В Москве сегодня огромное количество ухоженных парков и скверов, зеленых зон отдыха. Все с удобными дорожками, лавочками, шезлонгами и качелями. Утром, переделав домашние дела и позавтракав любимой овсянкой, она собирала в свой городской рюкзачок, купленный для таких маленьких походов, – пару яблок, бутылку воды, книгу – и шла гулять. Старалась выйти пораньше, до жары, чтобы успеть пройти по асфальтовым тротуарам в прохладу парка. Только там не было столько камня – больше живой земли, которая так сильно не нагревалась.
В парке она познакомилась с женщиной примерно своего возраста. Разговорились, сидя на лавочке. Она тоже была одинокой, сын жил в другом городе, с мужем развелась много лет назад.
На пенсии стала заниматься здоровьем: ходить с палками, осваивая скандинавскую ходьбу, много двигаться, задумалась о правильном питании.
На этой почве и подружились. Теперь они с Марией Антоновной созванивались утром и выходили вместе. Так было, с одной стороны, веселее, а с другой – иногда хотелось побыть наедине со своими мыслями: новая знакомая была очень разговорчивой и остановить ее невозможно, да и неудобно как-то.
Насчет мыслей. Весь этот месяц она то и дело возвращалась к той электричке и мужчине. Честно сказать – жалела, что не заговорила. Представляла, что если бы была смелее, то сейчас, возможно, гуляла по этому парку не одна. Ей было стыдно перед собой, однако за этот месяц она несколько раз ездила на вокзал, придумав какую-то смешную и не существующую причину. Приезжала к той же электричке, возвращавшейся с дач, стояла, пропуская через себя весь строй таких разных пассажиров, и ждала его. Сумасшедшая, одним словом. Сама от себя не ожидала.
Мария Антоновна ожидала новою приятельницу на входе в парк «Сокольники», расположившись в тенечке на лавочке чуть правее входа. На улице с утра стояла тридцатиградусная жара.
– Доброе утро, Надя! Мне кажется, ходить у нас сегодня долго не получится, – поприветствовала Мария Антоновна компаньонку. – Я пока сюда от дома дошла, вся взмокла, представляете! Что с погодой творится, непонятно. Может, и правда та самая катастрофа озонового слоя. Как мы следующее лето переживем, вообще не понятно, у меня и давление, похоже, поднялось. – Она шла тяжело дыша, то и дело вытирая под носом мелкие бисеринки пота.
Она говорила и говорила, остановить ее не представлялось возможным – это Надежда Семеновна уже уяснила. Перебивать бессмысленно, перевести тему нереально. Приятельница обладала на удивление хорошей цепкой памятью и повышенной степенью обидчивости. Поэтому Надежда Семеновна просто поддакивала, внутренне отключаясь от диалога. То есть она вроде шла рядом, внешне участвовала в беседе, но не вовлекалась, сути которой, в общем-то, и не было, не ловила и сама в разговор не вступала. Подобная манера общения, видимо, устраивала обеих. Мария Антоновна имела возможность высказаться и реализовать дефицит общения, Надежда Семеновна, сохраняя внутренний мир, гуляла не одна, и от этого ей тоже было легче. Сама же при этом считала, что так общаться недопустимо. Если бы с ней так поступили, она бы обиделась.
Хотя почему «бы», она и обижалась. Именно так ее слушал Константин – муж. Он отсутствовал присутствуя. Долгие годы она не понимала, что происходит, думала, что он рассеянный или невнимательный, да просто память плохая. Постоянно оправдывала, когда через некоторое время после разговора, а бывало, и сразу муж не мог ответить на вопросы, которые они обсуждали, или не соблюдал достигнутых, как ей казалось, договоренностей. А Костя просто выключался при общении с ней. Да. Вот так, оказывается, бывает. Она раньше тоже не знала. Теперь вот, пожалуйста, дошла до того, что сама так общается. Почему? Во времена их семейной жизни, в очередной раз попав в подобную неловкую ситуацию, она оправдывала супруга. Сама же расстраивалась и обижалась, но ему никогда не говорила, пока тот сам не признался, что не слушает ее, а думает в это время о своем. Выяснилось, вопреки ее фантазиям, что ему тяжело долго удерживать нить повествования на не интересующую его тему. Еще в начале их общения он быстро для себя определял суть беседы, делал выводы и мысленно отдавал первенство в принятии решения ей. А сам? Сам, слушая, думал о своем, где нужно поддакивая и кивая.
– Надежда Семеновна, ну так что? Поедете со мной? – Мария Антоновна остановилась, развернулась корпусом в сторону, противоположную их движению и застыла перед приятельницей. – Поедете? – настойчиво переспросила она еще раз, промачивая лицо салфеткой.
– А… мне нужно подумать. Можете поподробнее рассказать, – вопрос застал Надежду Семеновну врасплох, она как раз была сосредоточена на воспоминаниях о муже и упустила суть беседы. – Кстати, тоже хотела предложить: давайте вечером пойдем вместе в кино на «Онегина», вы не смотрели? Хотя почему вечером, можно и сейчас. Жара-то усиливается, у обеих сердце выпрыгивает, давление у вас подскочило, тут даже мороженое не поможет, а кинотеатры в торговых центрах, везде кондиционеры есть. Вот где нужно в жару с палками гулять, – почти скороговоркой выпалила она с видом человека, проявляющего заботу об их здоровье, тем самым переведя тему и давая себе возможность поразмыслить над тем, что же ей предлагали.
