– Вот ты-то мне и поможешь, – заявила Грималка, хватая Кошку за руку. – Мне нужно увидеться с фатой Нарциссой, но слуги твердят, что сначала проводят меня в покои, дабы я освежилась. Поверь, свежее мне уже не стать! Ну так как?
– Она в папоротниковой, – ответила Кошка. – Я провожу.
– Разрешите, пожалуйста, показать вам дорогу, – предложила (дождавшись сперва кивка дворецкого) Королевна, вторая из присутствовавших хайнтов. – Папоротниковая в это время года постоянно перемещается так, что и не угадаешь куда. Сами вы ее никогда не найдете.
В тот конкретный момент папоротниковая забралась как можно дальше от главного входа и притаилась едва ли не среди зданий, образовывавших стену вокруг поместья. Когда они шли через рощу с метасеквойями, Грималка сказала:
– Надолго я не задержусь. Три дня максимум. Просто зашла отдать дань уважения. Столько бумажной волокиты предстоит. Посмертные страховые выплаты. Баньши нанять, каирн сложить, костер подготовить. Хлопот не оберешься. Но железная дорога своих не забывает.
– Посмертные страховые выплаты?
Грималка вгляделась в лицо Кошки:
– Так она тебе не сказала?
Кошка едва не ляпнула: «Не сказала о чем?», но слова Грималки при всем желании нельзя было истолковать превратно. Ее охватила страшная грусть.
– Но она кажется такой здоровой.
– Чары и уловки. Она наверняка в последнее время совсем не играет в теннис. Ты же занималась с ней сексом?
– Что? Нет!
– Жалко. На теперешней стадии ей уже вряд ли выдастся подходящий для этого дела денек.
– Но она постоянно занимается сексом. Оргии дважды в неделю!
– Ты хоть на одной была?
– Конечно нет. Специально в город выезжаю в эти дни.
– Нет никаких оргий, – вмешалась Королевна. – Госпожа так говорит, чтобы спровадить вас на время медицинских процедур. Она известна своим вдумчивым отношением к этому вопросу. – И хайнтка нахально добавила: – Теперь, когда вы все знаете, она будет ожидать от вас похвалы.
– Эти процедуры не особенно-то помогают сохранить достоинство, – пояснила Грималка. – Неудивительно, что она старается тебя сплавить.
– Ясно. – Кошка вспомнила, какой изящно-томной выглядит Нарцисса в последнее время. Совсем не тот энергичный ловкий офицер, которого она встретила тогда возле локомотива. – Что с ней?
– Рак, что ж еще. Не может эльфийка безнаказанно расхаживать внутри локомотива, среди такого количества холодного железа.
– Но это чушь какая-то. Нарцисса сказала, что она квинтронка и невосприимчива к холодному железу.
– Белая ложь. Ей нужна была твоя помощь, и она сделала то, что должна была, дабы ты согласилась. Фата Нарцисса – офицер, это ее долг. Все остальное второстепенно. – Грималка умолкла.
– Ну вот и она. – С этими словами Королевна мигнула и исчезла.
Кошка с Грималкой спустились по латунным ступеням в укрытый стеклянным куполом альпинарий, в котором и располагалась папоротниковая. При их приближении прыснули врассыпную бирюзовые ящерки. Внутри было жарко и влажно, как в сауне. Со стеклянного потолка на листья папоротников падали капли и стекали вниз в маленькие ручейки, питавшие пруды с карпами кои.
Фата Нарцисса отложила книгу:
– Как я рада тебя видеть, Грималка.
– Грималка рассказала мне о твоей болезни. Ах, Нарцисса! Почему ты это от меня скрывала?
Смех Нарциссы походил на звон китайских колокольчиков на легком ветерке.
– Что за мрачные фантазии ты поведала моей наивной сестренке? Будь с ней осторожна, она чему угодно поверит. Послушай меня, Кошка. Да, я нездорова. Обычная хиль, только и всего. Совсем скоро я поправлюсь. Грималка верит в то, что говорит, но с ее мрачным взглядом на жизнь малейшая неприятность представляется настоящей катастрофой.
– Кто бы из нас двоих ни врал, нас ждут дела, – заявила Грималка.
– Верно. Кошка, дорогая, ты нас извинишь?
Кошка поплелась обратно из папоротниковой и едва обратила внимание на материализовавшуюся рядом Королевну.
– Не знаю, чему верить. В смысле, я знаю, во что хочу верить. Но ведь «желание и забота не изменят того, кто ты», верно? – пробормотала она почти что себе под нос.
Эту присказку часто вспоминала Крапивка, когда Кошка была еще маленькой.
– Госпожа старается всем угодить. Такова уж ее натура. Только и всего.
– Я ведь не могу ей доверять?
– В каком смысле, мэм?
– Она же сучка эльфийская. Я слишком хорошо таких знаю. Сначала прямо мед источают, так что зубы ноют, а не успеет и листок упасть – предадут. Я искренне переживаю за фату Нарциссу. Возможно даже, я до определенной степени люблю ее, как, наверное, можно любить сестру. Но Нарцисса в высшей степени эльфийская дама. Я не осмеливаюсь ей доверять.
– Ее светлость изворотлива, это правда. Здесь лучше свернуть налево. Если воспользоваться тем путем, которым вы сюда попали, придете прямиком в прачечную.
– В каком смысле, – изворотлива?
Королевна задумалась.
