
Я нашел брата среди разбирающих завалы на задворках города, усталого, как и все.
– Поздравляю, – сказал он, завидев меня. – Ты герой. Снова.
У меня скрутило живот. Герой. Конечно. Почему меня называли этим словом только тогда, когда погибали люди? Я хотел спросить его, неужели мы сейчас смотрим на один и тот же город?
– Теперь я понимаю, – продолжал тем временем Брайан.
– Что?
– Как ты смог это сделать.
Под моим растерянным взглядом он дотронулся до уголка глаза:
– Вот здесь. Я замечал, что у тебя другие глаза, но не понимал, в чем дело.
– Я…
Странно, что я до сих пор не нашел лучшего способа описать свои особенности.
– Такую способность я получил в Орденах во время Ривенайской войны.
– Хм.
Он неловко отвел взгляд. Брайану никогда не нравилось само наличие у меня магии; она только усложняла взаимопонимание между нами. Ему нравилось, когда в мире все однозначно.
Брат откашлялся и сменил тему:
– Нуру нашли?
– Нет. Она либо мертва и лежит где-то под обломками, либо сбежала, либо…
Либо попала в плен. Я надеялся, что она мертва. Если нет, худшее впереди.
Брайан продолжал разбирать сломанные доски.
– Мы общались. Во время вторжения. Она снова попросила меня встать на ее сторону.
– И? – Я замер и повернулся к нему.
– Очевидно, что я отказался. – Брайан остановился и посмотрел на меня как на идиота. – Но она сказала кое-что… странное. – Он нахмурился и вернулся к своей работе. – Она сказала кое-что о том дне. Сказала, я не знаю, за что умерла моя семья. – Складка между его бровями стала глубже. – Как ты думаешь, что это значит? Так странно, что Нура об этом заговорила. Как думаешь, мы могли что-то упустить?
В его голосе звучала надежда. Проклятая надежда.
– Нура сказала бы что угодно, если бы считала, что это поможет Аре, – осторожно ответил я. – Она была в отчаянии.
Лицо Брайана посуровело, но затем он вздохнул:
– Ты прав.
По-моему, подобное признание от Брайана я услышал впервые за тридцать лет, и причиной ему стало… это.
Я не мог заставить себя даже посмотреть на брата. Когда наконец поднял глаза, Брайан смотрел вдаль, погруженный в глубокую задумчивость.
– Ты знаешь… – Он нахмурился. – У меня раньше никогда не было таких боевых товарищей.
– Каких?
– Людей, которым… которым есть за что бороться.
Он ткнул большим пальцем в сторону группы пляшущих на улице повстанцев, и его губы изогнулись в намеке на улыбку.
– Я никогда не видел ничего подобного после побед «Розового зуба».
Сам того не желая, я усмехнулся:
– Великий Брайан Фарлион в разгаре войны обнаружил у себя сердце. Кто бы мог подумать?
Мимолетная улыбка исчезла с лица брата, и он неодобрительно покачал головой. Брайан вернулся к работе, а я решил удалиться, пока преимущество было на моей стороне.
Чуть позже я навестил Серела – вместо Тисааны. Он уже проснулся и сидел на краю кровати – совершенно неподвижно, тихо, в полной темноте. Одна рука висела на перевязи: сложный перелом, Саммерину пришлось залечивать его в несколько этапов.