Как же она рвала и метала! Но попалась так уж попалась. Когда Саша выдохлась, я и говорю: «Что ты мне дашь, если я тебя отпущу?»
«Ничего! – завопила Саша. – Я зима и бескормица, голод и засуха. Я ночь без конца и без края. Я та, кто ничего не дает, но лишь берет».
«Я вот-вот включу газ», – напомнила я.
Тут до Саши дошло, в какой она угодила переплет. «Твоя жизнь в обмен на свободу».
Неплохо для начала. Но мне этого было мало. Я и говорю…
– Эй, погоди-ка! Я эту историю знаю! – воскликнула Кошка. – Ты Сметливая Гретхен! А Хэнк, наверное, ее брат Ганс.
– Это очень-очень старая сказка, – ответила Ворон. – Какая бы правда ни скрывалась в ее сердцевине, в незапамятные времена, еще до всех переделок и слухов, случилось это задолго до моего рождения.
Но в глаза она Кошке не смотрела.
Наконец они приехали в не особо примечательную деревушку, примостившуюся в не очень глубокой долине в самом сердце Спорных гор. Рядом текла река, вдоль которой стояли ветхие доки и несколько некрашеных складов, на дальней стороне, где пониже, раскинулось болото. На центральной улице – восемь-десять кирпичных домов. Остальные – деревянные лачуги, обшитые досками или сложенные из ошкуренных бревен, а самые старые – и вовсе мазанки.
– Мы на месте, – объявила Ворон.
– Слава Богине. – Младенец все утро скандалил, и Кошка понятия не имела, зубы у него режутся или начались колики. – С превеликим удовольствием сбуду с рук этого невыносимого недомерка.
Ворон повернулась к ней с побелевшим от гнева лицом:
– Не смей так говорить о моем… – Она осеклась. – О ребенке. Это невинное дитя, и я не позволю поливать его грязью. Слышишь?
Кошка никогда еще не видела свою подругу в таком состоянии. Но на попятный не пошла:
– Прекрасно слышу. Ты только что сказала «о моем». Это твой сын?
– Нет. Не сын. Вон кто-то идет, спросим, куда нам.
По мощеной городской площади шла, опираясь на палку, старуха, судя по обнаженной груди, широкополой шляпе и зеленому поясу – местная ведьма. Ворон вылезла из пикапа и с поклоном спросила:
– Преподобная, мне надобен твой совет. Мы ищем женщину по имени Слепая Энна.
– Слепая Энна? Таких у нас нет. Есть одна Энна – Ясноглазая. Волосы и сердце у нее светлые, а походка и голова – легкие, не девушка, а мыльный пузырь. Живет на окраине, где река впадает в болото. Но вряд ли это она вам нужна.
– Все равно проверим, – отозвалась Ворон, дотрагиваясь до лба, сердца и ширинки. – Прими мои благодарствования.
Жилище Ясноглазой Энны оказалось ухоженным домиком в форме желудя: соломенная крыша, посредине – кирпичная печная труба. Дверь была приоткрыта, но, когда они постучали, никто не ответил. Прислушавшись, Кошка различила чей-то плач.
Они вошли.
В темной комнате на полу, скорчившись, лежала Энна. Она прижимала ладони к глазам и безутешно плакала.
– Что за… – начала было Кошка.
– Тихо!
Ворон призвалаlux aeterna, и ее ладонь наполнилась сияющим светом. Когда огонек завис в воздухе прямо над плачущей девушкой, стало видно два мокрых пятна у нее на рубашке – там, где выпирала разбухшая грудь. Ворон опустилась на колени и одной рукой обняла Энну за плечи:
– Ты потеряла ребенка?
Та кивнула сквозь слезы.
– Где он?
– На… на болоте есть остров. Там ее и зачали. Я выкопала яму, завернула ее в шелк и положила туда. Собрала ей цветы в дальний путь: чертополох, чтобы защитить; морочки, чтобы благословить в дорогу; гиацинты, чтобы придать стойкости; мальву, чтобы подстегнуть устремления; крестовник, чтобы она вернулась, и тысячелистник, чтобы исцелилось мое разбитое сердце. Только вот не помогло. Тогда, чтобы Богиня взглянула на мою доченьку благосклонно, я предложила ей свои глаза.
Энна опустила руки, и Кошка с ужасом увидела ее потемневшие от крови глазницы.
– Неси сюда портфель, – приказала Ворон, и Кошка побежала к пикапу.
Младенец крепко спал в гнездышке из одеял, которое они соорудили ему прямо в открытом портфеле поверх волшебных вещиц, так что Кошка принесла и его тоже. Уже в доме она переложила ребенка себе на плечо.
Каждый артефакт был обернут льняной тряпицей, перевязан бечевкой и снабжен аккуратно подписанным ярлыком.
– Там где-то сверху сверток с пометкой «сон», – пояснила Ворон, – найди его.
Свободной рукой Кошка вытащила нужный пакетик и развязала бечеву. Внутри лежал маленький серебряный колокольчик.
– Уши закрой, – скомандовала Ворон, подняла колокольчик и тренькнула под ухом у Энны. Обе они медленно осели на пол – одна направо, другая налево. Ребенок, так и спавший, ничего не заметил.
Ясноглазая Энна упала прямо возле своей лежанки. И Кошка затащила ее туда. Потом ощупью пробралась к окошку, распахнула ставни, и комнату затопило светом, аlux aeterna растворился во вселенском субстрате. Кошка растолкала Ворон.
