– А если бы сейчас было мирное время?
– Тогда бы мы с вами вообще не встретились. Мои родные нашли мне богатую невесту, и я бы вел праздную барскую жизнь в имении где-нибудь под Воронежем.
Слово «Воронеж» ничего ей не говорило, но женским чутьем Маргарета поняла, что такая перспектива его совершенно не радует.
– Твои родители бедные? – продолжила она допрос.
Маслов на секунду задумался.
– Я бы так не сказал. Но отец хочет, чтобы я сделал выгодную партию, тем более сейчас, когда много мужчин погибло на фронте.
– Ну да, конечно, невест после войны будет море – только выбирай, – хмыкнула она. – И ты выполнишь требования отца?
– У меня нет своих денег, – тихо заметил ее спутник, глядя на Ситэ, – вернее, их не хватит на двоих. А желать смерти родителям я не могу и не хочу. Прости, мне бы не хотелось тебя обманывать…
У Маргареты сжалось сердце. Какой же надо было быть тупой и бессердечной стервой, чтобы вот так, как она, унижать любимого мужчину, заставляя признаваться в своей бедности!
– Это ты меня прости, – схватила она его за руку в порыве раскаяния, – я совсем не хотела тебя так мучить! Давай вернемся в отель, пожалуйста!
На ее ресницах задрожали слезы. Прогулка явно не задалась.
Расстроенный Маслов остановил проезжавший мимо экипаж, помог даме в него забраться, затем запрыгнул сам и назвал адрес. Всю дорогу они молчали. Маслову было стыдно смотреть своей спутнице в глаза, а она кляла себя последними словами за бессердечие. Ей, сорокалетней женщине, стоило десять раз подумать, прежде чем задавать глупые вопросы двадцатилетнему мальчику, который и так чувствует себя не в своей тарелке из-за разницы в возрасте. Какая непростительная ошибка! Занимаясь самобичеванием, она даже не заметила, как оказалась у двери своего номера. Впервые с того момента, как они покинули набережную, Маргарета посмотрела в глаза своего юного спутника.
– Пойдем ко мне, – прошептала она жарко. – Не оставляй меня одну. Я так виновата перед тобой. Если ты меня сейчас бросишь, я этого не перенесу.
На мгновение Вадим заколебался, и ее охватила паника, но потом природа взяла свое, и Маргарета почувствовала, что победила. Срывая друг с друга одежду, они рухнули на постель и бурно отдались давно сдерживаемой страсти, бормоча слова любви на разных языках. Когда первый порыв прошел, Маргарета прижалась щекой к его мокрой от пота груди.
– Мне было хорошо, как никогда в жизни, – прошептала она, мечтая услышать ответное признание.
Он грустно улыбнулся и, ничего не ответив, погладил ее по разметавшимся волосам.
– Что ты молчишь? Тебе со мной плохо? – она подняла голову и попыталась заглянуть в его зеленые славянские глаза, но молодой человек отвернулся. – Вадим, милый, что случилось? Да не молчи же ты!
– Я чувствую себя последним негодяем, – глухо проговорил он и, аккуратно вытащив из-под ее головы руку, сел, повернувшись к женщине спиной.
– Это еще почему? – непритворно удивилась Маргарета, отказываясь понимать загадочную русскую душу.
– Я поддался страсти, хотя не должен был этого делать. Прости!
Пружинисто вскочив, он начал одеваться, стараясь не встречаться глазами с распростертой на постели любовницей.
– Ну, знаешь ли, – в ее душе начал закипать гнев, – это уже переходит все границы! Я тебе что, проститутка, чтобы вот так меня бросить и уйти?
– Прости.
– Что значит «прости»?
Маслов пригладил волосы и, накинув на плечи пиджак, сел рядом с ней на край постели.
– Грета, я знаю, что нравлюсь тебе и… ты мне тоже. Очень нравишься… Но я не могу позволить, чтобы ты питала какие-то надежды, потому что у нас нет будущего. Ты удивительная женщина, одна на миллион, и мне бы не хотелось причинять тебе боль. Я постараюсь больше с тобой не встречаться. Думаю, что так будет честнее.
В его голосе слышалась печаль, а глаза смотрели куда-то вдаль, словно видели ожидавшие их судьбы. Даже не попытавшись ее поцеловать, он тяжело поднялся и, сгорбившись, пошел к двери, постарев сразу лет на двадцать.
В душе Маргареты клокотала ярость, направленная то ли против него, то ли против нее самой. Ярость, которая срочно требовал выхода. Вот сейчас он уйдет, и с ним исчезнет ее надежда на что-то прекрасное и чистое, как дуновение ангельского крыла. Перед внутренним взором сорокалетней женщины встала вся ее беспутная жизнь.
– Ну и проваливай отсюда на все четыре стороны, щенок несчастный! – заорала она, нашаривая руками что-нибудь, чем можно было запустить ему вслед. Подвернулась пудреница. По-мужски размахнувшись, она метнула ее в его спину, но промахнулась. Ударившись о стену, фарфоровая баночка разбилась вдребезги, и в воздухе повисло облачко розовой пудры.
Не обернувшись, Вадим вышел в коридор и плотно притворил за собой дверь, стараясь не обращать внимания на раздавшиеся за спиной глухие рыдания.
На следующий день успокоившаяся Маргарета отправилась к Гиме в надежде, что хоть он, знаток Востока, объяснит ей, что она сделала не так. Хлюпая носом, она рассказывала ему о всех перипетиях своих отношений с юным русским офицером, а старик ломал голову, не понимая, чем он может помочь своей Галатее, умудрявшейся вечно делать все не так.
