Для маленькой Гонджи, подданство которой наконец определилось, началось новое время, в котором было много и огорчений, и радостей. Была радость, что она благополучно пережила Первую мировую войну, что избежала испанского гриппа, от которого осенью 1918 года в мире умерло 25 миллионов человек. Строительная фирма ее отца процветала и действовала далеко не только в Македонии. Вместе со своим итальянским компаньоном Колле занялся внешнеторговыми операциями и получал солидные прибыли, которые вкладывал в новые предприятия. Впереди было светлое будущее.
Колле, занятый делами, оставил заботу о воспитании детей и содержании дома на свою жену Драну, и, по рассказам ее младшей дочери, она превосходно с этим справлялась. Драна не обижалась на мужа, что ей приходится слишком много работать: «Сколько бы деду нее было днем, она спешила все закончить к вечеру, чтобы встретить отца. Тогда мы ее не понимали и даже иногда подшучивали над ней. Теперь я понимаю, как же она его любила. Даже очень занятая работой, она всегда дарила ему самую лучшую улыбку».
Семья Бояджиу жила дружно. «Мы были очень спокойные малыши, а наши родители были веселые и любили нас». Гонджа — «пухленькая, веселая, лукавая, очень живая, совсем как мальчишка», по словам ее брата Лазаря, — ладила и с ним, и со старшей сестрой Агой, которая родилась в 1905 году. Все трое были неразлучны, вместе играли, вместе веселились, и родители одинаково ласкали всех. Детство матери Терезы было счастливым, очень счастливым, и нет никакого сомнения, что для этой редчайшей атмосферы было очень полезно, что в доме строжайше выполнялись наставления Церкви. Настоящая католическая семья всегда будет защищена от драм и раздоров, угрожающих семье современной. Решительное неприятие разводов и абортов матерью Терезой ведет начало отсюда — из детских воспоминаний о жизни под знаком любви и гармонии.
Гонджа была очень близка со своей матерью Драной — несравненной воспитательницей, все свое время посвящавшей детям. Колле тоже был внимательный и любящий отец, хотя из-за многочисленных дел он почти не бывал дома. Много времени у него отнимала фирма, а он еще был членом муниципального совета Скопье. Нет ничего удивительного, что именно его избрали представлять интересы албанского меньшинства: Колле очень активно участвовал в политике, в его доме на улице Власка, как все видели и знали, часто собирались местные албанские Националисты. Понятно поэтому, что сербские националисты и проболгарские комитаджи его не любили. Для них он был антимакедонским сепаратистом, мечтавшим о Великой Албании, за которым нужно строго следить, а то и пресекать его вредную деятельность.
В 1919 году Колле поехал в Белград отстаивать права албанского меньшинства в Македонии, и, по некоторым источникам, эта миссия стоила ему жизни. В столице все прошло гладко, но, вернувшись в Скопье, Колле заболел, попал в больницу, перенес операцию и умер от потери крови. Его сын Лазарь нисколько не сомневается, что это было политическое убийство. Отец, много раз заявлял он, был отравлен политическими противниками. Прочие члены семьи хранят на этот счет осторожное молчание. На похоронах Колле в его приходской церкви собралась вся албанская община Скопье.
Семья Бояджиу встретила обрушившееся на них несчастье отважно и стойко. Семейное дело было ликвидировано в пользу итальянского компаньона Колле, которого некоторые обвиняют в том, что он злоупотребил создавшимся положением. Драна, оставшись вдовой с тремя детьми на руках, не жаловалась и не впала в отчаяние. Чтобы оплачивать обучение Лазаря, Аги и Гонджи, она открыла лавку, торговавшую вышивками. На ней теперь держался дом, и она проявила силу воли, о которой с восхищением вспоминал ее сын Лазарь: «Наша мать была сильна, как закаленная сталь, и в то же время смиренна, щедра, добра, нищелюбива и глубоко религиозна». «Я не знаю, что бы с нами стало без матери, — пишет он далее. — Ей мы обязаны всем».
Маленькая Гонджа — ей было девять лет — с болью перенесла смерть отца, строгого и требовательного, но много сделавшего для ее воспитания. Именно он внушил ей несколько основных принципов, один из которых будет вести ее всю жизнь: «Дочь, никогда не подноси ко рту кусок хлеба, если не желаешь разделить его с другим». Вначале она не понимала долгих разговоров взрослых, лица которых вдруг стали серьезными, — поняла только, что случилось что-то очень важное и таинственное. Главное было вести себя хорошо, тогда папа Колле скоро вернется на улицу Власка. Еще лучше Гонджа вела себя, чтобы ее взяли к отцу в больницу — странный дом, где расхаживали люди в белых халатах и надо было говорить тихо. Она обрадовалась, когда Колле сжал ее в объятиях и прошептал несколько неразборчивых слов. «Папа любит меня», — подумала она.
Ничто не готовило Гонджу к удару от страшных слов, сказанных родными: «Крепись, девочка. Твой папа уехал далеко и больше не вернется». В это мгновение весь мир ребенка перевернулся. Мать, любившая красивые яркие платья, с той поры носила только черное. В доме нависла тяжкая тишина. Никто не смел громко разговаривать, смеяться, шутить. Каждое воскресенье вся семья шла на прогулку до кладбища и клала цветы на могилу Колле. Это было невеселое развлечение для девочки: она, конечно, предпочла бы долго бродить по окрестным горам или играть с подружками. Об этой трагической полосе своей жизни мать Тереза всегда говорила очень скупо, так что никто не знает, не случалось ли ей восставать против такой несправедливости — смерти обожаемого отца. Роптала ли она на Бога и на людей за несчастье, из-за которого она осталась сиротой? Получала ли потребный ей мир через молитву и сосредоточение?