– Ух! Жаль, я не догадалась затычки для ушей прихватить. – Ворон принялась копаться в портфеле, выудила оттуда мизерикорд[126] и, не вытаскивая из ножен, спрятала под лежанку. – Это поможет отогнать отчаяние. Именно поэтому я и уложила ребенка прямо в портфель – чтобы чуть смягчить травму из-за потери матери.
– А я-то думала.
– Целительницы обработают ее глаза. Понадобится пара курсов антибиотиков, чтоб исключить заражение. Мы позовем ведьм. А сейчас лучшее лекарство – это сон.
– Не поискать ли отца?
– Его здесь нет. Значит, он не стоит того, чтобы его искали. – Ворон потянулась за пачкой сигарет, но в кармане было пусто, тогда она сердито нахмурилась и сказала: – Наша задача – ее подлатать, чтобы она смогла взять карапуза.
– Ты шутишь.
– Она молодая, ни к кому не привязана, и молоко у нее есть. Идеально.
– А еще она слепая, с разбитым сердцем и, вероятно, руки собирается на себя наложить.
– Это да. Что Богиня дала – с тем и работай.
В это мгновение младенец проснулся и завопил. Кошка, которая уже научилась различать, чего он хочет, торопливо принялась разбавлять смесь теплой водой из бутылки. Позади нее ворковала Ворон:
– У-у-у. Мы голодные? Голодные-преголодные? Не волнуйся, малюсик, я тебе раздобыла пару превосходных молочных титек. Потерпи несколько дней, и они твои.
Они вернулись на главную площадь, но там никого не было: ни ведьмы, ни ее товарок. Ворон поймала пролетавшую мимо девчушку-колибри, вручила ей медяк и велела:
– Скажи целительницам, что Ясноглазая Энна потеряла ребенка и выколола себе глаза. Лети! Во всю прыть!
Девчонка взмыла в воздух и, застрекотав крылышками, скрылась из виду.
– Теперь нам нужна комната, – сказала Ворон.
Комнаты сдавали только в низенькой двухэтажной кирпичной гостинице с деревянным фасадом (фасад этот был на порядок выше, чем сама гостиница, но такая уловка и ежика бы не обманула). В темных коридорах лежали пропахшие плесенью ковры, стойку регистрации переделали в бар. Переговорив с барменшей, Ворон раздобыла ключи от номера 2-B. Номер она заказала на месяц, из чего Кошка заключила, что пробудут они тут не меньше недели.
В домике Энны собрались целительницы. Кошка и Ворон видели их на крыльце, когда ехали к Трясинной дороге – показать младенцу болотные растения в цвету.
– Несколько дней все будут при деле, – решила Ворон. – А тебе, мне и малявочке перепадет столь необходимая нам всем передышка.
– Кстати, о малявочке, не пора ли дать ему имя? Может, Молочай? Или Бельведер Электролюкс? Народный Удобритель Четыреста тридцать семь?
– Кончай валять дурака.
– Мы что – в гребаные загадки играем? Я должна сложить воедино все подсказки и сообразить, что происходит? Ты зациклилась на этом мальчишке, но твердо решила отдать его съехавшей с катушек женщине; мы так отклонились от курса, что я и представить не могу, как отсюда добираться в Ис; ты утверждаешь, что ребенок не твой, при этом носишься с ним, как со своим, но даже прозвище отказываешься ему дать. Что у нас получается?
– Я же говорила. У тебя есть вопросы, но это совсем не означает, что ты получишь ответы. Смотри курс теологии для первогодок.
Так прошла еще одна, почти идиллическая, не считая постоянных препирательств, неделя. Кошка и Ворон отправлялись на долгие прогулки по деревне и окрестностям. Иногда брали в аренду лодку и рыбачили. Деревенские принимали их за влюбленную парочку, а младенца – за алхимический плод и пытались обсчитать при любой возможности. Однажды Кошка и Ворон увидели, как из домика Энны выходит одинокая карга. Карга капнула немного вина на землю, чтобы накормить духов земли, бросила на ветер пригоршню муки – для духов воздуха и мазнула кровью по притолоке – для духов, которых никто не осмеливался называть.
– Закончили, – кивнула Ворон. – Дадим ей несколько часов, чтобы оправиться, а потом…
– Нет, – возразила Кошка, которая несла ребенка на груди в рюкзачке «Снугли» (они втридорога купили его в местном магазине). Отстегнув лямки, она вручила рюкзак и ребенка Ворон. – Хочешь, чтоб я помогала, объясни, что происходит.
– Ты не понимаешь. У меня тутобязательство. Выбора никакого.
– Тогда выкладывай все.
Ворон вцепилась ногтями в щеку – так она обычно делала, когда особенно нестерпимо хотелось курить.
– Ладно, ладно, ладно. – Трикстер глубоко вздохнула, отвернулась, снова посмотрела на Кошку. И наконец застенчиво, будто признаваясь в чем-то постыдном, сказала: – Только не смейся, это очень серьезно. Он мой отец.
Кошка быстро подсчитала в уме:
– По времени сходится. Рассказывай дальше.
– В этой деревне он вырос. Старик рассказывал, что детство у него было совершенно безоблачное, пока не пришла Война и все не полетело в тартарары. Это место его сформировало. И что важно, воспитывала его Слепая Энна. Тут только одна Энна, и она только что выколола себе глаза. Совпадение? Ну да. Ты себе представляешь, что будет, если наперекор всему, что мы знаем, этого ребенка воспитает не Слепая Энна?