– На «Онегина» – а что? Прекрасная идея. Я сто лет в кино не была, говорят, правда, от Пушкина там ничего не осталось, но кондиционер точно есть, да и кофе неплохой можно найти. Едем! – Она по-деловому развернулась, подхватила Надю под руку и потянула в сторону выхода из парка так, словно ждала команду.
Женщины вышли из центрального входа и пошли в сторону трамвайной остановки. Был жаркий будний день, на улицах безлюдно. Все прятались по офисам, квартирам, уютным кофейням и ресторанам.
Вековые липы не справлялись с наступившей жарой, и даже под ними было невозможно укрыться от всепроникающего солнца, нагревшего за неделю жары дома и тротуары.
Остановка трамвая была современная, из стекла и хромированного металла, оборудованная подсветкой, розетками для зарядки мобильных телефонов и схемой маршрутов, а вот место, где она располагалась, было старинное, сколько Надя себя помнила, тут всегда была эта остановка и трамвайный круг. Трамваи тоже теперь совсем другие, похожие на морские лайнеры, большие, стеклянные, просторные, с кондиционером и тихим ходом, словно плывут через весь город, так что поездка им предстояла вполне комфортная.
Выйдя из парка, Мария сбавила темп, шла медленно, тяжело опираясь на руку приятельницы.
– Так что там с нашей поездкой? – уточнила Надежда Семеновна, давая понять, что все помнит и просто раздумывала.
– Так вот, я и говорю, можно поехать в сентябре, а лучше в конце сентября, там бархатный сезон наступает: море еще теплое, народу на улицах не так много, хотя в санатории как раз много, всех пенсионеров именно в этот период туда и направляют. – Мария Антоновна обрадованно подхватила интересующую ее тему.
– Море? Теплое? – удивленно переспросила Надежда, сознательно пытаясь узнать детали того, что пропустила. – Вы уверены?
Мария Антоновна села на своего конька рассказчика и принялась заново выдавать все подробности. Она говорила про путевки, которые дают всем пенсионерам в Москве, как их получить, что из разных районов все равно в одни и те же санатории отправляют, как было бы хорошо им вместе поехать, рассказывала, как уже несколько раз съездила.
– Ага, поняла. Вы предлагаете в конце сентября в Геленджик в санаторий «Сосновый берег». Да? И вам там понравилось. Ну вот, я и говорю, что мне нужно подумать. – Надежда, вполне уставшая от такого количества подробностей, попыталась подвести итог пламенной речи приятельницы.
– Да, что уж тут думать! Нужно срочно оформляться, а то билетов на поезд не будет на эти даты. Они, кстати, проезд в купе, представляете, оплачивают! – торжественно произнесла Мария Антоновна, словно это ее личная заслуга.
Тем временем женщины почти подошли к трамвайной остановке. Мимо них проезжал трамвай, следовавший в другую сторону. Он буквально только что закрыл двери и тронулся в путь вдоль леса. Внутри вагона, лицом к Надежде Семеновне, стоял тот самый седовласый мужчина из электрички. Вначале показалось, что обозналась. Когда трамвай был еще на остановке, а они шли по липовой аллее, Надежда увидела стоящего в ожидании высокого пожилого мужчину. Издалека он показался смутно знакомым, хотя что уж там с ее зрением можно разглядеть вдалеке-то? С таким же успехом и фонарный столб можно принять за кого угодно, особенно с ее фантазией и воображением.
Мелькнула мысль, что это может быть «ОН». Господи, она даже не знает его имени. А ведь ездила, хотела найти и встретить, мысленно разговаривает с ним весь месяц после мимолетной и, казалось бы, единственной встречи. Она уже и не надеялась, что в таком большом городе…
– Надя, Надежда Семеновна, там наш трамвай, бежим скорее, следующий только через двадцать минут! Да что с вами! – тянула ее за рукав семенящая рядом Мария Антоновна.
Та стояла, застыв посреди жаркого, пыльного города, до одури пахнущего медом цветущих лип, выхлопными газами и терпкими телами уставших от июля жителей, и провожала взглядом уходивший вдаль трамвай. В голове была только одна мысль: а вдруг не ошиблась и это правда был он?
Удивительная способность человеческого мозга фиксироваться на вроде бы незначительных для индивидуума событиях, наделять их мистической составляющей, дорисовывать детали, верить и проживать словно наяву не существующие события. Как говорил закадычный друг Георгия Константиновича Миша, «сам придумал, сам поверил, сам прожил».
Именно такая история с ним самим сейчас и происходит. Кому расскажи, покрутят пальцем у виска, особенно если узнают, сколько годков принцу, влюбленному в несуществующую нимфу. Женщина из электрички не выходила у него из головы. Думал о ней постоянно, и его это начало беспокоить. Да, беспокоил факт, что он, старый человек, думает и пребывает в мысленном диалоге с женщиной, которую мимолетно встретил всего раз в жизни. Это походило на сумасшествие. Он пытался ее забыть, но серо-зеленые глаза смотрели на него взглядом покойницы-жены и будто извинялись, обещая совсем другую жизнь, не такую, как у них была, намного лучше и спокойнее, словно Лидочка материализовалась через ту женщину и разговаривала с ним. Тут можно подумать, что Георгий Константинович был неверующим и эзотериком. Что ж? Может, и так, хотя в определениях чужой личности можно ошибиться. Вообще до смерти супруги он мало задумывался о загробной жизни, был прагматичен, да и у коммунистов Бога нет, а бывших коммунистов не бывает.