или этот просмотр для нас, но вы заболели, а потом эта суета с нашим отъездом из Брюсселя… Короче говоря, мне до сих пор так и не представилось возможности выразить вам свою благодарность. Единственное, о чем мы сожалели, это о том, что вы не смогли присоединиться к нам. Люси особенно расстроилась. – Она склонилась над своим вышиванием и подцепила иголкой тонкую белую нитку. – Майор, ваше присутствие самым благотворным образом подействовало на нее. Мы с Люси очень любим друг друга, но я слишком глупа и невежественна, чтобы разделить ее заботы и тревоги. А вы способны на это. Кроме того, Джордж и она… Собственно, он совсем не глуп, но он… У него чересчур практичный склад ума. Он никак не может взять в толк, почему ее не волнует фасон платьев или почему она не гонится за красивым слогом. Или почему ему приходится трижды окликать ее, когда она рисует, но она все равно не слышит. Он твердо убежден, что она всего лишь дурно воспитана, хотя на самом деле она совсем не такая.
– Нет, конечно.
Она коротко рассмеялась.
– Представьте себе, им есть о чем поговорить, едва только речь заходит о бумаге! Они готовы часами обсуждать плотность и – как это называется? – прозрачность.
– Мне вас искренне жаль, миссис Барклай! – воскликнул я. – Должно быть, вам ужасно скучно в такие вечера!
– Теперь, по крайней мере, у меня есть законный повод отправиться пораньше в постель! – заявила она и смущенно отвела глаза. На щеках у нее выступил предательский румянец.
– Миссис Барклай, мы с вами давние друзья, – сказал я. – Ни за что на свете я бы не хотел смутить вас или поставить в неловкое положение, но позвольте выразить свое восхищение тем известием, которое я получил! Я искренне рад за вас обоих! Это вершина счастья, какого я только и могу вам пожелать.
Щеки у нее горели по-прежнему, но она сказала уже более сдержанно:
– Благодарю вас, майор. Я… Люси говорила мне, что рассказала вам обо всем, но я не была уверена, особенно из-за того…
– Из-за того, как мы с вами познакомились?
– Да, вы очень удачно выразились, – подтвердила она, вытягивая другую нитку. – Вы очень добрый и заботливый мужчина, майор, и я благодарна вам за… за ваши добрые пожелания. Надеюсь, что Люси…
– Хетти! – донесся до нас голос Барклая из парка. Миссис Барклай не спеша повернула голову.
– Джордж, дорогой! В Брюсселе, должно быть, ужасно жарко? А я как раз рассказывала майору, что Люси очень довольна тем, что он присоединился к нам.
– Еще бы, – заявил Барклай, пожимая мою руку. – Не вставайте, Фэрхерст, оставьте эти церемонии. Как ваше здоровье? Прошу прощения, что меня не было, когда вы приехали, но я рад вас видеть, да и выглядите вы не таким больным. У нас все в порядке, Хетти?
– Конечно. Люси отправилась рисовать после обеда, так что я отложила ужин до шести часов.
– До шести? А как же быть мужчине, который устал после целого дня, проведенного в шумном и душном городе? Хетти, таким способом ты не заставишь меня стать светским человеком.
– У меня и нет такого желания, Джордж. Я всего лишь хотела быть уверенной, что сегодня, в первый вечер, когда майор с нами, мы сядем за стол все вместе.
Я заметил, что Барклай взял себя в руки. Наконец он протянул:
– О да, это справедливо. Пожалуй, я пойду переоденусь. Она поднялась из-за стола.
– Прошу простить меня, майор. Я должна идти, чтобы проверить, все ли готово для ужина. Слуги достаточно расторопны, но это фламандцы, и я не очень уверена в том, что они правильно поняли мои распоряжения. Пожалуйста, не трудитесь вставать. Вам необходим отдых.
Это было чертовски точно подмечено. Даже наблюдение за тем, как пакуют мои вещи, а потом недолгая и недалекая поездка в экипаже до Экса изрядно утомили меня. Поэтому я с удовольствием остался сидеть на месте, глядя, как миссис Барклай оперлась на руку своего супруга, которому пришлось сопровождать ее на прогулке по парку.
Вероятно, я даже вздремнул немного после их ухода в пятнистой тени деревьев и в свежих зеленых ароматах фруктового сада. В полудреме меня охватило настолько сильное ощущение присутствия моей любви, что мне показалось, будто мгновение назад она выплыла из-за деревьев.
– Каталина! – окликнул я ее, но мне никто не ответил. Ответа не было, как не было его и раньше, хотя не раз с тех пор, как мы расстались в Бера, мне снились сумбурные, долгие сны, в которых мы бесконечно ссорились, чего никогда не было и не могло быть на самом деле. Подобные сны всегда заставляли меня еще острее ощущать тоску и одиночество. А когда наконец эти сны сменялись осознанием потери, умолкал и голос Каталины, уступая место равнодушному молчанию.
Я вытирал глаза, когда в ограде фруктового сада лязгнула металлическая калитка. Я увидел, что ко мне между деревьями направляется мисс Дурвард. Соломенная шляпка висела у нее за спиной, удерживаемая только ленточками-завязками, а юбки густо припорошила пыль.
– Мисс Дурвард! Надеюсь, вы нашли то, что хотели?
