– Девочки, кажется, я его нашла! – Затем торжественно обвела взглядом всех собравшихся за столом, подняла свой бокал с розе и радостно резюмировала: – Он самый классный!
Лариса, Люба и Лиза переглянулись и, решив сразу не спорить, дотронулись своими бокалами до ее. Дзинь утонуло в шуме ресторанной суеты.
– Да? – первой откликнулась Лариса. Сделав глоток шипучего кисловатого напитка, она тяжело откинулась на кресло, положила ногу на ногу, поправила короткую замшевую юбку, явно маловатую хозяйке, провела рукой по волнистым черным локонам, эффектно уложенным на полных покатых плечах, и насмешливо (или Вере так только показалось?) спросила: – И давно?
– Да, давно? – поддержала Люба, перелистывая меню. Подруги только встретились, ресторан был дорогим, пафосным и любимым всеми из их компании. Именно Лиза сейчас зарабатывала меньше всех и не могла себе позволить такую роскошь. Она выбирала, что бы такое взять не дорогое и в то же время долгоиграющее. Сидеть предстояло несколько часов, они не виделись с девочками почти четыре месяца, тем накопилось много. «Надо же, как быстро Вера от развода оправилась, а говорила, что любит своего Колю и не хочет с ним разводиться, вот тебе и любовь», – размышляла Люба про себя. Даже прикрыла меню и с любопытством рассматривала чуть изменившуюся за месяцы расставания подругу. «Что с ней не так? Не пойму сразу. А, вроде глаза стали не такими опустошенными. И правда, интересно, кто там у нее появился!» – думала Люба.
Четвертая из подруг, Лиза, молчала. Точнее, уже подозвала официанта. Высокий молодой человек был вынужден почти согнуться пополам, чтобы расслышать сквозь шум пятничного вечернего ресторана, что говорит клиентка. Подруги сидели на очень низких креслах вокруг небольшого круглого столика. Экстракороткая стрижка Лизы выгодно гармонировала с тонкими чертами ее лица; пухлые губы, которые она не забывала регулярно подкалывать модными инъекциями, были чуть тронуты розовым блеском; белоснежные волосы контрастировали с темными вишнями глаз, огромный вырез являл взору окружающих все богатство Лизиного внутреннего мира, в котором сейчас в буквальном смысле купался молоденький официант.
– Лиза, отпусти парня, давай я закажу на всех на стол закуски, как всегда, он у тебя заказ не может принять, – громко, перекрикивая музыку, сказала Люба.
– Молодой человек, идите ко мне, – произнесла она, поманив его указательным пальцем с безупречным алым маникюром.
– Ну вот! Я вам такую новость, а вы все меню и официантом занялись, – сказала Вера, специально растягивая слова, подражая обиженному ребенку.
– Вер, подожди, мы сейчас закажем, а то тут долго ждать, и потом ты нам во всех подробностях про своего нового принца расскажешь. Не переживай! – Лариса приветливо улыбнулась и протянула ей свой недопитый бокал, предлагая еще раз чокнуться за встречу.
Подруги у Веры были хорошие, семейные и с детьми. Положительные. Правда, все развелись. Кто-то раньше, кто-то позже, но сегодня все находятся в одинаковом статусе «шебутных разведенок», как назвала их самая опытная по части мужчин Лиза.
Все «девочки» – именно так они себя называли, а что, и правда, девочки, всего-то плюс-минус сорок, разве это возраст? – были самостоятельными, обеспеченными и полностью сложившимися личностями. Каждая побывала замужем, а кто-то и не раз, и не два, и даже не три. У каждой сложился свой взгляд на то, что называют браком и семьей. У всех, кроме Веры, от этих самых браков остались дети, которые, естественно, жили с матерями – а как иначе, все получали алименты – скорее для порядка, а не как средство существования. Все работали, обеспечивали себя и своих детей и больше не планировали выходить замуж, дабы не обременять себя излишними заботами о каком-то там мужике. «Зачем нам это? – рассуждали девочки на своих сабантуях. – Дети подрастают, квартирами и машинами мы упакованы, в отпуск на море ездим, красоту свою миру несем, сколько там еще этой самой красоты осталось? Лет десять-пятнадцать? Так зачем их тратить на перевоспитание очередного…» – Тут эпитеты были у всех разные, но с одинаковым смыслом. И именно в этой точке Вера не совпадала с подругами. Она хотела замуж. Ей было жизненно необходимо ухаживать за тем самым, делить с ним радость и горе, быть единственной и верной, быть одним целым, состоящим из двух половинок. Вот такая она «взрослая дура», как в сердцах, после выпитой пятой бутылки розе на четверых, называла ее Лариса.
– Нет, ну объясни мне, зачем? Замуж-то непременно зачем? Ты все-таки сумасшедшая! – Лариса пересела поближе к Вере, поменявшись местами с Лизой, и громким, чересчур громким, на взгляд Веры, шепотом выговаривала ей свою позицию.
К моменту той вечеринки с подругами Вера встречалась с Сержем почти три месяца. Он сделал ей предложение на четвертом свидании. Это было так ожидаемо ею и так неожиданно быстро, что она растерялась и не знала, как реагировать. Вообще, сама по себе встреча с мужчиной, о котором она мечтала с юности, а ей казалось, что Серж именно такой, была чем-то пугающе необычным. Почему пугающе? Просто потому, что с Верой такого случиться не могло.
