– Баркентин? – удивилась Кошка.
Это и вправду был лорд Плеяд. Он выглядел почти так же, как когда она вырубила его щеткой для волос в Каркассоне. Кошка, успевшая схватиться за винтовку, опустила оружие.
– Что это с вашим глазом? Мне опять забыли отправить служебную записку? Теперь модно ходить с повязкой? Если я заявлюсь на бал с обоими глазами, надо мной что – все смеяться будут?
Позади Баркентина гроза сошла на нет. Он хихикнул неприятно высоким голосом.
– Пожирателю Лет нравятся глаза. Ням-ням-ням, а ему все мало.
Повязка еще больше усиливала образ коварного красавца, но теперь даже Хелен не находила Баркентина привлекательным: усмешка была слишком кривой, походка – слишком расхлябанной, будто его дергал за ниточки кукловод. В единственном глазу плескалось безумие.
– Мы оба, мисс Сан-Мерси, вполне можем обойтись и без личины Кейт Галлоглас. Уж кому, как не мне, это знать, да и вам тоже.
– Пожиратель Лет – один из Семерых. С чего это мелкому лорду из тегов вроде вас водить дружбу с воплощением Энтропии? – Кошка усмехнулась. Она не оставила замашек Кейт, потому что иначе общаться с Баркентином просто не умела. – А еще, если жизнь дорога, стой, где стоишь.
Лорд Плеяд был уже футах в двадцати. Вполне достаточно.
Баркентин пожал плечами и остановился. Неуклюже перекинул ногу на ногу и уселся прямо в воздухе. По всему выходило, что с их последней встречи он обзавелся новыми впечатляющими талантами.
– Винтовка. Занятно. Я бы в твоей ситуации выбрал другое оружие, ноchacun à son goût[147]. О бусах не спорят! А если серьезно… ты когда-нибудь впадала в кому? Странствовала по просторам нескончаемой боли?
– Нет.
– А я странствовал. Изучил их досконально. Там нет времени. Только лихорадка и страдание. И пчелы. – Баркентин трижды отрывисто хлопнул в ладоши, дотронулся до лба, губ, груди и ширинки.
Баркентин лежал в коме в больнице Оспиталь-Метресс-де-ля-Мизерикорд (рассказывал лорд Плеяд), хоть и не осознавал этого. Угодил он туда по вине Кейтлин из Дома Сан-Мерси, но и этого Баркентин не знал. Знал лишь одно: нельзя останавливаться. На пути ему попадались каменистые холмы, и он взбирался на них. Скалистые равнины, и он сходил в их беспросветные глубины. Не останавливался. Не отдыхал. Сама идея отдыха была ему неведома.
Иногда до него доносились голоса: «Что-то мне не нравятся эти показатели» – или «Слевитируй-ка пациента, а я простынь поменяю» – или «Глаз мы, видимо, потеряем». Это были отдельные реплики, долетавшие из больницы, но и этого он не знал. Знал лишь одно: стоит хоть раз остановиться, и пчелы будут жалить его снова и снова, пока он не побежит на заплетающихся ногах с воплями, а пчелы полетят следом и будут гнать его вперед милю за милей.
Сопровождала ли та птица Баркентина с самого начала его мытарств? Бессмысленный вопрос. У этих мытарств не было ни начала, ни конца. Но все же в какой-то момент он осознал, что над плечом зависла некая птица и что-то говорит ему на ухо.
– Меня послали «Заговорщики», – сказала или, возможно, всегда говорила слепая черная птица, – предложить свободу в обмен на…
– Все, что угодно! – Баркентин опустился на землю (пчелы его более не заботили) и залился слезами благодарности.
Вот так Баркентин, бедный дурачок, и попал в Башню Семнадцати Глаз. Тебе доводилось замечать ее злобные отблески на иконах. Возможно, посреди самой черной в жизни полосы случалось стоять перед ней в полночь под моросящим дождем и содрогаться от страха при одной лишь мысли о том, что там внутри. Но даже если бы тебе хватило храбрости дернуть за ручку, дверь оказалась бы заперта. А вот он, Баркентин, ее открыл. Его ждали. Он вошел.
И увидел Пожирателя Лет.
Как описать неописуемое? Вообрази светофор посреди пустыни. Вообрази конскую голову, реющую в вакууме. Идеальную розу, вырастающую из тыльной стороны ладони. Три яйца ржанки на листе пергамента на крышке секретера Эрлкинга XIV в горящем доме[148]. Шепот, способный вдребезги разнести миры. Дождевую каплю размером с «Мотель 6», который она вот-вот затопит. Удерживая в уме все эти образы, вообрази нечто, что выглядит точно как все они разом, и вот тогда ты сделаешь первый неверный шаг к тому, чтобы представить себе Пожирателя Лет.
Если бы Баркентин и так уже не сошел с ума, от такого зрелища он бы точно спятил.
Возблагодари Богиню, что тебя не было при том разговоре. Они пришли к соглашению. Вернее, Баркентин узнал, что уже слишком поздно менять соглашение, которое успели выторговать для него «Заговорщики». Пожиратель Лет даст тебе все, что захочешь. За определенную цену. Но его цена всегда превосходит ценность полученного тобой. Конечно, так происходит всегда, когда подписываешь соглашение, – такова природа Капитализма. Но уж если оказался в проигрыше, заключив сделку с Пожирателем Лет… Так вот. Достаточно сказать, что глаз – наименьшее из отданного Баркентином.
В числе прочего он потерял память.
