– Хм…
– Так что – да, я пошла на это ради любви. Но меня использовали, так же как и тебя. Застегни.
Кошка застегнула ей платье.
Дахут подхватила сумочку и сунула туда Хольмдельский Рог.
– Пошли, – велела она.
– Куда?
– Принять свою судьбу с достоинством.
Спустя несколько минут они уже шагали по улицам.
– Это мой город, – сказала Дахут. – Я знаю его так же хорошо, как знаю собственное тело. Даже лучше, ведь я обладаю памятью всех его королев, вплоть до самой первой, и памятью по женской линии, которая восходит еще дальше – к тем временам, когда все мы ютились в норах и не ведали ни речи, ни огня. Я чувствую, как его жители движутся взад-вперед по моим улицам, поднимаются вверх-вниз по лестницам, входят в здания и выходят из них. Я чувствовала, как ты исследуешь мои высоты и глубины, открытые пространства и потайные уголки, и не могла не смеяться над твоей глупостью: ты думала понять Ис, не понимая меня.
Они прошли мимо аутлета «Coach». Потом мимо павильона «Lamborghini», в витрине которого был выставлен белый, как акула, «авендатор».
– Женщина может любить сразу нескольких мужчин, – продолжала Дахут. – Ты полагаешь иначе, потому что никогда не попадала в подобный переплет, а еще потому, что считаешь своего брата несравненным. Но ты не встречала принца Бентоса. Скажем так, это большая честь для Финголфинрода, что после такого возлюбленного я вообще смогла взглянуть на него, не говоря уж о том, чтобы с ним спать.
– Честно говоря, я стараюсь как можно меньше вдаваться в подробности сексуальных похождений Родди.
– Значит, ты и о нем ничегошеньки не знаешь. И все же, облачившись в доспех своего невежества, надеешься выведать самые потаенные секреты моего города. Поторопись! Времени почти не осталось. Окружающее ничего тебе не напоминает?
Кошка оглядела улицу: «Vera Wang», «Lanvin», «Dolce & Gabbana», «Bottega Veneta», «Louis Vuitton», «Oscar de la Renta». Витрины светились ярче телеэкранов, стены над ними походили на монолитные черные плиты. В переулках толклась туча народу – столько Кошка здесь прежде ни разу еще не видела. На улицы выплескивались все новые толпы, пешеходов становилось все больше. Должно быть, в городе опустели все магазины, офисы и жилые дома.
– Я уже бывала здесь, и не раз. Но тогда магазины выглядели иначе. Как здесь многолюдно!
– Ночью сильнее перехлест из Земи. Не обращай внимания на толпу. Смотри прямо перед собой. Вон те изукрашенные кирпичные арки – Врата Аннигиляции.
Двойную арку украшали изображения морских львов и морских леопардов; каменные осьминоги, обвивавшие щупальцами колонны, слепо таращились на торговый квартал; а к промежуточной опоре был прикован тритон, лицо которого выражало величайшую скорбь.
– За ними – площадь Градлона.
– Но я обошла весь город. Как так вышло, что я никогда не видела этих ворот и не бывала на площади?
– Площадь Градлона – сердце Иса. Прежде я не открывала тебе своего сердца. Но настала пора примириться. Скажи, что прощаешь все то, что я сотворила, а я прощу тебе то зло, которое ты навлекла на меня.
Кошка смолчала.
Лицо Дахут сделалось страшно печальным. Она поднесла ладонь к уголку глаза – быть может, хотела смахнуть упавший локон. А потом…
Кто-то показал на небо:
– Смотрите!
Остальные тоже начали тыкать пальцами: там будто летела ракета, или какая-то странная птица, или жуткая машина.
– Он идет!
Другие показывали не в небо, а на Кошку и бормотали:
– Она здесь.
Стоявшие поближе к ней отпрянули.
Голоса накладывались друг на друга, эхом отражаясь от стен.
Будто ветром повеяло – это вокруг Кошки, со всех четырех сторон, зашелестели шепотки. А потом все пришло в движение, и все устремились в одну сторону. Кошку схватили холодные руки, ее толкали вперед, тянули за собой; если пыталась уклониться – щипали; со всей силы пихали в спину. Как в «Слепом кокатрисе», когда призраки подруг-летчиц тащили ее на сцену. Только на этот раз рук были сотни, и она не могла оказать ни малейшего сопротивления.
Толпа с разгону миновала Врата Аннигиляции. И оказалась на площади, Кошку отпустили. Ошеломленная, она запнулась и остановилась.
Кошка стояла посреди огромного пустого круга, хотя площадь за границей этого круга была так забита народом, что многие выплывали из толпы наверх и усаживались на подоконниках, фронтонах, крышах выходящих на площадь домов – будто голуби. Раньше она не видела, чтобы в Исе кто-нибудь отрывался от земли, и поразилась, до чего это похоже на полет. А ведь все это время она сама могла летать! Но ей ни разу не пришло в голову попытаться, потому что вокруг никто так не делал.
В дальнем конце площади возвышалась гигантская статуя, изображающая древнего эльфийского властителя, плотно облепленная мидиями, губками, сабеллидами, рачками, устрицами, водорослями, корабельными червями, гидроидными полипами и мшанками. Старец восседал на гранитном троне. Лицо у него было свирепое, но глаза оставались закрытыми.
