Дальше все происходило как в немом кино. Сверху, с соседней улицы, граничащей с Садовым, вылетел блестящий бордовый мотоцикл. Ира с изумлением следила глазами за перемещающейся в пространстве черной фигуркой мотоциклиста без шлема. Его темные волосы развевались на ветру, мотоцикл не ехал, а летел, в секунды преодолев расстояние от поворота, по Садовому – и вот он уже собирается исчезнуть в тоннеле…
– Нет, не-е-е-ет!.. – Ее крик тонет в визге тормозов, грохоте и скрежете металла.
Байк на полной скорости врезался в перегородивший Садовое кольцо грузовик с телескопической стрелой-корзиной. Время остановилось. В полной тишине под кроваво-красными облаками Ира продиралась через стоящие автомобили. Подвернула ногу, упала – и тут же взлетела, подхваченная мужчиной из мерседеса. Он не задал ни одного вопроса, просто бежал вперед и тянул за собой Иру. На секунду остановившись, он знаком велел ей снять туфли, и она помчалась дальше босиком, обдирая ступни о горячий шершавый асфальт. Надо бы перелезть через высокую ограду разделительной полосы, но та слишком высока. И они, лавируя между стоящими машинами, оббежали разделитель и наконец вернулись к месту аварии.
Перед ее глазами вновь ясно вспыхнула картина летящего в красном небе мотоцикла, распахнутые глаза Клима, взгляд тонущего сынишки… Все кошмары разом вернулись и накрыли Иру липкой волной страха. Она не смогла спасти Клима, но вытащила из толщи воды своего малыша. Значит, и сейчас успеет, должна успеть, она не может потерять сына!
Сквозь выхлопы стоящих машин и запах московской гари с неизвестным мужчиной Ира мчалась босиком по теплому асфальту туда, где только что ее сын летел над городом.
Телефон в руке безостановочно звонил, но ей было не до этого. Сейчас она не может, ей нужно к своему ребенку! Она ему нужна, он должен жить, так не может случиться еще раз!.. Господи, да кто же это звонит…
Почти добежав до места аварии, Ира споткнулась и снова упала на асфальт. Мужчина склонился над ней и что-то произнес, но она не услышала – ее взгляд, мысли и чувства сейчас были там, где развернулся этот проклятый грузовик. Она с трудом встала, чувствуя, как силы покидают ее от волнения и нервов. Сделала еще несколько шагов и, глядя на дымящийся разбитый мотоцикл и вмятину на боку грузовика, услышала, как сирены скорой и полиции разрывают пространство. Фигура мотоциклиста лежала неподвижно, вокруг темноволосой головы растекалась липкая кроваво-красная лужа, словно небо по капле стекало на черный асфальт.
– Ира-а-а-а-а!.. – раздался крик, который она когда-то уже слышала.
Не дойдя нескольких шагов, Ира упала в обморок.
– Ну вот, он сделал это! Было великолепно! Это его лучшая работа! Она должна им гордиться! – думал Кирилл, лежа около дымящегося байка в луже липкой красной жидкости, так натурально имитирующей кровь. Сегодня был отличный вечер, само небо подыгрывало, словно включив нужную цветовую гамму и поддержав их пунцовым закатом.
– Все! Снято! – скомандовала тоненькая девушка в джинсах и бейсболке, захлопнув кинохлопушку.
– Вставай, герой! Молодец! С первого дубля справился! Не сомневалась в тебе. – Она подбежала к лежащему на дороге Кириллу, протянула ему руку, помогая встать.
– Похоже, все-таки спину потянул, когда слетал с байка. – Он оперся рукой о дорогу, подобрал ноги, смахивая с головы кровяную накладку. – Хотя все в порядке, жив! Ну, иди же ко мне! – Он притянул к себе девушку.
– Кирюш, ты меня прости за вчерашнее, я весь день себе места не нахожу. – Она прижалась к нему, смотрела в глаза, поправляя сбившиеся волосы, оттирая с лица застывшую бутафорскую кровь. – Я согласна! Ты слышишь, я согласна!
Он подхватил ее на руки и закружил по еще пустому Садовому, крича во весь голос: «Вы слышали? Она согласна!!! Согласна!»
Ира очнулась и не сразу поняла, где находится. Вокруг ярко светили софиты, перемещались люди с проводами и камерами, стояли машины скорой и полиции с включенными световыми сигналами.
Она лежала на какой-то кушетке, стоящей прямо на тротуаре Садового кольца, рядом с ней сидел мужчина из мерседеса. Он гладил ее по голове, меняя влажные компрессы. В руках держал ее мобильный телефон. Не просто держал, а с кем-то по нему разговаривал.
– Все, очнулась. Никуда не уходите. Мы скоро приедем. Да! С ней все хорошо! Не волнуйтесь! – скомандовал он невидимому собеседнику и, увидев, что Ира открыла глаза, с улыбкой протянул телефон.
– Я же говорил, что он позвонит.
Мужчина управлял машиной уверенно, тихо трогался на светофорах, плавно тормозил, то и дело посматривая на новую знакомую и справляясь о ее самочувствии. Она сидела на пассажирском сиденье закутанная в плед, обняв ладонями теплую чашку с кофе из термоса, пытаясь сообразить, что же с ней случилось.
