Желание той ночи никуда не делось, только превратилось в обжигающий жар, который теперь с ревом разгорался вновь. Оно прокатилось по внутренней стороне бедер, сжимая мое лоно.
Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне так, как раньше. Я хотела большего. Хотела слиться с ним воедино. Хотела, чтобы он заклеймил меня.
На наших языках смешался вкус крови. Я притянула Кадуана ближе, поцеловала сильнее, сомкнула зубы на его плоти – он зашипел, ответный укус вызвал вспышку боли в моей губе.
Мне это нравилось. Нравилось чувствовать так много всего одновременно.
Мы оторвались друг от друга ровно настолько, чтобы заглянуть в глаза. Наверное, на меня попало больше крови Нуры, чем я думала. Багровые пятна остались на щеке, шее, волосах Кадуана – там, где к ним прикасались мои руки.
– Ты спрашивала, боюсь ли я тебя, – выдохнул он, затем поцеловал меня снова, с напором. – Ответ – да, я в ужасе.
Его губы переместились на мою челюсть, рука скользнула вниз по моему телу, сделав желание, горящее под кожей, почти невыносимым. Мои колени раздвинулись сами собой, давая ему доступ, – его бедра прижались к моим, и от ощущения твердой выпуклости у меня перехватило дыхание.
Мне не хватало слов, чтобы описать, чего я хочу; я знала только, что это желание – эта отчаянная нужда – невыносимо.
Губы Кадуана коснулись мягкой кожи там, где челюсть переходила в шею.
– Я в ужасе, потому что ты заставляешь меня желать того, чего я не могу получить.
«Возьми, – подумала я. – Возьми все».
У меня дрожали руки. Даже кончики пальцев жаждали его – его кожи, дыхания, сердцебиения. Но я заставила себя оторваться от него и потянулась к лямкам своей блузы. Сняла с плеча одну, потом другую. Дальше последовали брюки, достаточно свободные, чтобы легко упасть на пол. Ни под рубашкой, ни под брюками ничего не было.
Ноздри Кадуана раздувались.
– Нет того, чего ты не мог бы получить, – тихо выдохнула я.
Несмотря на всю мою смелость, на все, чему научили меня кровь, месть, власть и смерть, сейчас я ощущала… почти робость.
Время замедлилось. Кадуан наклонился ближе, его губы скользнули по моей коже – едва касаясь, хотя я хотела напора и силы. Костяшки его пальцев прошлись по изгибу талии, пробежались вверх по ребрам и остановились на груди. Кадуан прерывисто вздохнул, большой палец задержался на напряженном соске.
– Неправда, – хрипло прошептал он, уткнувшись мне в щеку.
– Сегодня правда.
Моя рука накрыла его руку, нежно направляя к тем местам, где я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, – вниз по талии, животу, бедрам и наконец между ними, к той тоскующей пустоте, которая умоляла о нем. Кадуан застонал, прижимаясь ко мне сильнее, его губы снова потянулись к моим, но остановились, не добравшись до цели.
– Сегодня мы получаем то, что хотим, – заверила я и поцеловала его.
Мой поцелуй не просил, а требовал.
Кадуан хотел меня.
Его пальцы сжали мои бедра с такой силой, что оставили следы на обнаженной коже. Зубы прикусили мою губу, шею, плечо. Ощущение упиравшейся в мое тело тверди становилось невыносимым.
Я хотела касаться его кожи. Мои руки потянулись к пуговицам на рубашке, готовые оторвать их, если понадобится, но его пальцы поймали мои и прижали к стене.
С моих губ сорвался бессловесный протест, и Кадуан заглушил его поцелуем.
Но я легко простила обиду. Другая его рука скользнула между нами, обвела кругом мое лоно – слишком нежно и коротко – и взялась за пуговицы брюк.
Секундой позже грубое прикосновение одежды сменилось гладким шелком его кожи. Я оторвалась от поцелуя всего на долю секунды, чтобы бросить взгляд вниз – на мои раздвинутые бедра и его орудие, устроившееся между ними.
Чувства пьянили, мир расплывался. Желание стало непреодолимым. Я покачала бедрами, и, хотя мои движения были ограничены нашей позой, этого оказалось достаточно, чтобы у обоих вырвались отрывистые стоны.
Кадуан с силой поднял мой подбородок, заставил посмотреть в глаза. Мы оба были перепачканы кровью. Мне отстраненно подумалось, насколько нелепо мы, наверное, выглядим: измазанные человеческой кровью, я – полностью обнаженная, он – наполовину и оба совершенно потерявшие голову.
– Если хочешь, чтобы я остановился, лучше скажи сейчас, – прошептал он. – Потому что ты нужна мне немедленно, пока я не прислушался к здравому смыслу.
Я поцеловала его и шире раздвинула бедра, наклоняясь так, чтобы головка коснулась входа.
– Да, – выдохнула я.
Другого подтверждения ему не требовалось. Его язык проник глубоко в мой рот, руки схватили меня за ягодицы, приподняли, раздвинули ноги, а затем он оказался внутри.
Мир растворился. Пришла боль – мое тело, совсем новое, не знало, как может там растягиваться, – и одновременно величайшее наслаждение. Кадуан словно наполнял собой мои внутренние пустоты.
Все исчезло. Я вернулась на землю лишь спустя долгие секунды, и Кадуан простонал, уткнувшись в мои волосы:
– Эф, ты чувствуешь… ты…
Его мышцы дрожали. Он сдерживается?