– Ну, по большей части непостоянна. Быстро выходит из себя с теми, кто ей служит. Я уж и счет потеряла, сколько раз она меня секла. Но по большей части непостоянна. Вот увидите.
С этими словами хайнтка растаяла.
Ночной базар освещали гирлянды ярких огоньков, но внутри в палатках гнездились тени и тайны. Пахло холстиной и сахарной ватой, а еще по́том – от толп бродивших вокруг шумных посетителей. Под ногами мягко сияли каменные плиты. В одном шатре высилась башня из бамбуковых клеток, в которых сидели породистые летучие мыши. В другом с бельевых веревок свисали изодранные клочья грез. Светящаяся золотая рыбка проплыла мимо Кошки, а потом метнулась обратно к дюжине своих товарок, которые ходили кругами вокруг молчаливой горойумо в улыбающейся маске[73]. В следующем шатре зазывала размахивал зажатыми в кулаке спагетти: дотрагивался до них полированной палкой, и они обмякали, еще раз – снова затвердевали. Обмякали, затвердевали, снова и снова, а он тем временем голосил:
– Чудо-палка – твердое делает мягким, мягкое – твердым! Да, именно то, про что вы подумали!
Рядом с ним торчали из бочки ярко окрашенные змеи с блестящими глазами, прямые как прутья, на бочке значилось «ТРОСТИ».
У одних торговцев лица сияли ослепительно, будто лампочки, у других – темнели, словно проделанные во мраке дыры, у каждого – в соответствии со склонностями. И все выкрикивали и зазывали:
– Горяченькое! С пылу с жару! Такие виденья – восемь часов будете слюни пускать – без обмана!
– Зубы, зубы, зубы! Лучшие цены на зубы!
– Новые глаза в обмен на старые! Новые в обмен на старые!
– Грамматика-грамматика! – донеслось из палатки, забитой книгами. – Ясность мысли и сила убеждения! Добавьте в свою сексуальную жизнь огоньку! Схемы предложений! Грамматика-грамматика!
– Утопи кошку! Измени судьбу!
– Печеные каштаны!
Красивый юноша улыбнулся, встретившись с Кошкой взглядом.
– Тебе одиноко? – дружелюбно поинтересовался он. – Могу помочь.
Из одежды на нем были только нелепые зеленые шорты, но смотрелись они отлично.
Рядом с юношей появился хобгоблин в пенсне, с острыми клыками и тремя парами глаз.
– Да! – воскликнул он, будто бы прочтя Кошкины мысли. – Можешь сорвать с него шорты зубами! За это ничего сверх не возьму!
Изольда пялилась на юношу с нескрываемым желанием.
– Я бы хотела… – начала она, но смолкла на середине фразы.
– А за это возьму, девонька! – заявил хобгоблин с мерзкой ухмылкой. – Но Недди того стоит. Сделает то, чего другие не станут. Серебряная луна за час, золотое солнце за ночь. Удвойте сумму, и он приголубит всех троих. Ну-ка, Нед, сбацай для дам сладострастный танец.
Юноша начал танцевать, не слишком умело, но завлекательно. Что-то звякнуло, Кошка опустила глаза и увидела, что одна его нога прикована к металлическому кольцу в мостовой.
– Не волнуйся, – крикнул хобгоблин, – цепь, как видите, нисколько не сковывает движения. А длинная какая – до самого рая хватит!
В его руке появилась моргающая трость. Ею хобгоблин отодвинул полог, за которым обнаружилась комнатушка с кроватью, заляпанным матрасом без постельного белья и единственным стулом. Хозяин подмигнул – верхним правым глазом, потом средним левым, потом нижним правым – и покосился на них.
– Итак, дамы, сколько и на сколько?
Сибил кинула ему одну купюру.
– Мы просто пройдем, – сказала она и нырнула в заднюю комнатку.
– Я потом вернусь, – бросила Изольда через плечо и поспешила за Сибил.
Кошке ничего не оставалось – только последовать за ними. Она протиснулась мимо полуголого юнца, на мгновение запнулась о него и мимолетно ощутила исходящее от тела тепло, влажность кожи. Она изо всех сил постаралась не думать об этих ощущениях, когда Нед одной рукой подхватил ее, помогая сохранить равновесие, и тут же эту руку убрал.
Пройдя сквозь палатку, Кошка снова оказалась снаружи – на задворках ночного базара, в темном, усыпанном мусором закутке. Трое летчиц со смехом выскочили на какую-то улицу, освещенную лишь лунами, звездами да немногочисленными красными фонарями.
– Здесь, – сказала Изольда и остановилась перед неприметной дверцей.
Выцветшие вывески по обе стороны двери гласили:
TEATRO de TRASCENDENCIA[74] TEATRO de DISGUSTO[75]
ЭКСТАЗ! БОЛЬ!
КРАСОТА! УНИЖЕНИЕ!
ИСКУССТВО! ИСТИНА!
Над дверью в кованой клетке сидел кокатрис с выколотыми глазами. Когда они проходили под ним, он захлопал лысыми крыльями и завопил. Капелька слюны упала Кошке на тыльную сторону ладони, и там остался красный ожог.
– И что для вас? – спросила, выглянув из-за двери, худая, точно щепка, и коричневая, словно древесная кора, карга.
– Трансценденция, – ответила Изольда.
– Дешевки, – фыркнула карга и отсчитала им три билета.