овому священнику границы его деятельности: «Прошу вас только не вмешиваться во внутренние дела нашего приюта. Вы уже знаете: иные священники хотели бы, чтобы я кое в чем изменила распорядок. Мне говорили, например, что в трапезной надо повесить занавески. Я не буду этого делать. Большинство сестер жило в деревне, у них никаких занавесок не было, и мы не должны жить лучше них. Я очень прошу вас не вмешиваться в такие вопросы».
Отец Ле Жоли поступал, как ему было сказано, и сделался вернылгсотрудником матери Терезы. Это не значит, что между ними никогда не было никаких разногласий. Она всегда в своей деятельности полагалась на инстинкт и всячески воздерживалась от долгосрочных планов, предпочитая откликаться на неотложные нужды и приспосабливаться к реальности. Как она сама говорила, «мы выбираем, что делать, без всякого плана, ничего заранее не придумываем. Мы работаем постольку, поскольку обнаруживаются потребности и предоставляются возможности». Однажды отец Ле Жоли заметил, что хоть какой-то план все-таки нужен, и тогда у них произошел такой разговор:
— Вы, мужчины, всегда ищете логику, а мы полагаемся на интуицию и чаще бываем правы, чем вы.
— Интуиция ваша основана на любви, вот она и бывает часто вернее наших рассуждений.
В духовном воспитании сестер мать Тереза уделяет особое внимание безмолвной молитве. Хотя все они должны отвечать на многочисленные вызовы и много времени посвящать «постояльцам» Нирмал Хридая, ежедневно они обязаны отстаивать долгую безмолвную молитву — основу монашеской духовной жизни. Мать Тереза говорит: «Нам надо найти Бога, а в шуме и суете Его не отыщешь. Посмотрите, как в совершенном безмолвии растут деревья, цветы и травы. Посмотрите, как безмолвно движутся звезды, луна и солнце. Чем больше мы получаем из безмолвной молитвы, тем больше должны отдать в своей деятельной жизни. Чтобы трогать души, нам нужна тишина. Важно не то, что говорим мы, а то, что Бог говорит в нас». «Скажу вам еще и еще раз одни и те же слова: безмолвие и милосердие, — продолжает она. — Безмолвие языка учит нас говорить с Христом. Безмолвие глаз помогает видеть Бога. Наши глаза подобны окнам, через которые в наше сердце приходит или Христос, или мир сей. Часто нужна большая отвага, чтобы не открывать их». С этой точки зрения переезд из квартиры Мигеля Гомеса на Крик-Лэйн на Нижнюю окружную дорогу был большим благом. В новом более просторном помещении устроили капеллу, где монахини могли присутствовать на мессе и молиться сообща или поодиночке. В капелле живет «хозяин дома», как называет Его мать Тереза: круглосуточно выставлены Святые Дары.
Не забывает настоятельница и о Пречистой Деве, Которую особенно почитает и о заступничестве Которой просит для всякого нового дела. Однажды на праздник Успения она так объясняла это своим сотрудницам: «Сегодня один из самых прекрасных Богородичных праздников. А знаете ли, почему мы так почитаем Матерь Божью? Потому что Она — чистейшее зеркало Божьей любви». В коридоре между мужской и женской палатами Нирмал Хридая с самого начала стояла статуя Девы Марии — очень простая, но украшенная золотым венцом, сделанным из драгоценностей, которые дарили матери Терезе благодарные родственники умирающих. Монахиня могла бы их продать и употребить средства на деятельность ордена. Но она поступила иначе, исполняя волю дарителей, о которых сама сказала: «Ничего не имеющие подарили венец Божьей Матери». Этот венец тем драгоценнее, что золото и камни для него дарили не только католики, но и мусульмане с индусами. От католиков этого и следовало ожидать. Относительно мусульман известно, что они, будучи наследниками двух других монотеистических религий, весьма почитают Ту, Кого называют Лалла Мариам; о Ней с большим почтением говорил сам Пророк. Замечательней всего такой поступок со стороны индусов: он говорит о всемирном значении деятельности матери Терезы.
Слово «всемирный» здесь надо понимать во всех возможных значениях. Деятельность Миссии Милосердия, проходившая в Индии, касалась всех обездоленных, независимо от религиозной принадлежности. Но это не простая сумма того, что совершили члены ордена: сюда надо прибавить и заочные молитвы Страждущих помощников, число которых, благодаря терпеливой деятельности Жаклин де Деккер, все, росло. У них было больше времени для молитвы, чем у сестер, занятых многими делами; это был духовный мотор ордена. 9 марта 1955 года мать Тереза писала им: «Как я счастлива, что могу полагаться на всех вас! Вы мне так же близки, как и сестры, живущие вместе со мной. Часто во время тяжкого труда я думаю о каждом из вас и так обращаюсь к Богу: „Воззри на страждущих чад Твоих и благослови мой труд из любви к ним“. И сразу же приходит помощь. Как видите, вы наш сейф, духовная электроцентраль ордена Миссии Милосердия».