– Как же он похож на моего сына. Бывают же совпадения… – тихо прошептала Ира, вспоминая стоящего на тротуаре живого и невредимого мотоциклиста-каскадера, только что «разбившегося» у нее на глазах. Он обнимал светловолосую девушку, которая бережно снимала грим с его лица.
Московское небо буквально за три секунды сменило оттенки, на глазах превратившись из тревожного пунцово-красного в спокойное темно-голубое. Так бывает только весной.
27.04.2024
Свертки
Лена в растерянности бродила по большому опустевшему дому. Гости разошлись быстро, хотя разве можно называть гостями тех, кто пришел на поминки… Как называются те, кто пришел вспомнить? Или помянуть?.. А может, они и не для этого приходили, как знать…
Дом, не успевший осознать произошедшего, еще светился изнутри ее светом. Слишком быстро он осиротел, словно испустил дух, а тот не улетел и продолжает витать, наполняя пространство ее заботой и любовью.
Она любила его всегда. Да, с первого взгляда. Хотя нет, вначале он был ее мечтой. Она долго думала о нем, смаковала детали запланированной встречи, завидовала подругам, искала его, ждала и верила – он обязательно случится.
Так и произошло. Пусть это было не по ее плану, а так, как решил он сам, и все равно теперь он у нее был, и она была счастлива. Такой красивый, большой и добрый, а главное, он только ее и его никогда не нужно ни с кем делить.
А что такое делить, Лена знала очень хорошо. Она была старшей дочерью в многодетной семье. После нее родилось три брата и две сестры. Детство закончилось в пять лет, когда мама с папой принесли в дом большой сверток. Из-под белоснежного кружевного треугольника выглядывал кто-то с розовым носом, огромными щеками и черными пуговками глаз. Увидев родителей, Лена кинулась было к папе, думая, что он, как всегда, подкинет ее к потолку и расцелует, а тот вытянул руки и сказал, что все, она теперь большая. И это в пять лет! Лена не плакала, она оцепенела.
Последующие свертки появлялись каждые полтора года. Лена любила братьев и сестер, просто уже никогда не была одна с мамой и папой. Они больше не ходили по выходным в парк втроем, где ей покупали мороженое и она летела вместе с папой в кресле с цепочками над верхушками деревьев, обгоняя пушистые облака… Тогда ее платье развевалось, ветер унес панамку, Леночка хохотала то ли от страха, то ли от восторга, а папа прижимал ее к себе, обещая, что все будет хорошо. Внизу, задрав голову и щурясь от солнца, на них смотрела мама.
Больше так не было никогда. Лена теперь стала старшей сестрой. Навсегда. Мама и папа не принадлежали ей одной. Она хорошо знала, что такое делить.
Лена и Миша. Ей не нравилось звучание их имен в сочетании. Она стала называть его Михель, прочла где-то. Ей показалось, что это необычно и по-особенному, не как у всех. Себя попросила звать Элен.
– Михель и Элен. Так намного лучше, правда? – спрашивала она у друзей. Ее мало кто понимал, хотя потом привыкли. Только мама была против. Однако это не сильно расстраивало Лену. Маме она все прощала, чтобы хоть как-то приблизиться к ней в отчаянном желании получить кусочек любви.
С Михелем они везде были вместе. Ей нравилось с ним говорить. Он был единственным, кто выслушивал ее всегда, поддерживал, советовал, терпел слезы и смеялся над шутками. Она любила с ним засыпать и просыпаться, уютно свернуться калачиком, прижаться и улететь в сны-мечты о будущем. А сколько километров они вместе прошагали по городу! Тогда еще не было предвестников той большой беды – они были счастливы и никогда не расставались.
Все случилось внезапно. На их город и страну обрушилась большая беда. Люди бежали, срочно бросали дома, вещи, оставляли все любимое, дорогое и нажитое поколениями. У них не оставалось ничего. Она не хотела уезжать. Плакала, хваталась за него, хотела быть только с ним, и неважно, где и как. Он остался. Ему нельзя было ехать.
Она навсегда запомнила, как прощалась с ним в доме бабушки. Где-то далеко грохотали небо и земля, рушились чьи-то судьбы, исчезали села и деревни, плакала земля. Она быстро поцеловала его и вышла, оглянувшись напоследок, стараясь запомнить взгляд и тепло, оставить в памяти аромат абрикосового сада, который проникал в дом сквозь распахнутые, несмотря ни на что, окна, и солнечные лучи, что струились сквозь комнату, играя пылинками над дощатым коричневым полом…
На огромном столе, за которым они часто собирались всей семьей, стояла миска, накрытая салфеткой. Хлеба в ней не было, да и, наверное, уже никогда не будет. Именно таким она запомнила тот дом навсегда. Они сбегали. Никто не знал, что их ждет. Ей было больно оставлять дом детства, прощаться с ним и с бабушкой, которая не согласилась уезжать.
– Куда же я без них? – Бабушка показала рукой в сторону кладбища, где были похоронены все ее родные, прижала к себе Лену, поцеловала сухими губами в висок, поправила ей волосы. – езжай, деточка, маме твоя помощь нужна, а мы уж тут справимся, да, Михель?