Макс с трудом сдерживал раздражение и не разговаривал с супругой, чтобы не сорваться и не утонуть в очередном скандале.
Лина, тихо сидящая рядом с мужем, усиленно делала вид, будто и она наслаждается поездкой.
«А что? Еду с любимым мужем на нашей новой машине в сторону моря. Значит, я должна быть счастлива. Любая бы на моем месте была счастливой», – уговаривала она себя, то и дело поглядывая на свое отражение в зеркало бокового вида, переглядываясь сама с собой. Из зеркала на нее задумчиво смотрела встревоженными серыми глазами перепуганной лани молодая женщина абсолютно заурядной внешности – про таких люди думают: «Не красавица» – и смущенно отводят глаза.
Проезжающие мимо водители обращали внимание на белый шикарный кабриолет последней модели, за рулем которого сидел уверенный в себе мужчина со спутницей рядом. Некоторые завидовали водителю – стройному, подтянутому, в возрасте около сорока лет, в спортивной рубашке поло, выгодно обтягивающей накачанный торс, в темных очках от известного модного бренда – и его спутнице, сидящей рядом. По мнению окружающих, жизнь у обоих явно удалась: ехали к морю на «авто мечты многих» в предвкушении прекрасного отдыха.
Как часто окружающие видят нас совсем не так, как ощущаем себя мы сами? Каждый видит в нас то, что хотел бы для себя.
На самом деле мужчина и женщина, сидящие в кабриолете, были связаны узами брака, прожили вместе много лет, но были далеки друг от друга, как Солнце и Луна.
Лина была единственной дочерью. Дома ее любили и баловали. Отец – крупный региональный чиновник, человек известный, уважаемый и для многих недосягаемый. Тот, кто стоит у власти и этой самой властью является, тот, кто может одним звонком изменить судьбу человека, города, региона. Внешне абсолютно непривлекательный – маленький рост, большой вес, непропорциональная фигура, высокий покатый лоб и нависшие над глазами лесистые брови, из-под которых на собеседника смотрели прожигающим до нутра взглядом. Ефима Абрамовича не просто боялись, перед ним трепетали, ему прислуживали, его уважали и ненавидели. Он всегда был на работе, дома появлялся лишь поздно вечером и в редкие выходные.
Агриппина – мать Лины – была полной противоположностью мужа. «Красавица и чудовище» – говорили за их спиной. Среднего роста, вытянутая, как струна – балерины бывшими не бывают, – с белокурыми локонами, как у ангела, нежно-зелеными озерами глаз, в которых в свое время и утонул молодой и перспективный Ефим, увидев девушку однажды на репетиции местного театра. Он покорил сердце начинающей примы своим вниманием, постоянством и огромным добрым сердцем, которое открывалось не каждому, а точнее, только ей. Через пару лет Агриппина ушла из театра, осела в выстроенном для нее дворце и занялась организацией приемов для местной элиты, благо на это у нее всегда было желание, а теперь появились время и возможности. Ефим гордился молодой женой, спешил домой, находил успокоение рядом с ней. Она способствовала его стремительному взлету на службе, нежно любила, доверяла и поддерживала. В начале их знакомства друзья и родственники красавицы Агриппины недоумевали, что она нашла в этом «злобном карлике». Она жестко осаживала и пресекала подобные вопросы: со временем все привыкли и даже восхищались отношениями и силой любви в этой неординарной паре. Детей у них долго не было; когда же родилась Лина, Ефим Абрамович взлетел еще выше по служебной лестнице и пропадал на работе сутками. Лину растили мать и гувернантка. Отец для нее был самым любимым и желанным человеком на свете, общением с которым девочка была обделена. Сколько Лина себя помнит, она всегда ждала папу. Он для нее был олицетворением праздника, счастья и веселья.
При такой красавице-матери дочь родилась копией отца. Насмешка судьбы. Маленького роста, с широкими мужскими покатыми плечами, на которых в отсутствие шеи сразу располагалась крупная голова с черными вьющимися волосами и носом с горбинкой, прямое тело без талии продолжалось узким тазом, короткими ногами с уродливыми коленками. В детстве Лина не ощущала своей «некрасивости». В садик не ходила, общалась только с детьми друзей и сослуживцев отца.
Родители дочь обожали. Мама вкладывала всю душу и свободное время в развитие девочки. Агриппина сразу поняла: с подобными физическими данными девочка никогда не сможет стать балериной, да и, честно говоря, вспоминая свое тяжелое детство, не хотела для дочери подобной судьбы. Лина занималась с преподавателями на дому. Живопись, вокал: «Может, хотя бы петь у нее получится», – говорила Агриппина мужу, обсуждая очередного преподавателя для дочери, – английский, немецкий и французский, а также гимнастика и дзюдо – такой девочке нужно уметь постоять за себя. Отец каждую свободную минуту старался побыть с дочерью и женой. Он привозил Лине подарки, покупал самую модную одежду, гаджеты, ходил с ней в театр и на концерты. Когда Лина перешла в восьмой класс, отца еще раз повысили и назначили главой региона. Они переехали в мегаполис на реке, появился еще больший дом, обслуга. Осенью Лина пошла в другую школу. Там-то она все про себя и узнала. Подростки жестоки, невзирая на чины и лица.