Впрочем, скорбь ребенка смягчалась безграничной любовью родных. Смерть отца еще больше спаяла семью — мать Тереза вспоминает об этом: «Мы всегда были очень дружны, а особенно после смерти отца. Мы жили друг для друга и все четверо старались всегда радовать друг друга». В такой обстановке детство и отрочество Гонджи оставались счастливыми. Близких беспокоило только одно: у нее не все в порядке было со здоровьем. Она часто простужалась, много кашляла: это были признаки начинавшегося туберкулеза, который открылся много лет спустя. К счастью, у друзей Колле был летний домик в горах около Скопье. Девочку часто приглашали туда, и она подолгу гостила в этом доме; отдых шел ей на пользу и помогал восстановить силы.
Как и брат с сестрой, Гонджа училась в светской начальной школе и в государственном лицее. В Скопье было слишком мало католиков, чтобы содержать свои частные учебные заведения. Одноклассницами Гонджи были еврейки и православные, с которыми она находилась в прекрасных отношениях, хотя в Скопье была совсем другая атмосфера. Контаджийские волнения продолжались (до начала 30-х годов), и столкновения между сербами, болгарами и албанцами случались довольно часто. В старом османском Юскюбе каждая этническая группа жила как бы в своем гетто, и сношения между общинами сводились к минимуму. Семья Бояджиу не была исключением из общего правила. Дети ходили в сербскую школу, но дома, в семейном кругу, говорили по-албански.
Цементом, скреплявшим семью, была сильная католическая вера. Драна Бояджиу была усердной католичкой. Она держалась в стороне от политической и националистической деятельности мужа, но играла важную роль в жизни прихода Сердца Иисусова. Католический храм Скопье был рядом с ее домом. В свободное от занятий по лавке время Драна активно занималась делами на пользу общества. Благотворительность была ее второй природой. Помочь тому, кто беднее тебя, — первейший долг. Когда какой-нибудь обездоленный стучался в дверь ее дома, она всегда подавала милостыню, не забывая объяснить младшей дочери: «Помни: если даже он нам по крови и не родня, все равно он наш брат, потому что беден».
Драна была «деятельной дамой» и не боялась этого определения, в котором тогда не было ничего осуждающего. Она часто устраивала благотворительные вечера, в которых участвовали все члены семьи. Ее племянник Лоренц Антони был начинающим композитором. Его первый романс «На холме у озера» впервые исполнили Гонджа и Ага на концерте в пользу бедных 25 марта 1928 года. Обе они пели в приходском хоре: Гонджа альтом, Ага сопрано. Их называли «соловьи нашего прихода». К своей роли, как вспоминает Лоренц Антони, они относились очень серьезно: «Гонджа всегда приходила на репетицию первой и всегда была в духе. Она участвовала во всех мероприятиях католической молодежи. Мы читали наизусть стихи, пели, музицировали, ставили спектакли. Я научил Гонджу играть на мандолине. Она училась быстро и хорошо. Все объединялись вокруг нее: она была прирожденным организатором».
Гонджу крестили на следующий день после рождения, 27 августа 1910 года: у албанских католиков был обычай как можно скорее совершать этот обряд. Отец выбрал ей имя Гонджа, то есть Агнесса, — так звали святую мученицу первых веков христианства, которая предпочла смерть отречению от веры и утрате невинности. Ей приписывается много чудес — например, она вернула зрение тюремщику, пораженному слепотой за то, что глядел на нее с вожделением. Святая Агнесса — покровительница женихов и невест, садовников и дев, ее память празднуется 21 января. Ее эмблема — агнец, она считается символом христианской невинности. Выбор этого имени был не случаен и оказал влияние на дальнейшую жизнь матери Терезы.
Гонджа, как и ее брат Лазарь и сестра Ага, получила серьезное религиозное воспитание и дома от матери, и на курсах катехизиса в приходе Сердца Иисусова. Каждый вечер Драна собирала семью на общую молитву, и мать Тереза сохранила этот обычай: «Дети нуждаются в молитве, и вся семья нуждается. Прежде всего любовь созидается в семейной ячейке, а возрастает в общей молитве. Когда вы молитесь вместе, вы едины и любите друг друга, как Бог любит вас. Какой бы мы ни были веры, мы должны молиться вместе. Дети должны учиться молитве, молясь вместе с родителями. Тем, кто забывает про общую молитву, трудно будет сохранить, укрепить и освятить свой союз». Церковная жизнь в семье Бояджиу была общесемейным, но в основном женским делом. Лазарь, старший брат, был верующим и ходил в церковь, но любил выразить некоторый скепсис. Разговаривая о приходе с родственниками, он иногда говорил не без иронии: «Мать с сестрами там словно поселились: все в хоре да на службе». Была ли это просто шутка? Может быть, и нет. Мы увидим, что Лазарь не без ропота принял монашество своей сестры.