– Оставь парня в покое, – посоветовал он жестко, разглядывая подурневшее лицо своей приятельницы с черными кругами под глазами. – Ты старше его в два раза, и мальчишке трудно так, с налету, стать с тобой на одну доску. Сколько ни смотри на меня злобными глазами, а факт остается фактом – ты ему в мамы годишься. Вот его и мотает из крайности в крайность. Если ты и дальше будешь душить его своей любовью, то он скоро сбежит хотя бы из инстинкта самосохранения.
– Но он и так уже сбежал от меня! Ты бы видел, что творилось у меня в номере!
– Полагаю, что мне было бы лучше этого не видеть. Не надо так расстраиваться, Грета. Он еще вернется. Дай ему время собраться с мыслями. Отпусти.
– Но я люблю его, Эмиль! А он сегодня уехал на фронт и даже не попрощался со мной! Укатил в Витель, и я не поцеловала его на дорогу!
Гиме протяжно вздохнул, мечтая провалиться куда-нибудь подальше.
– Грета, послушай меня, старика. В любви нужна свобода. Вспомни, сколько раз ты жаловалась мне на ревнивых любовников, которые не давали тебе прохода. Из-за чего ты рассталась с Кипертом? Уже не помнишь, нет? Сейчас ты идешь по их стопам. На, лучше выпей и успокойся, – он протянул гостье бокал с темно-красным, как кровь, вином, но Маргарета, подержав его в руках, поставила хрусталь на стол, так и не пригубив.
– Я не знаю, что делать! Расстаться вот так – выше моих сил. Как ты думаешь, если я поеду в Витель, он меня прогонит?
Гиме чуть не поперхнулся вином.
– Ты сошла с ума! Витель – это прифронтовая полоса. Тебя туда никто не пустит!
– Всего-то? То есть ты считаешь, что Вадим будет рад видеть меня? Спасибо, Эмиль! Я сделаю ему потрясающий сюрприз!
Она отхлебнула из своего бокала и, быстро поцеловав постаревшего друга, помчалась к Аллору.
Тот только успел вернуться из министерства домой и, скинув сапоги, отдыхал на диване, закинув ноги на его спинку. Рядом с ним валялся шприц и пустая ампула с морфием.
При виде возбужденной Маргареты он мгновенно принял вертикальное положение и удивленно выдохнул:
– Королева Марго! Что тебя привело в мое скромное жилище? Еще неделю назад, если мне память не изменяет, ты на этом же самом месте клялась, что твоей ноги здесь больше не будет по причине неземной любви к какому-то русскому мальчику.
Маргарета прошлась по комнате, пытаясь собрать вместе разбежавшиеся от волнения мысли.
– Ах, оставь свои глупости. Мне не до шуток! Лучше посоветуй, как мне попасть в Витель.
– Ты что, решила сбежать к немцам? Так не надо было тащиться в Париж – из Гааги это сделать проще.
При упоминании о немцах сердце Маргареты тоскливо сжалось, но это была мгновенная слабость. Никто не знает о ее встрече с немецким консулом. Просто Жан всегда отличался любовью к дурацким шуточкам! Тогда она решила зайти с другой стороны.
– Послушай, Жано, – начала она вкрадчиво, садясь рядом с ним и снимая перчатки, – я последнее время ужасно плохо себя чувствую. Стали ужасно болеть ноги – профессиональное заболевание танцовщиц. Мой врач порекомендовал Витель. В конце концов, это не только прифронтовая полоса, но и курорт, специализирующийся на лечении суставов. Я там уже один раз была и вернулась совсем другим человеком. Помоги, пожалуйста, по старой дружбе! Ты же не хочешь, чтобы твоя королева Марго превратилась в хромую калеку?
– Вот дьявол, – посерьезнел Аллор. – Это совсем не здорово, моя радость… Слушай, у меня есть один приятель в Бюро по делам иностранцев. Может, он сможет тебе чем-нибудь помочь. Я ему позвоню завтра из министерства и предупрежу, что вскоре к нему придет умопомрачительная женщина. И если он не сотворит чудо, то я подтасую бумаги и отправлю его на фронт сапером. Ты довольна?
– Жано, я тебя люблю! – обхватив его шею руками, она прижалась губами к его губам. Бывший любовник ответил ей, но не так страстно, как обычно.
– Прости, Марго! – посчитал он необходимым прояснить ситуацию. – Что-то у меня сегодня с головой нехорошо. Ее лучше не трогать. А от твоих поцелуев она и в нормальном состоянии кругом идет.
Голос Аллора звучал ровно, но его потемневшие глаза заволокло болью. Маргарета почувствовала угрызения совести. После встречи с Масловым она все время делает все не так! Влюбленные – ужасные эгоисты. Словно носороги, мчатся они к своей цели, не замечая ничего, что творится вокруг.
– Это ты меня прости. Что-то последнее время я стала слишком чувствительной. Могу я тебе чем-нибудь помочь? Хочешь, приведу врача? У Гиме есть один, который может вылечить все, что угодно.
– А другой головы у него в запасе нет? – через силу пошутил Аллор. – Если нет, то он мне даром не нужен. Вот если встретишь кого-нибудь, у кого лишние головы в запасе лежат, обязательно сообщи! А теперь иди отсюда. Мне только твоих слез не хватало!