Вера была очень доверчивой и по жизни вляпывалась в какие-то невероятные истории с плохим концом.
За нее переживали родители, бывшие мужья и все подруги, пытались контролировать и направлять. К чему Вера, в общем-то, привыкла, но, придя к сорокалетию, решила, что уже повзрослела и чужой контроль ей не нужен. Впрочем, два предыдущих брака тоже были тотальными ошибками, по мнению окружающих.
В первый раз она вышла замуж в восемнадцать лет, влюбившись в Димку – сорокалетнего доцента на кафедре в институте геодезии и картографии, куда Вера собиралась поступать. Кстати, отдельная тема, почему выбор пал именно на этот институт и откуда она вообще узнала о его существовании, учитывая, что еще в младших классах хотела стать художником, училась в Школе искусств; ее хвалили, ставили в пример. Верины работы получали первые места на всех конкурсах. В девятом классе на одном из таких конкурсов она познакомилась со своим первым парнем. Он покорил юную Веру интересом к ее акварельным работам, глубоким внутренним миром и трепетным отношением к животным. Вадик собирался быть геодезистом. Почему? Вера не может внятно ответить на этот вопрос, но тогда, в юности, влюбившись, решила следовать за своей любовью, оставила рисование и пошла поступать вместе с Вадимом, который, к слову сказать, поступив, забрал документы и уехал с родителями в другой город.
Веру зачислили, и ничего не оставалось, как, превозмогая вселенскую печаль от расставания с любимым, начать покорять неизведанную профессию. Страдать от одиночества долго не удалось, – на милую кругленькую студентку с печальными бездонными озерами васильковых глаз обратил внимание Дмитрий Иванович, доцент их кафедры, который был куратором ее группы и преподавал у них несколько предметов. Вера была настолько потеряна и рассеянна, что практически на автомате ходила учиться, в том же тумане поехала в летнюю экспедицию в Среднюю Азию вместе с куратором и половиной группы. Там-то все у них и закрутилось. Утомительный совместный труд на жаре, бессонные ночи у костра, тяготы быта, проживаемые совместно, романтика восточных ночей сблизили студентку и куратора. Она разглядела в нем отца, которого ей так не хватало. В конце второй смены Вера заболела: ее тошнило, поднялась температура; она металась по постели, бредила, покрывшись липким потом, ей снились мама и Москва. Удивительно, но тогда о ней заботился весь отряд, кроме Димки, с которым она сблизилась и считала его почти мужем. Ее это не насторожило. Она его оправдывала: занят человек, не до нее ему. Терпела, не жаловалась. Когда ее все-таки отвезли в местную больницу, выяснилось, что ребенка не спасти. Так Вера оказалась еще не замужем, но уже не мать.
Вера была верной – какая игра слов, может, это от имени? – от природы. Она такой родилась. Глядя на окружение, где все гуляли, кутили, крутили романы, она чувствовала себя белой вороной. Ей всегда хотелось просто выйти замуж, родить детей и жить семьей. А может, это оттого, что у нее самой с детства такой семьи не было? Мама овдовела, когда Вере было пять лет. Отца почти не помнила. Она дорисовала себе его личность по фотографиям и рассказам мамы. В ее представлении папа был высоким блондином, очень добрым, нежным и заботливым. Такого мужа она себе и искала. Маленькая Вера была тихой и задумчивой девочкой, которая целыми днями рисовала домики, маму, папу и много детей. Да, она хотела много детей.
– Много детей? – с удивлением спрашивала мама, рассматривая рисунки дочери.
– Ну, пять как минимум, – серьезно отвечала Верочка.
– А как ты с ними справишься? Я вон с тобой одной и то справиться не могу. – Мама ласково прижимала к себе белокурую головку дочери, вытирая со щеки следы акварели.
– Ну, мамочка, я же не одна буду, а с мужем. Это у нас папочка умер, а у моих деток он будет, и мы все вместе будем делать, и ты с нами, – совсем по-взрослому отвечала дочь.
Вернувшись из экспедиции, Вера по настоянию мамы прошла обследование, где пожилая женщина-врач долго мялась, однако все-таки решилась сказать: детей у Веры, скорее всего, не будет. Мама отправилась в деканат, нашла Дмитрия Ивановича и помогла ему сделать предложение ее дочери. Так Вера оказалась замужем в первый раз.
Сковородка не поддавалась. То ли Вера плохо терла, погрузившись в свои мысли, то ли пригорело слишком сильно. Дождь, словно вторя надвигающемуся краху Вериной жизни, не прекращался, а плакал вместе с ней. Едкий запах горелой картошки словно пропитал квартиру. Вера залила сковороду смесью соды с солью и поставила на плиту. Открыла окна, впустив в дом свежесть дождя и ароматы летнего города. Раньше бы это подняло ей настроение. Она всегда оживала на природе. В квартире было много цветов, вся лоджия заставлена огоньками цветущих петуний, радостно повернувших свои граммофончики в сторону улицы, словно подставляя их освежающему душу. Теперь и цветы не могли вывести Веру из ступора безысходности. Липкая давящая тишина владела ей и ее домом, медленно поглощая все вокруг.