Автомобиль взбирался все выше и выше по серпантину. Старые, скрюченные непогодой и ветром сосны нависали над дорогой. Песчаник белой лесенкой выступов контрастировал с редкой зеленью растений, чудом укоренившихся средь камней.
– Макс, а куда мы все-таки едем? – Лина набралась смелости и решила задать вопрос мужу.
– Тебе не все равно? – мрачно ответил Максим, не глядя в сторону супруги. – Ты, когда со мной собралась ехать, что-то не интересовалась, куда.
– Ну, я слышала твой разговор и поняла, что ты куда-то к морю едешь. Ведь так? – Лина хотела говорить тихо, вкрадчивым голосом, ей казалось, так он не будет раздражаться и не начнет на нее орать. Но ветер, который сопровождал их всю поездку, путал волосы, обдавал свежим потоком лицо, несмотря на жару, и мешал говорить. Пришлось практически кричать, иначе Макс ее не слышал.
– Ведь к морю? – прокричала Лина своим глубоким грудным голосом, который в обычной жизни был бархатным и обволакивающим. Голос – единственное, что ей самой в себе нравилось. Занятия вокалом в детстве не прошли даром. Она действительно хорошо пела и умела владеть голосом, а вот кричать было точно не ее.
– К морю, – ответил Макс, так и не поворачиваясь в ее сторону. Значит, она точно слышала разговор. Надеюсь, именно то, что было для ее ушей. А то он совсем расслабился и не только с Беллой говорил из дома. Да, это плохо; интересно, какую часть договоренностей она расслышала? «Вот уж влюбленный идиот, совсем страх потерял, не мог выйти из дома, когда разговаривал. Теперь будешь расхлебывать», – ругал он сам себя, будучи раздосадованным на жену. Макс крепче сжал руль и на эмоциях все-таки втопил в пол педаль газа. Машина радостно рванула вперед, вжав в сиденье испуганную Лину.
– Девяносто, Макс, тут ограничение девяносто! – прокричала она мужу, с ужасом наблюдая, как стрелка спидометра преодолела отметку в 150 км/ч и двигалась все выше. Ветер подхватил слова и унес куда-то далеко в небо.
Максим, сделав над собой усилие, посмотрел в сторону жены.
«Какая же она жалкая! То ли дело – моя настоящая женщина. Она совсем другая. Красивая, уверенная в себе, самодостаточная. Такую хочется завоевать. Да, пусть она не совсем со мной, но это временно», – рассуждал Макс, с удовольствием вспоминая редкие встречи с любовницами, ловко управляя автомобилем на крутых горных поворотах. Он словно поймал дорогу и ощущал себя с ней единым целым. «Нет, Беллка – это только для дела, конечно. Она здорово придумала, как ему выкрутиться. Раз, и все – проблемы больше не будет, и он останется при своих. Только бы все получилось, а потом… Потом к ней, к любимой, той, что столько лет вынуждена ждать на расстоянии, находясь рядом. Ну ничего, все образуется, он, как всегда, возьмет свой приз».
Лина ощущала нарастающее раздражение мужа всем своим существом. Она знала Макса как саму себя. Он думал, что закрыт от жены, никогда не был с ней откровенен, играл с первого дня их знакомства, а она чувствовала его своим, любила нежно и трогательно, словно знала его сущность, видела то хорошее, что есть в каждом человеке, даже если тот сам не подозревает об этом хорошем в себе, – всегда найдется тот, кто разглядит ту божественную сущность и полюбит ее. Так и случилось с Линой. Она любила мужа, несмотря ни на что и вопреки всему.
Лина часто вспоминала их первую встречу. Ей было двадцать лет, она поехала с подругой на пляж. Хотя дом родителей стоял на реке и у них был собственный песчаный пляж, Лина любила вырваться из-под родительской опеки, побродить по городу в одиночестве или с единственной подругой Таней. Они вместе закончили художественную школу, хорошо понимали друг друга; обе были немного не от мира сего, как считали одноклассники, может, потому им и было комфортно вместе. Девушки пришли на пляж в будний день. Народу почти не было. Они расположились в тени огромной ветлы, расстелили плед, достали альбомы и пастель, планируя заняться набросками. Сбросили легкие летние платья в горошек и помчались к воде, словно маленькие девочки. Они часто одевались одинаково, им хотелось выглядеть сестрами. Обе загорелые, черноволосые, с почти вьющимися волосами, в одинаковых купальниках, открывающих молодое тело, они и правда бы выглядели как сестры, если бы не огромная разница в строении тела и пропорциях. Высокая статная Таня и низенькая коренастая Лина.
Накупавшись, они шли по песку, держась за руки, обсуждали планы на лето. Таня стала отжимать длинные темные волосы, перекручивая их жгутом. Лина невольно залюбовалась ее фигурой. Смотрела скорее как художник, а не как подруга. Плавные линии, правильные пропорции, не то что у нее. «Да, замуж мне никогда не выйти, кому такая страхолюдина нужна, хотя если брать харизмой…» – подумала Лина и припустила по пляжу, оставив грустные рассуждения, улыбаясь и зазывая с собой Таню. Нахохотавшись и наплескавшись, подруги подошли к облюбованному под ветлой месту и обнаружили там молодого мужчину, который сидел на покрывале и рассматривал их альбомы.