– О да! – отозвалась она, с размаху опускаясь в легкое кресло, которое освободила ее сестра. – Хотя, должна признаться, я вовсе не искала чего-то особенного. Скорее, мне было необходимо упражнение для мышц и глаз без необходимости поддерживать при этом беседу.
– Получается, вы не рисовали?
– А, вы имеете в виду тот предлог, которым я «угостила» Хетти за обедом? – Она вытащила из-за спины шляпку, которая изрядно помялась о спинку кресла. – Ну вот, она безнадежно испорчена. Я знаю, вы не будете чувствовать себя оскорбленным, если я скажу, что даже не брала карандаш в руки. Вы не знаете, Джордж вернулся?
– Да, примерно… Словом, уже некоторое время. – Она кивнула, но не сделала даже попытки подняться. – Мы ужинаем в шесть часов.
– И очевидно, это совсем не радует моего дражайшего зятя! – Она вздохнула и провела рукавом по лбу, оставив на нем следы пыли. – Полагаю, Хетти сказала бы, что я должна пойти переодеться.
– У нас еще есть время, – откликнулся я, взглянув на свои часы.
– Хорошо. – Она снова вздохнула и в упор принялась рассматривать маленькие зеленые яблоки на соседнем дереве. – Майор, я должна попросить вас кое о чем, и, надеюсь, вы… вы не подумаете… что… то есть… – Голос у нее сорвался.
Спустя мгновение я осторожно произнес:
– Наверное, будет лучше, если вы просто объясните мне, в чем дело.
– Да, конечно. Майор, я боюсь, что… В общем, с того времени, как Хетти нездоровится, Джордж стал искать утешения… в другом месте.
Я не стал делать вид, что не понимаю ее.
– Что заставляет вас думать так? Она медленно протянула:
– Честно говоря, я не уверена. Но с тех пор как мы переехали сюда, он стал бывать в городе намного чаще, чем можно было бы ожидать. А когда возвращается… его одежда пребывает в некотором беспорядке, я бы сказала. Это из разряда тех вещей, которые я не могла не заметить. Обычно он тщательно следит за своим видом.
– Полагаю, вы правы. – Я раздумывал над ее словами, одновременно прикидывая, что мне удастся обнаружить и о чем я смогу сообщить ей. – Я знаком с ним недостаточно хорошо, чтобы делать далеко идущие выводы. Так чего же вы хотите от меня? Он – хозяин этого дома, но… если я могу быть чем-то вам полезен…
– Ни за что на свете я не стала бы просить вас обмануть его доверие, если вы его заслужили…
– Я не являюсь его конфидентом, если вы это имеете в виду.
– …но я очень люблю Хетти и подумала… я не знаю, право. Я многое бы отдала за то, чтобы увериться, что ошибаюсь. Я бы не хотела показаться навязчивой, тем более вмешиваться не в свое дело… но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как кто-то заставляет Хетти страдать. А ведь она может… Я не слишком разбираюсь в подобных вещах… Она может даже заболеть…
– Понимаю вас, – сказал я, в упор глядя на нее. – Я сделаю все, что смогу. И надеюсь, что смогу рассеять ваши сомнения.
– Благодарю вас, – отозвалась мисс Дурвард. Некоторое время она хранила молчание, водя пальцем по металлическим узорам стола, за которым мы сидели. – Знаете, я думаю, что ни за что на свете не выйду замуж! И мне почему-то нисколечко не жаль себя, хотя мать и Хетти сочувствуют мне. – Должно быть, на лице у меня отразилось недоумение. – Как бы Джордж ни пренебрегал ею, Хетти не может чувствовать себя свободной. Она обязана вести хозяйство и… подчиняться ему во всем, выполнять все его требования. А если таково будет его желание, то девять месяцев в году она будет пребывать в интересном положении, по окончании которого подвергнется смертельной опасности. Вспомните его первую супругу!
– Мне известно, что ваша сестра и Барклай заключили соглашение… В общем, короче говоря, она возжелала утвердиться. Так что речь о страстной привязанности не шла, – заключил я. – Но, мне кажется, вы к нему не совсем справедливы. Он заботится о вашей сестре и с любовью отзывается о Томе.
– О да, – ответила она, – и если мои подозрения окажутся необоснованными, в чем я от всей души уповаю на Господа нашего, то мне не в чем будет его упрекнуть. Подумать только, и это… Хетти ожидает такая жизнь, которую я ясно себе представляю… И это называется счастливым браком! Можно ли удивляться тому, что я отнюдь не горю желанием вступить в него сама?
– Вероятно, нет, – задумчиво протянул я, поскольку мне до сих пор не приходило в голову взглянуть на проблему с этой стороны. – Но ведь для женщины возможность иметь детей…
– Очевидно, вы правы, – сказала она, и внезапно лицо ее озарилось улыбкой. – Но быть теткой почти так же хорошо. И намного легче к тому же.
Я рассмеялся и снова взглянул на часы.
– По-моему, нам пора в дом. – Я нащупал рукой тросточку, с помощью которой поднялся на ноги. – Кстати, вы получали известия о Томе в последнее время?
– Да, естественно. Мать пишет, что он только и делает, что играет в гвардейцев, обороняющих замок Огмонт. – Мы пригнулись, проходя под низко нависшими ветвями яблони, и вышли на посыпанную гравием парковую дорожку. – Одна из служанок подала на него жалобу после того, как он, захлопывая заднюю дверь, прищемил ей палец. Понимаете, он тогда изображал капитана МакДоннелла, атакующего французскую пехоту.