– Ты в порядке? – спросил он.
Я поцеловала его, прикусив зубами рану, которую оставила на губе, отчего Кадуан вздрогнул. Мои ноги сомкнулись вокруг его талии, а его ногти сильнее впились в мои ягодицы.
– Еще, – простонала я.
Он испустил долгий, прерывистый вздох.
Напряжение спало, и он подчинился.
Резкий толчок бедрами – и он вонзился на всю длину. Боль и наслаждение захлестнули с головой, но у меня не осталось времени отдышаться, не осталось времени вообще ни на что, кроме как вцепиться в Кадуана. Он двигался быстрыми, грубыми, необузданными толчками, словно хотел заявить права на каждый уголок во мне.
Но я все еще жаждала большего. Жаждала рассыпа́ться на осколки до тех пор, пока перестану откликаться на собственное имя.
Я впилась ногтями в его мускулистую спину – наградой стало шипение и прикосновение зубов к моему уху.
– Еще, – требовательно прошептала я, уткнувшись ему в плечо.
На сей раз он не колебался. Движения Кадуана стали плавными и расчетливыми. Он отстранился от меня и, не успела я оплакать потерю, развернул, наклонил и навалился сверху, прижав мои руки к стене своей рукой. Когда он толкнулся в меня сзади, я не сумела подавить сдавленный крик.
Не знаю, управляла ли я собой до того, но, если и да, теперь остатки воли испарились.
Меня больше не волновало, кто я такая или тот факт, что я этого не знаю. Я больше не чувствовала себя одинокой в этом теле – да и как могла, если Кадуан так глубоко проник в него, что вылепил заново? Как может любое тело чувствовать себя пустым и мертвым, когда его так наполняют, так прикасаются, так любят?
– Кадуан…
Я не собиралась произносить его имя, но губы сами приоткрылись, а единственное, о чем я могла сейчас думать – и смогу думать вообще, – был он.
Внутри меня нарастало давление, подобное тому, что я испытала в ночь Оккассиса, но гораздо сильнее. С каждым толчком Кадуан заполнял меня все глубже, его движения становились все более яростными.
Я снова простонала его имя, умоляя о чем-то, и этот звук заставил Кадуана издать прерывистый стон и толкнуться так сильно, что меня вдавило в стену и я оказалась в теплой ловушке его тела.
Это слишком. Невозможно дышать. Невозможно мыслить. Нужно выпустить из себя все.
– Да, – прошептал Кадуан.
От желания в его голосе у меня по позвоночнику пробежала дрожь. Его рука скользнула между моим телом и стеной, обернулась вокруг моей талии, он прижал меня к себе еще крепче, и его зубы с очередным толчком сомкнулись на моем ухе.
– Давай, Эф, – выдохнул он.
Послушная приказу, я рассыпалась на части. Каждый мускул напрягся, весь мир, за исключением Кадуана и места, где наши тела соединялись, рухнул в небытие. Он оставался глубоко внутри, и я чувствовала себя наполненной; отстраненно, одной из немногих связных мыслей, на которые я еще была способна, мелькнуло: мне всегда нравилось, когда меня наполняли другие.
Казалось, прошла целая вечность, пока наши мышцы одновременно напрягались, растворяя нас в общем экстазе. Когда все кончилось, первое, что я осознала, – нежный поцелуй в шею. Второе – наше учащенное, прерывистое дыхание. Сил не осталось. Рука Кадуана, крепко обнимающая меня за талию, была единственным, что удерживало меня на ногах.
Он поцеловал меня в последний раз и нежно, очень нежно отпустил. Я медленно осела на пол, тяжело дыша. Тело покрывал пот и размазанные пятна человеческой крови.
Когда он отстранился и тепло его объятий ушло, я вдруг почувствовала себя опустошенной.
– Эф.
Мне понравилось, как он произнес мое имя.
Я подняла глаза и увидела протянутую руку. Мое обнаженное тело содрогалось, а он стоял передо мной, уже полностью одетый. Кадуан взял меня за руку и резко вдохнул:
– Ты дрожишь.
Я кивнула в ответ. Я не знала почему.
– Пойдем на кровать.
Я подчинилась, ноги едва слушались. Через два шага Кадуан подхватил меня на руки, отнес на кровать и бережно уложил на шелковые изумрудно-зеленые простыни.
– Тебе что-нибудь принести? Воды? Еды? – (Я покачала головой.) – Тебе холодно? – (Я снова покачала головой.) – Я причинил тебе боль? – Его брови над изумительными глазами нахмурились.
И опять я покачала головой. Его лицо приняло нечитаемое выражение. Он прикоснулся губами к моему мокрому от пота лбу и начал подниматься:
– Я схожу за…
В груди вспыхнула паника, и я крепко схватила его за запястье:
– Не уходи.
Он смотрел на меня сверху вниз, наморщив в недоумении лоб. Я не испытывала никакого смущения, когда, словно умоляя, продолжила:
– Не покидай меня. Останься.
Я чувствовала себя так, словно меня вывернули наизнанку и выпотрошили. Перегруженный ощущениями разум затуманился, точно близость, которую мы только что пережили вместе, потрясла его. И мое сердце… оно просто внезапно наполнилось ужасом по причинам, которые я не могла осознать.