Он сунул кристалл в кожаный мешочек и спрятал его в карман куртки. День был довольно теплым. Может, холода, наконец, закончились и наступило лето?
И вовремя, черт побери! Руди сомневался, что Убежище сможет пережить еще одну такую зиму.
Ясный, как колокольчик, до него донесся голосок Лирты Гроув, бранившей кого-то. Девочка стояла у калитки в частоколе вместе с двумя поселковыми парнишками. Через пару лет она станет такой же несносной, как дочь Варкиса Хогширера, Скела, наглая и пронырливая, склонная к воровству. Руди невольно задавался вопросом, по каким таким кармическим законам в любой группе детишек всегда найдется хоть один такой уродец. Он помнил их еще по своей школе...
Наблюдая за малышней из-за изгороди и слушая их голоса, Руди подумал о пастушатах в Убежище и о детишках, державшихся за материнские юбки, когда женщины были заняты стиркой. Смотрел он на них не только потому, что любил детей, но и потому что, подобно Ингольду, надеялся на чудо.
Он ждал.
— Дарки знали, что магия — единственная защита, которую может выставить против них человечество, — сказал ему как-то раз Ингольд, когда они с Руди разыскивали Тира, заигравшегося с другими ребятишками в Убежище. Конечно, Руди знал, что с ними Тир в безопасности, но ведь мальчугану было всего четыре года...
— Они напали на Город Магов, уничтожив почти всех его жителей; они достаточно хорошо знали меня, чтобы начать за мной охоту. — Старик нахмурился, опираясь на посох. — И последние пять лет я все больше начинаю опасаться того, что дарки охотились также на детей, наделенных колдовским даром. На будущее поколение магов.
— О, господи, — пробормотал Руди. Это звучало вполне логично.
Склонность к волшебству обычно проявлялась в детях сызмальства, лет с пяти, а то и меньше, по словам Ингольда, а затем исчезала вплоть до полового созревания. Последние пять лет Ингольд пристально наблюдал за подрастающим поколением.
Никто из них не выказал ни малейших склонностей к магии. Тед, старший из пастушат, стал при Ингольде кем-то вроде добровольного помощника в его химических и физических опытах, но колдовством так и не овладел. Он просто любил всевозможные устройства и в свободное время занимался зеркалами, усиливавшими свет в гидропонных залах. Остальные дети и вовсе не выказывали склонности к магии. Руди гадал, сколько это еще продлится.
С мешками для сбора хвороста малыши направились к лесу. В поселениях требовалось немало дров: хотя ночи здесь были теплее, чем в долине, но каменные дома хуже держали тепло, чем Убежище. Руди проследил за ними взглядом. Лирта Гроув бежала налегке, как и положено хозяйской дочери; светловолосый малыш Реппитеп с трудом поспевал за ней.
Когда дети скрылись за деревьями, Руди взглянул на зеленый склон холма, на серебристый ручей с берегами, густо поросшими зеленью, и на темный лес, начинавшийся чуть дальше.
«Там, где деревья растут густо...» — говорили ребятишки. Именно там некоторые из них видели Лесного Страшилу.
Почти час ушел у молодого мага на то, чтобы добраться до тех деревьев. Пробираясь по берегу ручья, Руди принялся вызывать скрывающие чары. Этому искусству он научился у Ингольда, которого не без причины называл Человеком-Невидимкой. Три года назад первые отряды Белых Всадников появились в долине Бурой Реки, охотясь на оленей и мамонтов, которых холод согнал с высокогорных равнин. На заброшенных землях до сих пор можно было наткнуться на их Священные Круги. Мысль о том, чтобы сделаться гонцом, несущим послание боли загадочным Праотцам племени, вызывало у Руди неподдельный страх.
Олени, пасшиеся неподалеку, поднимали голову и смотрели на него, когда он проходил мимо, но благодаря магической иллюзии принимали колдуна за своего безобидного собрата. Завидев чуть поодаль саблезуба, гревшегося на солнце, Руди тотчас изменил заклятье: «Я — тоже саблезуб, но маленький и безобидный, и, конечно, не представляю никакой угрозы...» Гигантское мощное животное растерянно заморгало и вновь погрузилось в дрему, почти невидимое на золотисто-серых камнях.
Ветер с гор дохнул ледниковым холодом. Руди содрогнулся.
Осторожно, как охотник, он шел вдоль деревьев, читая на земле знакомые отпечатки: следы оленей, кроликов, дикобразов, волков, куниц и росомах. На стволе дерева он увидел отметины когтей пещерного медведя, — выше человеческого роста. При виде отпечатков дуиков, Руди вспомнил о несчастной самочке, гадая, удалось ли ей добраться до своих. Пару раз ему попадались и какие-то странные следы: кролик, прыгавший так, как не стал бы прыгать никакой кролик, будь он в своем уме, и еще отпечатки гигантской росомахи, с которой Руди очень не хотелось бы встретиться вживую.
Но ничего похожего на Лесного Страшилу.
Солнце уже понемногу клонилось к белоснежной вершине горы. Смолкла птичья перекличка, и тишина опустилась на землю, нарушаемая лишь шорохом ветра в ветвях. Злость на Фаргина Гроува отступила вместе с мелкими повседневными заботами Убежища. Руди понемногу расслабился, как и всякий раз, когда выходил в одиночку на прогулку в долину в поисках целебных трав или минералов.
