Мать смерти и рассвета — страница 90 из 112

Я не успела даже осознать, что вижу, как он оказался рядом со мной и вцепился когтистой рукой в плечо, раздирая кожу:

– Я пытался… пытался…

Ужасный, искаженный голос Ишки, умоляющего о чем-то в отчаянии.

Макс хотел оторвать его от меня, но все мышцы Ишки разом сократились, отчего его хватка стала только крепче.

– Я не могу, не могу… – взмолился он.

Я бросила взгляд вниз и заметила прибитый к его груди пергамент, пропитанный лиловым:

ОНИ ИДУТ ЗА ТОБОЙ.

И Я ТОЖЕ.

С ЛЮБОВЬЮ, НУРА

Я взглянула в лицо Ишки и увидела отчаяние, простиравшееся в глубину веков.

– Уходи, – выдавил он.

Из гниющего рта посыпался синий порошок. Слишком поздно я поняла, что это, и слишком поздно заметила разгорающийся внутри свет. На лице Макса отразился ужас.

– Это же…

Грозовая пыль.

Ему не хватило времени закончить фразу. Потому что в тот момент Ишка, или то, что когда-то было Ишкой, взорвался, превратившись во вспышку огня и света. Пол ушел из-под ног, и последним, что я разглядела под нарастающий грохот, стали осколки стекла, звездами рассыпавшиеся в окрашенном рассветным солнцем небе.

Мы падали.

Тисаана, сделай что-нибудь! Где твоя магия? Защита? Давай же, давай, давай!

А затем наступило небытие.

Глава 95

ТИСААНА

Я открыла глаза на ложе из стекла. На миг показалось, что я сплю. Небо окрасилось красным, словно в нем полыхал кровавый закат. В ушах стоял приглушенный гул, кожа покрылась мурашками.

Боль приходила медленно, а с ней и осознание того, что я не сплю. Гул исчез, распался на отдельные крики ужаса.

Я упала с Башен.

Я села и была немедленно вознаграждена пронзительной болью – осколки стекла впились в ладони. Из обломков, как копья, торчали острые серебряные и золотые стержни. Я посмотрела вниз и увидела рядом книгу, неповрежденную, с переплетенными символами солнца и луны.

Рядом лежала красивая рука – рука без тела.

Я не падала с Башен. Я упала вместе с Башнями.

В ошеломляющей полноте вернулись чувства, и меня охватила паника. Не обращая внимания на боль, заставила себя подняться на ноги. Меня очерчивал идеальный круг из обломков, – получается, последняя, уже практически бессознательная попытка защититься все же удалась. Но Макса рядом видно не было.

– Макс? – тихо позвала я. А затем уже более отчаянно: – Макс!

Обернувшись, я увидела его позади, у самого края защитного круга, распростертого и неподвижного. Я не помнила, как подбежала и склонилась над ним, как без конца трясла за плечо и повторяла его имя. Когда он наконец открыл глаза, я едва не расплакалась от облегчения.

– Скажи, что с тобой все в порядке, – выдавила я.

Он не ответил, но я видела, как его глаза становятся все больше и больше по мере того, как возвращаются воспоминания.

– Вознесенных в небесную дыру…

Макс резко сел и огляделся; с каждой секундой ужас на его лице проступал все отчетливее. Я последовала его примеру, и внезапно у меня перехватило дыхание. Сознание пронзил страх, настолько острый, что я не могла думать ни о чем другом.

От столицы остались одни руины. Башни исчезли. Окружающая территория опустела, стоявшие там здания превратились в обломки, точно кто-то опрокинул кукольные домики. Зрение застилал странный красный туман – я не могла разобрать, что такое вижу, пока не поняла, что он исходит снизу, словно пар, поднимающийся из трещины в земле. От него кожу покалывало, а сердце учащенно билось.

Я посмотрела вниз и увидела, что моя ладонь горит. Золотая метка на руке распространилась до самого предплечья, а кожа вокруг покраснела, словно от раздражения.

Внезапное осознание вызвало новый приступ паники.

– Сердце, – выдохнула я.

К счастью, мы без труда отыскали артефакт. Нас обоих влекло к нему, и сама ткань магии, казалось, тянулась туда же, указывая на прореху. Порывшись в груде стекла, мы нашли его.

Леяр светился красным, будто окутанный странным холодным пламенем. С первого же взгляда я поняла, что с артефактом произошли непоправимые изменения. Магия, пронизывающая его, стала хаотичной и изменчивой.

Сердце разбилось на множество кусочков.

Глава 96

ЭФ

Мне оставалось только бежать. Разум находился где-то за миллион миль отсюда, а тело просто бежало – по улицам Эла-Дара, вниз по бесконечным лестницам. Спотыкаясь, я пробиралась через город, зрение туманилось, глаза жгло, – казалось, весь мир превратился в смазанные руины.

Никто даже не взглянул в мою сторону. А если бы и взглянули, то приняли бы за очередную сломленную горем душу в королевстве, отныне полном призраков.

Я бежала, а когда ноги начали нестерпимо гореть, перешла на шаг и шла, пока они еще несли меня. Я не знала, куда иду. Когда меня окутало прохладное объятие теней Обсидианового Удела, я отстраненно удивилась.