– Отец, – пояснила Дахут, которая каким-то образом оказалась прямо рядом с Кошкой. – Когда он впервые уселся туда, он был не больше, чем ты или я.
По толпе пробежал шепоток, и все лица обратились наверх. Кошка увидела далеко в вышине извивающееся серебристое облачко, очень похожее на живое существо. Облачко по спирали заскользило вниз, увеличилось, ускорилось и превратилось в белого змея из ее сна.
Змей летел быстро, словно локомотив, мчащийся на всех парах к станции. Когда он приземлился на площади Градлона, поднятая им волна взметнула вверх мусор, всколыхнула волосы и одежды. Свернувшись кольцами, змей замер прямо перед королем. А потом совершенно безо всякой спешки превратился в мужчину, прекрасного, будто статуя, и совершенно обнаженного. Поднятые волны чуть покачивали его член.
Покраснев, Кошка отвела глаза. А потом решила, что излишняя чувствительность не пристала офицеру и леди, и заставила себя поднять взгляд. Стоявшая рядом Дахут пробормотала:
– Узри же того, кого высвободила твоя песня. За этот миг я почти готова тебя простить.
Из толпы вышел Финголфинрод и приблизился к незнакомцу.
– Принц Бентос, сын Лира, наследник Змея Океануса из рода Понта, Великий Морской Владыка, – сказал он, – приветствую тебя.
– Благодарю. – Величавый принц оглянулся, увидел Дахут и протянул ей руку. – Любовь моя.
Несмотря на всю свою неприязнь к Дахут мерк-Градлон, Кошка затаила дыхание – она ждала, что же после стольких веков разлуки ответит Дахут возлюбленному, тому, ради которого отринула достоинство, репутацию, свой город. Такой страсти не испытывал никто и никогда. Поэтому Кошку охватило величайшее разочарование, когда Дахут подошла к принцу Бентосу и сказала:
– Почему так долго?
– Я томился в заточении и терпел муки, – сообщил принц совершенно будничным тоном. – Сколь малая цена за этот миг.
Они взялись за руки. Финголфинрод шагнул вперед, и все трое обнялись в соответствии с этикетом.
Толпа хором вздохнула. Кошка посмотрела туда, куда повернулись все головы, и увидела, как Градлон медленно открывает глаза. Взгляд у короля был живым и цепким, хотя сам он оставался каменным. Гигантские зрачки напоминали обеденные тарелки.
– Какого хрена? – спросила Хелен.
– Тсс!
Финголфинрод отделился от остальных и объявил:
– Король Градлон решил говорить через меня. – Голос его сделался глубоким и звучным: – Был осквернен естественный порядок вещей, долго мешкало правосудие. Виновные собрались здесь, и Ис, город и держава, в моем лице может наконец судить и быть судимым. За столь малое оставшееся нам время да разрешится неправосудие. Дахут мерк-Градлон и Бентос из рода Понта, явитесь.
Не разнимая рук, Дахут и принц Бентос поклонились королю.
– Вы обвиняетесь в нарушении долга и греховном себялюбии. Вы признаете свою вину?
– Признаем, – хором ответили они.
Принц Бентос выпустил руку Дахут, повернулся к Финголфинроду и точно таким же звучным голосом произнес:
– Финголфинрод, предполагаемый наследник титула Сан-Мерси Дома Сан-Мерси, ты обвиняешься в нарушении долга и греховном себялюбии. Ты признаешь свою вину?
– Боюсь, что признаю, – пожал плечами Финголфинрод.
Теперь Дахут повернулась к Кошке. А та уставилась в огромные глаза Градлона и, упрямо отказываясь выказывать страх, с вызовом завила:
– Невино…
– Молчать! – прогрохотал Градлон устами Дахут. – Если нам понадобится заявление свидетеля, тебя вызовут. Суд приказывает обвиняемой явиться.
– Но я только… – озадаченно промямлила Кошка.
– Дорогуша, ты никогда и не была обвиняемой, – сказала Хелен. – Этот хрен морской имеет в виду меня.
Кошкино тело зазудело, и она вдруг поняла, что ее задвинули в дальний угол ее же собственного разума и она может лишь молча наблюдать, как Хелен делает шаг вперед и становится прямо перед судьей.
– Ты Хелен В., - проговорил король через Дахут.
– Мне прекрасно известно, кто я такая. Давай ближе к делу.
– Ты лежала в палате четыреста два в Пенсильванской больнице, когда над тобой пролетали драконы, охотившиеся на человеческие души. Поведай нам своими словами, что произошло.
Все началось с того, что Хелен умирала. Но у нее имелся план. Не очень-то хороший. Но другого не было. В нужный момент она едва не забыла, что собиралась сделать. И все-таки в последнюю секунду вспомнила.
Внезапно все смешалось, Хелен совершила отчаянный прыжок в неизвестность, и вот она, целая и невредимая, уже уютно угнездилась в голове у юного драконьего пилота, будто червь в сердцевине желудя. Вокруг происходило что-то малопонятное. И она не высовывалась до поры до времени, смотрела в оба и помалкивала себе.
Пилота звали Кейтлин. Летала Кейтлин на отвратительнейшей твари. У них с драконом был своеобразный симбиоз: один не мог летать без другого. Драконы и их пилоты готовились к войне, это была их главная цель, а еще время от времени вылетали на задания – воровали детские души. Хелен случайно подхватили во время такого рейда. Для Кейтлин он был первым.