В 1928 году материнская обитель ордена находилась в Дублине, в Ирландии. Следовательно, Гондже и Бетике нужно было отправиться в бывшее британское владение, чтобы там решили их участь и вынесли суждение об их расположении к монашеству. Между Скопье и Дублином завязалась оживленная переписка. Лето 1928 года было посвящено сборам. Для Гонджи, которая никогда не выезжала из Македонии, это было целое путешествие. Драна по-матерински собрала дочери укладку в соответствии с указаниями дублинских сестер. Она и сама готовилась к разлуке, еще не зная, что никогда больше не увидит свою Гонджу. Вся маленькая католическая община Скопье принимала участие в событии, которое волновало ее намного больше, чем главная новость этого времени в Югославии: 8 августа в Загребе лидер Хорватской крестьянской партии Степан Радич скончался от ран, полученных в результате покушения на него в парламенте 20 июня 1927 года. Гонджа уезжала из страны, где националистическая лихорадка по-прежнему собирала смертоносную жатву. Будущей матери Терезе до этого не было дела: ее взгляд устремлялся выше и дальше.
Отъезд назначили на 26 сентября 1928 года. Накануне в доме Бояджиу на улице Власка устроили прощальный вечер. Дом не вмещал всех родных и друзей, пришедших попрощаться с Гонджей. Среди них был Лоренцо Антони, тайно влюбленный в кузину, — теперь он расставался с надеждой жениться на ней. Он подарил ей авторучку, которой она потом писала много лет.
26 сентября тронулись в путь. Гонджа с Бетикой сели в белградский поезд. Их провожали Драна и Ага. В сербской столице они оставались до 13 октября 1928 года, исполняя всяческие административные формальности и в то же время усердно посещая монастыри и храмы города. Пришла пора прощаться. Драна ни на минуту не ссорилась с дочерью, но сердце ее сжималось от тоски. Она проводила Гонджу с Бетикой на вокзал, и девушки уехали в Вену, а оттуда через Берн в Париж. В столице Франции их приютили в орденской обители, где они часто встречались с настоятельницей, которой из Дублина было поручено проверить, насколько серьезно их призвание и способны ли они вынести испытания миссионерской жизни. Бетика и Гонджа робели, однако довольно хорошо выдержали первый экзамен и получили благословение ехать дальше, в Дублин.
Там их приняла генеральная настоятельница ордена мать Викторина — одна из «жен сильных», о которых говорит Библия; ее авторитет и благочестие были легендарными. В Ирландии Гонджа и Бетика жили хорошо. Они часто разговаривали с духовником и с матерью Викториной, а кроме того, прошли усиленный курс английского языка, сдали экзамен по медицине, долго и нудно ходили по инстанциям, чтобы получить разрешение на въезд и жительство в Индии. Именно этот листок короны Британской империи стал местом их послушания. В общем, было логично, что их послали в Азию, а не в Африку. В свое время Гонджа мечтала нести слово Божие в Африку — обетованную землю католических миссий в первой половине XX века. Но она не говорила по-португальски и очень неважно знала французский, а значит, ее нельзя было послать ни в Западную или Экваториальную Французскую Африку, ни в бельгийские владения, ни в португальские колонии (Ангола, Мозамбик, Зеленый Мыс, Гвинея-Бисау, Сан-Томе). Зато Гонджа в лицее выучила английский; она знала язык Шекспира далеко не как родной, но все же могла на нем изъясняться, а конгрегация, которую она выбрала, имела миссии на всех пяти континентах, но преимущественно все же в англоязычных странах и британских владениях. Туда она и посылала в первую очередь новоначальных.
1 декабря 1928 года состоялся отъезд в Индию на борту пакетбота Индостанской и Восточной пароходной компании «Марка». Путь занимал около четырех недель. Пассажиры, у которых хватало средств (а Бетика и Гонджа имели право купить билеты со скидкой для миссионеров), брали каюты в Индию по левому борту. Те же, кто возвращался из Индии (нашим девушкам это не предстояло), занимали каюты с правого борта. Из-за этой традиции морская линия получила кличку «Posh»: Port Out, Starboard Home (левый борт туда, правый борт обратно). Гонджа и Бетика, вместе с которыми отправились три сестры-францисканки, не обращали внимания на корабельное обслуживание, а по свидетельству частого пассажира линии, нобелевского лауреата Редьярда Киплинга, оно было отвратительно: команда вела себя так, «как будто из одолжения позволила вам подняться на борт».
На пути от Англии до Индии было много стоянок, и состоятельные пассажиры становились туристами. Первая стоянка — в Александрии, после нее — долгий путь по величавому Суэцкому каналу. Формально независимый Египет находился под негласным британским протекторатом; там жила большая колония европейцев, главным образом греков и итальянцев. Его мечети, церкви и синагоги, разноплеменное население для Гонджи не были непривычны: мешанина народов Египта была так похожа на ее родную Македонию. Совсем иное дело — Красное море, плавание под палящим солнцем с видом на далекие берега Африки и Аравии. Тут путницы почувствовали, что порвалась их связь с миром их юности и началась новая жизнь.
На борту монахини и послушницы мало общались с прочими пассажирами, которые, чтобы убить время, читали на палубе, удобно устроившись в трансатлантических шезлонгах, сплетничали, устраивали балы, обеды и развлечения. На пакетботе не было католического священника; на Рождество монахиням пришлось просто петь гимны перед маленькими яслями, сделанными из бумаги. Англикане в большом салоне «Марки» собрались на торжественное богослужение. В те времена, когда за словом «экуменизм» не стояло никакой реальности, разделение христианства на разные ветви высвечивалось со всей наглядностью. Гондже и ее спутницам и в голову не пришло прийти на англиканскую службу, а ее участники и не подумали пригласить презренных «паписток».