Миссионерок становилось все больше. Поначалу с матерью Терезой было десять человек. Это были избранные из избранных; мать Тереза не уставала хвалить их в письмах к иным из своих корреспондентов: «Самоотвержение наших девушек — величайший дар нашей конгрегации и всей Церкви. Их привлекает нечто большее, чем просто жажда труда. Умилительно видеть, с какой готовностью они отказываются от самых заманчивых предложений, чтобы самоотверженно разделить нашу бедную жизнь». Те, о ком шла речь, удивились бы, прочитав о себе такое. Ведь их настоятельница была отнюдь не деспотичной, но бесконечно требовательной. Она не была щедра на похвалы, и сестрам никогда не стоило хвалиться тем, какие жертвы они принесли. Она постоянно твердила им: «Да не будет в вашем деле никакой гордости или тщеславия. Ваше дело — Господне дело; наши бедные — Божьи люди. Предайте себя целиком силе Христовой, чтобы Его мысли стали вашими, чтобы Он мог совершить Свое дело вашими руками, ибо вы все можете сделать с Ним, дающим вам силу». Но мать Тереза была способна и на неожиданные поступки. Однажды она поняла, что сестры недоедают. Им было положено за каждой трапезой по три чапати (лепешки из цельных пшеничных зерен). Настоятельница объявила, что отныне они будут получать по четыре. Монахини дружно расхохотались. Оказывается, они прознали, что мать Тереза собирается что-то объявить по поводу их питания и отслужили девятидневную службу святому Иосифу, чтобы он дал им сил обходиться двумя чапати.
Мать Тереза, одаренная большой харизмой, царила в своем мире и привлекала туда всех жаждущих глубокой духовной жизни. Она никогда не склонялась ни на какие уступки в требовании полного отказа от благ мира сего и слепого послушания уставу, которых требовала от новоначальных. Монашеское призвание испытывается многими трудностями. И она была вознаграждена: за десять лет число сестер выросло в десять раз. К великому счастью, ибо и поле деятельности маленькой конгрегации непрестанно расширялось.
Глава 5. Жизнь вопреки всему
Мать Тереза с самого начала занималась детьми трущоб. Именно ради них она практически без всяких средств открыла школу, в которую сразу же набились сотни учеников обоего пола. Но это были еще счастливцы, хоть они и жили в кое-как сколоченных лачугах. У них были родители, хоть эти родители едва могли прокормить и одеть их. Но кроме того, и прежде всего, Калькутта была городом беспризорников. Каждый день рядом с умирающими и мертвыми родителями находили грудных малышей. Других матери подбрасывали на помойки, и там они помирали; доходило и до такого кошмара, что младенцев живьем сжирали крысы. Наконец, сотни и сотни мальчишек и девчонок скитались по улицам в поисках скудного пропитания, спали на тротуарах, не имели укрытия, когда наступали долгожданные муссонные дожди. Им приходилось заниматься воровством и проституцией под надзором жадных и жестоких содержателей притонов.
Для матери Терезы это был вызов на новый бой, и она не могла от него уклониться: «Мы еще никогда никому не отказывали, для всех находили место и постель, даже для ребенка. Бог дает все, что потребно. Он дает жизнь цветам и птицам, и дети — это Его жизнь. Детей не бывает слишком много. Бог сотворил мир достаточно богатым, чтобы накормить и одеть всех людей». И вот в 1955 году мать Тереза открыла для беспризорных детей приют Нирмал Шишу Баван (Дом надежды и жизни) недалеко от резиденции ордена, по Нижней окружной дороге, 78. Очень скоро в нем поселилось двести детей; они жили в условиях самых скромных, но несравненно лучше прежнего.
В этот приют, который должен был стать образцом для многих других в Индии и иных странах иногда приносили детей, которым оставалось жить всего несколько часов. О них заботились с любовью и лаской, делали все, чтобы они избежали ненужных страданий. Верная своим принципам, мать Тереза никогда их не крестила «страха ради смертного». Так она поступала согласно учению Католической Церкви, которая не рекомендует давать первое из таинств тем, кто не имеет никакой вероятности выжить и возрасти в католической вере. Прочих детишек селили в приюте, кормили и давали им воспитание, дающее возможность зарабатывать, когда они вырастут. Девочек учили не только читать и писать, но также машинописи, шитью и вышиванию. Мальчики, кроме грамоты, занимались столярным делом, делали скобяные изделия, а также ухаживали за скотом.
Большая часть таких сирот проводила в Нирмал Шишу Баване все детство и раннее отрочество. Для покрытия расходов на содержание учреждения мать Тереза прибегала к оригинальной системе, впервые примененной в Нирмал Хридая. Эта идея пришла ей в голову, когда она встретилась с женой британского поверенного в делах Энн Блэйки. Она была усердной католичкой и вместе с некоторыми другими дамами высшего европейского и индийского общества в Калькутте занималась благотворительностью. Узнав о деятельности матери Терезы, она решила передать для ее сирот игрушки. Это был большой и бесполезный, на взгляд монахини, расход. Детям нужны были не игрушки, а еда и одежда, книжки и тетрадки. Поэтому мать Тереза предложила новой подруге собрать вокруг себя людей или организации, каждая из которых могла бы взять на содержание одного или нескольких детей. Собранные таким образом приношения покрыли бы расходы на проживание и обучение сирот. Затем эта система распространилась и на иностранных помощников ордена, благодаря средствам которых детей удавалось не удалять из привычной среды. Но чтобы исполнить свой долг, недостаточно дать денег. Мать Тереза просила своих местных и дальних помощников о другом, и ее просьба очень проста, но страшно трудна для исполнения: «Мне не нужно, чтобы вы мне давали от избытка своего. Мне не нужно, чтобы вы давали лишнее. Бедным не нужны ваша жалость и снисхождение. Им нужны от вас любовь и доброта. Больше всего недостает ощущения, что они кому-то нужны, что их кто-то любит. Их гложет чувство изгнанничества, вызванное их бедностью. От любой болезни есть лекарство и режим. Но для тех, кто никому не нужен, не находится ни рук, готовых служить, ни любящего сердца. Вот я и не думаю, что эта страшная болезнь излечима. Можно жаждать любви не меньше, чем пищи. Подчас легче дать тарелку риса, чем умирить одиночество и отчаяние того, кого не любят в собственной семье. Бедным нужно, чтобы мы признали в них достоинство. Мы должны быть им благодарны, что они позволяют нам служить себе. Бедные дают нам