Я перелезала через разрушенные стены, взбиралась по этажам из черного камня, а по щекам катились слезы. Солнце садилось, и обжигающие лучи ложились на утесы неровными прорехами. Светильники, вырезанные в каменной толще, все еще горели, пусть и слабо, и, когда солнце скрылось за горизонтом, они замерцали, точно полное звезд небо. Я карабкалась по трупу своего дома, пока не добралась до тронного зала. Там я прижала ладонь к лиловому пятну на полу.

Здесь умерла Оршейд. Здесь выплеснулась ее жизнь. И мне казалось, что я смогу почувствовать здесь частичку сестры.

Ты нужна мне, сестра. Ты нужна мне.

Но от моей милой, доброй сестры не осталось ничего. Только след жизни, насильно вырванной из нашего мира раньше срока, подобно многим другим.

Подобно жизни Кадуана.

Я долго плакала, свернувшись калачиком на холодном полу.

В конце концов я поднялась. У меня больше не осталось слез, внутри все онемело. Я шла знакомым путем по залам Удела, обходя провалы в полу и груды битого камня, пока не добралась до маленькой двери в маленькую комнату.

Когда я открыла дверь, узнавание ударило, как вонзившийся в грудь кинжал. Тем не менее я больше не считала комнату своей. Давно, несколько столетий назад, она принадлежала какой-то другой девушке по имени Эф, еще до того, как та узнала, сколько ей придется потерять.

По центру комнаты проходила трещина, но в остальном вся обстановка стояла нетронутой – вплоть до изъеденных молью простыней на навеки не застеленной кровати.

Не думая, я забралась в кровать и закуталась в истлевшие одеяла, хотя они мало помогали от холода.

В другой жизни потерянная принцесса фейри чувствовала себя здесь в безопасности.

Я прижала ладонь к стене, как та девушка делала каждую ночь. Она находила огромное утешение в Уделе, в осознании того, что связана с тысячью других душ в доме, высеченном в одной скале. Она прижималась к стене и чувствовала, что все эти души здесь, рядом.

Но сейчас стены не пели голосами других душ. Они оставались обычным камнем.

* * *

Не знаю, сколько времени провела там, наблюдая, как солнечный свет рисует неровные полосы сквозь трещины в стене и проходит день за днем одним и тем же путем. Я не испытывала недостатка в воде: встроенные в стены системы для отвода дождевой воды в акведуки и дальше по трубам уцелели, так что кран в моей комнате работал исправно. Еды, кроме запасенной в карманах, я не нашла, но не чувствовала голода. Когда сводило живот, я съедала пару орехов. Когда до боли пересыхало во рту, я выпивала глоток воды.

И снова возвращалась на кровать.

В конце концов я услышала, как по коридорам эхом перекатывается мое имя. Вернее, нет, не мое имя, а просто имя, под которым меня знали раньше. Глупо было с моей стороны думать, что когда-нибудь я снова смогу носить его.

Пока голос звучал издалека, мелькнула мысль, что он может принадлежать Кадуану, и одна только эта мысль вызвала приступ боли, а затем ужаса, потому что я не смогла бы смотреть на него.

Но нет, это был не Кадуан. Я прислушивалась к приближающимся крикам и не отвечала, даже когда они раздались в моей комнате, а затем внезапно стихли.

– Эф? Эф?

Когда я не пошевелилась, в голосе зазвучал страх.

Эф, вставай. Это твой друг.

Мне удалось только медленно перекатиться на бок.

Меджка выглядел так, словно свет внутри его погас. Даже фальшивая улыбка, постоянно игравшая на губах, исчезла. И в то же время что-то в нем стало острее, будто рассеялась дымка.

– Эф, – выдохнул он с облегчением и опустился на колени рядом с кроватью. – Ты в порядке? У тебя что-то болит?

Я покачала головой, и Меджка в замешательстве нахмурился:

– Почему ты мне не отвечала? Я искал тебя повсюду. Кадуан предполагал, что ты могла направиться сюда, – мне такая мысль казалось неправдоподобной, но все же…

Он неуверенно замолчал, когда заметил, как я смотрю – не на него, а сквозь него. Я смотрела на Меджку, а думала о его отце.

– Я убила его, – выдавила я еле слышным шепотом, хрипло и бесстрастно.

На лице Меджки промелькнула буря эмоций.

– Я знаю, – ответил он и мгновение спустя добавил: – Хорошо.

Я ему не поверила. Меджка так хотел отомстить – отцу, Нуре, людям. Я подумывала рассказать ему, что это ничего не меняет, что боль все равно остается, даже после того, как вытаскиваешь нож из тела врага. Но я промолчала. Возможно, он и сам уже знал.

– Я не смог убить ее, – тихо сказал Меджка. – Я пытался. Я был… пьян. Слишком пьян. И я пошел один. Хотел видеть, как она умирает. Я думал, что это мне… поможет. – Его кадык дернулся. – Но ты же знаешь, какой магией она владеет: она манипулирует страхами, сознанием. Даже там я…

Я поняла, что в нем изменилось. Возможно, впервые я видела Меджку совершенно трезвым. Сейчас алкоголь не притуплял его стыд и горе.

– Я принял глупое, ужасно глупое решение, и теперь Эла-Дар страдает.

Я накрыла руку Меджки своей, и уголок его рта приподнялся в слабой улыбке, хот