На третий день по Рождестве «Марка» причалила в Коломбо, главном городе острова Цейлон (ныне Шри-Ланка). Брат одной из францисканок встретил их на пристани и проводил сначала в часовню миссии святого Иосифа, а потом к себе домой, где путешественницы отдохнули и встретились с членами маленькой местной католической общины. Впервые в жизни Гонджа ступила на землю Азии — таинственной Азии, где все кажется так не похоже на наш мир. Свои впечатления она изложила в статье, отправленной в загребский католический журнал «Католицке мисье» («Католические миссии»). Она описывает в ней так называемых «туземцев» — коренных жителей: «Они ходят полунагими, их кожа и волосы блестят на солнце. С виду они очень бедны и несчастны… Больше всего сострадания внушали нам люди, тащившие маленькие коляски вместо лошадей».
И действительно, чтобы ездить по городу, монахиням, как и другим европейцам, приходилось прибегать к услугам рикш. Гондже этого очень не хотелось, но хозяин, хорошо знавший местные нравы и обычаи, настоял. В этих непривычных экипажах путешественницы и приехали в миссию Сестер Пастыря Доброго. Совершив этот визит вежливости, они вернулись на борт «Марки», которая тотчас отчалила. На борту оказался новый пассажир: иезуит, ехавший из Коломбо в индийский Дарджилинг. Наконец-то у путниц появился священник; теперь они могли бывать на мессе, которую служили в малом салоне. 1 января им даже дали отслужить мессу с пением; туда явились и прочие пассажиры — католики (те, что нашли в себе силы не слишком долго встречать Новый год).
Наконец в первые дни 1929 года Гонджа вступила на землю Индии — точнее, Мадраса, куда причалила «Марка». Для нее это было настоящим откровением. Из статьи в «Католицке мисье» сразу видно, до какой степени потрясло ее столкновение с нищетой: «Очень много семей живет на улице. Люди день и ночь проводят под открытым небом, на земле, выложенной пальмовыми листьями, а то и на голой земле. На них почти никакой одежды — в самом лучшем случае несколько грязных тряпок, обернутых вокруг пояса. Они носят браслеты очень хорошей работы на руках и на ногах, а также какие-то украшения в ушах и в носу. На лбу у них сделаны отметины, имеющие религиозный смысл. Проходя по улице, мы случайно увидели семью, собравшуюся вокруг покойника, который был обернут в дырявое красное тряпье. Все тело усыпали желтыми цветами, а на лице были нарисованы разноцветные полосы. Ужасная картина! Если бы люди в наших местах увидели бы такое зрелище, они перестали бы жаловаться на свои мелкие огорчения и возблагодарили бы Бога за великую милость к ним. Здесь люди не ходят голыми по улицам, но живут в крайней бедности, которой миссионеры никак не могут помочь».
Гонджа сразу увидела, что приехала в Индию не для религиозного туризма. Ее ждала не просто экзотическая, непривычная страна, а земля, где люди из плоти и крови живут и страдают в таких условиях, о которых в Европе не знают. Это было совсем, совсем не похоже на красивые книги Редьярда Киплинга, воспевающие «бремя белого человека» и вполне комфортабельную жизнь высшего колониального общества, танцующего на балах у вице-короля и разъезжающего в колясках по тенистым аллеям Дели.
Впрочем, будущая мать Тереза не осталась равнодушна и к величественной красоте природы. На «Марке» она поднялась вверх по Гангу — священной индийской реке, огромному потоку, несоизмеримому с Вардаром (речкой, протекающей в Скопье). В письме, посланном для загребской газеты, чувствуется это восхищение: «Итак, мы могли разглядеть нашу новую родину. Природа здесь чудесна. Кое-где видны симпатичные домики, а под деревьями стоят нескончаемые ряды шатров. Глядя на них издали, мы не могли дождаться, когда наконец там окажемся. Нам сказали, что католиков в Индии не очень много. Когда корабль бросил якорь, все мы про себя прочитали „Тебе Бога хвалим“. На пристани нас ожидали наши индийские сестры, и мы с неописуемой радостью вместе с ними ступили на землю Бенгалии».
И вот они в Калькутте. Исполнив нескончаемый таможенные формальности, Гонджа и Бетика отправились в Лорето Хаус — обитель их конгрегации, прекрасное здание, утопающее в зелени, между зоологическим садом и дворцом вице-короля. Его непорочно белые стены резко контрастировали с жалкими саманными бараками, в которых жили нищие индийцы. И этим людям еще повезло, у них была хоть крыша над головой! Вскоре будущая мать Тереза узнала, что в этой стране есть люди и еще более несчастные, чем бедные и голодные… Пока же она жила в четырех стенах Лорето Хаус, в самом центре европейской части Калькутты, не без гордости называвшей себя «восточным Парижем». Там жилось спокойно и, не побоимся этого слова, роскошно. Лорето Хаус был церковным учреждением, резиденцией ордена Лоретской Божьей Матери на Индостанском полуострове. Царила в этих местах мать-провинциал ордена Розария Дихер, уроженка итальянского Тироля (Адидже). Слово «царила» — не преувеличение: настолько властной и твердой была эта женщина. Она уже много десятилетий несла служение в Индии, перенесла много испытаний и знала, что ожидает вновь прибывших — молоденьких девушек, только что приехавших из своих уютных домов и совершенно не представлявших себе, каково на самом деле жить в тропиках. В течение недели Гонджа и Бетика проходили как бы процедуру духовного допроса, а также различные испытания по медицине. Девушки, конечно, робели, запинались, но понравились суровой матери Розарии, которая благословила их продолжить странствие.