Он был жив, он был магом. Минальда любила его. Разве что-то еще имело значение?
Он вышел из-за деревьев и уселся, привалившись спиной к валуну на склоне холма, где скалы были оголены давним проходом ледника. «Скоро ледники могут вернуться», — подумал Руди без особой тревоги. Далеко внизу, у подножия склона, виднелись строения и изгороди. Там суетились фигурки в темно-бурой и зеленой одежде, занимавшиеся своими повседневными делами. Еще дальше серебрилась река и виднелись частоколы соседних усадеб.
Неплохо... Для людей, чья цивилизация обрушилась в считанные дни, уничтожив большую часть населения, они довольно быстро приходили в себя.
«Впрочем, у них и выбора-то не было, — резонно подумал Руди, прикрывая глаза и наслаждаясь солнечным теплом. — А разве он у кого-нибудь есть? Человек должен взять себя в руки, спрятаться от дождя, позаботиться о пропитании, преодолеть боль... Иначе он погибнет».
Многие из этих людей пришли на север из развалин Пенамбры. В большинстве своем это были горожане, гильдийцы и чиновники, непривычные к плугу и серпу. Наверное, даже сейчас, спустя пять лет, они чувствовали себя неуютно ночью под открытым небом. И все же они выжили.
Руди вздохнул, еще гуще свивая сеть иллюзий, и опять вытащил магический кристалл. Разум его погрузился в транс, — так проще всего было заниматься колдовством.
Однако в недрах кристалла он не чувствовал ничего, кроме усилившегося давления чужеродной ярости.
«Ингольд, проклятье, куда ты подевался? Возьми же, наконец, трубку!»
Может, с ними что-то случилось? Вот это была и впрямь ужасная мысль. Конечно, Ингольда голыми руками не возьмешь, да и Джил вполне могла за себя постоять, но в долине все чаще появлялись Белые Всадники, разбойники и грабители. Полтора года назад торговец, привезший Ингольду серу, рассказал, что какой-то алкетчский князек, вынужденный бежать от чумы на север, двинулся вверх по Бурой Реке с небольшой армией в надежде захватить пустующие области королевства. Ингольд около месяца наблюдал за ними в свой магический кристалл, а затем как-то утром обнаружил целый лагерь трупов.
Руди вспомнил об этом, вертя в пальцах кристалл, чтобы тот ярче блестел на солнце. Конечно, Лесные Страшилы не могут, подобно магам, сливаться с окружающей местностью, и все же...
Подняв глаза, прямо перед собой он увидел габугу.
Тот был ростом с человека и тянул к нему свои лапы, похожие на ожившие веревки.
Руди завопил, схватил посох и размахнулся, нанося удар заостренным полумесяцем. Отсеченная кисть упала ему на колени, продолжая шевелить пальцами, и Руди, отскочив назад, принялся отмахиваться от твари, которая, ничуть не смутившись, продолжала наступать на него. При этом из раны не вытекло ни капли крови.
Монстр оказался на удивление проворным. Руди с трудом успевал отмахиваться от него, как вдруг что-то странное привлекло его внимание. Взглянув вниз, он обнаружил, что отсеченная рука цепляется за штанину и медленно ползет вверх по ноге. Выхватив кинжал из-за пазухи, он резанул по замше, отсекая большой лоскут вместе с ползучей рукой. Он отшвырнул ее как можно дальше, а затем вновь нанес выпад, пытаясь достать габугу. Но хотя он срезал на башке твари какие-то жирные отростки, та продолжала наступать как ни в чем ни бывало, — и тогда Руди нанес третий удар, отделяя костистую голову от шеи.
Какое-то движение на земле привлекло его внимание. Отсеченная рука медленно, но решительно карабкалась к нему по камням.
«Ноги, только не подведите!»
Руди бросился бежать.
Он понесся вверх по склону к деревьям, гадая, замедлит ли его преследователь свое продвижение в лесу.
Он пригибался и перепрыгивал через упавшие стволы, поросшие рыжим мхом, вброд перебирался через ручьи. По счастью среди деревьев почти не было молодой поросли, которая задержала бы мага; лишь пожелтевшая сухая хвоя поскрипывала под ногами. Он бежал вдоль склона в надежде, сделав круг, выйти к поселку с другой стороны, но внезапно впереди, среди деревьев заметил какую-то белесую фигуру.
Прижавшись к стволу, Руди осторожно выглянул из-за дерева. Это оказался второй габугу. Чуть меньше первого, но все равно довольно крупный. Руди насчитал у него по меньшей мере четыре руки, хотя, кажется, на теле виднелись и другие отростки.
Не обращая внимания ни на какие отвлекающие чары, тварь уверенно надвигалась на него. Руди охватил неподдельный ужас. Он вновь бросился вверх по склону.
Наверх бежать было тяжело. Солнце уже почти зашло, и среди деревьев царил полумрак. Руди поскальзывался на камнях и на сухой хвое, упрямо карабкаясь все выше. Птицы вокруг окончательно смолкли.
Ветер усилился. Он завывал среди камней, трепал длинные темные волосы молодого мага, пробирался под шерстяную рубаху и в зияющую дыру на штанах, словно кровожадный хищник, готовый ободрать все мясо с костей. Растительность вокруг постепенно делалась все более жидкой, зато тут и там поросшие мхом скалы пронизывали тонкие ниточки ручейков. Вскоре за валунами Руди увидел сиреневатую стену ледника.