я в глазах по-прежнему плескалась печаль.
– Вернись со мной в Эла-Дар, – тихо попросил он. – Кадуан…
Один звук этого имени причинял боль. Сострадание к Меджке мгновенно испарилось под влиянием моего собственного горя. Я отдернула руку:
– Мне все равно.
– Эф, дела плохи. Ему бы вряд ли понравилось, что я об этом заговорил, но… там… я начинаю сомневаться… – Он вздохнул, как будто не находил слов. – Наши дела плохи. Пожалуйста, вернись вместе со мной.
– Почему он сам не пришел?
– Он не хочет принуждать тебя. Он хочет, чтобы ты вернулась по собственной воле. Или по крайней мере, он так… – Меджка покачал головой. – Кадуан не знает, что я здесь.
С одной стороны, мне хотелось, чтобы Кадуан оказался тут. Хотелось, чтобы он боролся за меня. Но с другой – поступи он так, мне было бы только тяжелее смотреть, как он умирает.
Внезапно в сердце вспыхнула такая сильная боль, что перехватило дыхание.
– Нет, – ответила я.
Лицо Меджки исказилось от разочарования.
– Он тебя любит. И очень переживает за тебя. Пусть он никогда не скажет этого прямо, по крайней мере словами, потому что такой уж он… но любой, кто его знает, это прекрасно видит.
Нет, он не любит меня.
Любовь к кому-то означает желание сохранить его навсегда. Любовь к кому-то означает свернуться калачиком у пятна его крови на полу. Но когда покидаешь кого-то добровольно, это не любовь. И баюкать чье-то сердце, чтобы унести его с собой в могилу, – тоже не любовь.
– И ты его любишь, – тихо добавил Меджка. – Ты можешь…
– Не люблю, – отрезала я.
– Неправда.
Да, я любила Кадуана. Осознание пришло только сейчас. Я поняла, что люблю его: я сделала бы что угодно, лишь бы он всегда был со мной.
– Он умирает, – выдавила я.
Меджка закрыл рот, его взгляд стал тяжелым.
– Да. Он умирает.
– Ты знал?
Мысленно я умоляла его ответить отрицательно.
– Понял только сейчас. Я и раньше подозревал: что-то не так, – но уверен не был.
Слова застряли в горле, они оказались бессильны выразить мои чувства. Я начала поворачиваться к стене, но Меджка схватил меня за плечо и остановил:
– Эф, он в отчаянии. Он готов штурмовать Ару, чего бы это ни стоило. Ему кажется, что у нас нет времени на взвешенный ответ, на что-то меньшее, чем рискнуть всем. Я не могу описать, как… Внешне он абсолютно спокоен. Но именно его спокойствие меня тревожит. Он ломается изнутри. Пожалуйста, вернись со мной. Помоги мне все исправить.
Боль пронизывала тело и душу. Боль причиняли мысли о том, что я снова увижу лицо Кадуана. Боль причиняли страдания Меджки, разворачивающиеся прямо у меня на глазах.
Никто не говорил, что забота о других причиняет огромную боль.
«Меджка, я не могу помочь тебе. Хочу, но не могу. Я недостаточно сильна, чтобы помочь тебе».
У меня не хватило сил даже произнести слова вслух. Поэтому я просто продолжала молчать.
Меджка резко поднялся, его печаль сменилась гневом.
– Думаешь, мне не хочется поступить так же? – рявкнул он. – Спрятаться где-нибудь, где меня никто не найдет? Отсечь все, что могло бы причинить мне боль? Мне до сих пор каждую ночь снится лаборатория людей. Я до сих пор скорблю по отцу. Да, я проливаю слезы по этому предателю! Даже сейчас я грущу. – Его губы скривились в усмешке. – И я бы все отдал, чтобы избавиться от страданий. Но я не могу. Я знаю, потому что пытался. Пытался утопить горе в вине, забыть его в теплых объятиях и задушить жаждой мести. Но оно не отступает. Только сейчас я окончательно осознал, что так будет всегда. И наш король… впервые в жизни… я боюсь его. Боюсь того, на что он способен, чтобы убить свой страх, и того, что умрет вместе со страхом.
Я прекрасно понимала, о чем он говорит, и тем не менее продолжала молчать.
Голос Меджки стал суровым от гнева и хриплым от отчаяния:
– Если не ради него, то ради меня. Мы ведь друзья, правда? Два самых сломленных создания во дворце Эла-Дара? Я прошу тебя не как приближенную Кадуана, не как его возлюбленную, а как друга. Вернись со мной. Пожалуйста.
«Иди с ним. Он твой друг. Ты же переживаешь за него. Ты нужна ему. Стань тем, в ком он нуждается».
Но я не могла заставить свой голос подчиниться. Не могла заставить тело двигаться. Тяжесть безнадежности и горя придавили меня свинцом.
Когда Меджка снова посмотрел на меня, в глубине души я наслаждалась его отвращением. Когда тебя ненавидят, легче, чем когда любят.
– Ну и ладно, – пробормотал он.
Повернувшись к стене, я слушала, как затихают его шаги.
Глава 97
Такого жуткого разорения я не видел со времен Сарлазая. Мы с Тисааной немедленно бросились искать выживших под обломками Башен. Некоторые повелители магии сумели вызвать защитные сферы за секунду до обрушения, как сделала Тисаана.