Когда Баркентин вернулся из Башни, представители «Заговорщиков» сказали ему, что ты его ненавидела (и было за что). Что ты причина всех его несчастий. Что твое нападение на Стеклянный Дом санкционировано кем-то из властей предержащих, кем-то поистине ужасным, чья сила превышает их собственную, и потому они боятся сами к тебе подступиться. Им требовался посланник. И этим посланником должен был стать Баркентин. Ему объяснили, что́ говорить и как сделать так, чтобы ты выслушала. Он явился в Стеклянный Дом. И вот он стоит перед тобой и собирается сказать.
– Конец, – объявил Баркентин, сверкнув зубами в безумной улыбке, а потом встал и шагнул на пол. – Не правда ли, очаровательная побасенка? Хочешь услышать послание «Заговорщиков»?
Кошка неохотно кивнула.
– Тогда вот тебе вся правда: «Заговорщики» поручили мне озвучить их предложение. Если выколешь себе глаз и уйдешь по-тихому, они скажут, которая из этих женщин твоя мать. Можешь забрать ее с собой, если хочешь. Бесплатным бонусом – одеяло. Но погоди! Это еще не все! За один глаз и вечную клятву повиновения тебя восстановят в Драконьем Корпусе. Летать, понятное дело, не сможешь, но заработаешь почетную отставку, а все обвинения будут сняты, без судимостей… Все еще сомневаешься? Тогда вот тебе! За два глаза и клятву повиновения… ну, твоего брата мы вернуть не сможем. Никто не сможет. Во вселенной действуют определенные законы, которые не под силу нарушить даже Богине. Финголфинрод потерян навечно. Но «Заговорщики» готовы предложить тебе нечто почти столь же ценное! Совершенно бесплатно! Абсолютно нагишом! Выполнит любой твой наимерзейший каприз! В твоем распоряжении… Нед!
Указательным пальцем Баркентин начертил в воздухе круг, и внутри его возникло видение парнишки-невольника, уже без нелепых зеленых трусов; из дыр на его лице катились кровавые слезы.
– Что скажешь?
– Кончил? – поинтересовалась Кошка.
– Во многих смыслах, – развязно бросил Баркентин.
Кошка глянула на его руки:
– Я смотрю, на тебе все еще то кольцо с опалом, которое ты показывал мне на Чумном карнавале. Пока оно касается твоей кожи, врать ты не можешь. Так вот скажи, ты и правда Баркентин или просто марионетка, управляемая кем-то слишком большим – таким большим, что другим способом оно со мной взаимодействовать не может? Насколько все далеко зашло?
– Одна ничтожно малая часть меня – Баркентин. Бóльшую его часть вырвали из этого тела. – И снова высокий неприятный смешок. – Насколько далеко? Им манипулируют, тобой манипулируют, все марионетки от и до.
– Примерно так я и думала. Следующий вопрос предназначается только Баркентину. В смысле, тому, что от него осталось. Барбос? Сам-то ты чего хочешь? Не «Заговорщики». Ты сам, лично.
Закрыв глаза, Баркентин сказал самым усталым голосом, какой только можно было представить:
– Небытия.
– Оно твое.
Кошка подняла винтовку и трижды выстрелила ему в сердце.
Бетонный пол вокруг тела лорда Плеяда окрасился ярко-красной кровью. Баркентин был первым, кого Кошка убила (она надеялась, что и последним). Но сожалеть о своем поступке она отказывалась.
– Кончай пялиться на труп, – велела Хелен. – Среди нас есть и такие, кто более трепетно относится к подобному зрелищу. – Когда Кошка отвернулась, она сказала: – Ладно, пришла пора отрабатывать свое проживание. Тебе кое-что нужно знать.
– Ах да. Ты как раз собиралась мне что-то сказать, когда заявился во всем своем великолепии Баркентин. Что именно?
– Об этом позже. Сначала тебе нужно понять вот что: лорд Плеяд был всего лишь отвлекающим маневром. Не могли же «Заговорщики» всерьез надеяться, что ты примешь их предложение, – с такими-то нелепыми условиями. Баркентина послали вывести тебя из себя, и, ей-богу, справился он блестяще. Признай это. Он должен был так тебя накрутить, чтобы ты не могла нормально думать. Они хотели, чтобы ты носилась взад-вперед между гробами, целовала всех подряд в щечку, а потом отчаялась и ушла.
Кошка задумалась.
– Вполне… вероятно, – выдавила она наконец.
– Второе, что тебе нужно знать: прости, что говорю это, дорогуша, но я должна – ты тут не самая главная и не единственная пострадавшая. Хочешь разбудить свою маму, чтобы вы обнялись, поплакали на груди друг у дружки и сказали, как вы друг друга любите, правильно? Так вот, не будет этого. Взгляни-ка на ситуацию с ее точки зрения: она была больным и, видимо, перепуганным ребенком, лежала в клинике, и тут заявились драконы и украли ее душу. Может, она в тот момент спала. А проснулась среди настоящего кошмара. Ее пересадили в новое тело, потом сдали на фабрику – впахивать вплоть до полового созревания. Затем запихали в стеклянный гроб и доставали оттуда, только когда надо было оплодотворяться, а потом рожать. У нее нет хороших воспоминаний. Любит ли она тебя? Дорогая, она тебя даже не знает. При самом лучшем раскладе – видела один раз мельком, когда тебя из нее вынимали. К тому же психически она по-прежнему ребенок. Ты жаждешь утешения, но она никак не сможет тебя утешить.