Но большинству повезло меньше.
Многие дома вокруг Башен просто исчезли с лица земли, остались лишь подпалины на булыжниках по контуру чьего-то жилища. Тисаана немедленно взялась за организацию работ, направляя людей твердыми указаниями и добрым словом, – ей всегда удавалось поддерживать баланс так, словно она впитала это умение с молоком матери. Я тем временем призвал на помощь военных и занялся поисками и спасением уцелевших.
Саммерин был одним из первых, кто прибежал из других районов к Башням. Когда он увидел нас, то просто рухнул на груду битого кирпича и опустил голову, словно лишился от облегчения всех сил разом.
– Заночевать в городе было отличной идеей.
Шутка не удалась. Мой голос звучал слабо и напряженно.
Саммерин молча кивнул, и нам удалось украсть несколько секунд тишины, а потом он поднялся, взял свою сумку целителя и приступил к работе. Вместе с Виллой они устроили посреди завалов импровизированную больницу. Огромное множество людей нуждались в помощи.
Ия приехал вскоре после взрыва, как только до него донеслись слухи о катастрофе. Как оказалось, решение уступить нам свои покои спасло ему жизнь. Когда он увидел, что стало с Башнями, он прикрыл рот рукой и на долгое время замер, словно статуя.
– Как? – спросил он.
Мы с Тисааной рассказали, что видели. Даже вспоминать это было странно! Лицо Ишки как у живого мертвеца. Записка на груди.
Как Нуре удалось сотворить такое? У меня не осталось никаких иллюзий относительно ее доброго сердца, но я искренне верил, что она по-своему, пусть и чуждым мне образом, любит Ару. Теперь я уже не знал, что думать. Я не понимал, что общего случившееся может иметь с любовью, даже в таком извращенном уме, как у Нуры.
Бледное, как у всех вальтайнов, лицо Ии побелело еще больше.
– Тогда у нас очень мало времени. Остальные члены Совета… – Он прочистил горло. – Выжившие члены Совета должны добраться до столицы к ночи.
Мысль о Совете парализовала меня. Я даже не знал, хочу ли продолжать намеченное. Казалось нелепым думать о чем-то столь условном, как должность, в сегодняшних обстоятельствах.
После ухода Ии я поделился своими соображениями с Тисааной.
– Сейчас для нас занять эту должность важнее, чем когда-либо, – ответила она. – Твой народ отчаянно нуждается в ком-то, в кого можно поверить.
– Мне дурно от одной только мысли, что этим кем-то могу стать я.
– Макс, не хочу показаться жестокой, но, вероятно, твои чувства по этому поводу не имеют значения.
Хотелось поспорить, но Тисаана одарила меня невозмутимым взглядом, парируя непроизнесенный ответ.
«Я сбежала из рабства, убила своего хозяина, заставила чужую страну воспринимать меня всерьез, лишилась свободной воли, возглавила переворот, свергла империю, а затем последовала за тобой в твою дурацкую разрушенную страну, чтобы поддержать в трудную минуту! А ты жалуешься, что тебе „дурно“ от мыслей о предстоящем?» – вот что говорил этот взгляд.
Поэтому я проглотил свои протесты и вместо них заявил:
– Не смотри на меня так.
– Как?
– Таким взглядом.
– Хочешь узнать секрет? – Уголок ее рта приподнялся в улыбке.
– Какой?
– Хотела бы я, чтобы весь мир относился к себе так же строго, как ты.
С годами Совет растерял свою власть. Сейчас это была лишь горстка стареющих повелителей магии. Меня позвали во дворец в силу очевидной недоступности Башен. Я не посещал королевскую обитель с тех пор, как там обитал Зерит, то есть с тех пор, когда мы, по сути, убили его там. А теперь придется свергнуть еще одного политика. Странно.
Эта часть города не пострадала от взрыва Башен, но на улицах все равно царил хаос. Там кишели беженцы и спасенные из-под развалин, повсюду стояли возведенные на скорую руку пункты, где принимали целители, без дела слонялись солдаты, готовые прийти на помощь, но не знающие, с чего начать. Внутри дворца, напротив, стояла устрашающая тишина.
Мы собрались в тронном зале, сразу за балконом, с которого открывался вид на город. Когда я посмотрел на пятерых человек в мантиях с алыми поясами, расположившихся передо мной, показалось смехотворным, что горстка людей собирается решать судьбу целой страны – и что судьба страны может зависеть от меня. Я был покрыт кровью и грязью. Глупым подростком-идеалистом я мечтал, что получу этот титул в роскошных безупречных одеждах, а не в окровавленных лохмотьях. Но почему-то сегодняшняя обстановка казалась гораздо более уместной.
Я уселся в кресло перед пятью членами Совета. Тисаана наблюдала за происходящим из дверного проема, держась в стороне. Если говорить о моих интересах, я предпочел бы видеть ее в зале, даже в качестве молчаливого наблюдателя: не ожидал, что буду так нервничать.
– Давайте приступим, – сказал Ия.
Он повернулся к четырем другим советникам:
– Сегодня мы собрались в условиях чрезвычайного положения. Неожиданное исчезновение Нуры Кван, верховного коменданта Орденов и королевы Ары, уже вызывает глубокую озабоченность. Но думаю, мы все согласимся, что сегодня ночью ситуация… ухудшилась до катастрофической.