Лицо горело огнем, и ей казалось, что ее голова стала раза в два больше и тяжелее – настолько, что ее едва можно было повернуть. Потом она почувствовала, что кто-то держит ее за руки, и увидела незнакомца, который что-то прижимал ей к губам.
Она вдохнула чистого воздуха, и он наполнил ее легкие свежестью. Потом ее подняли, она взмыла вверх, точно на ковре-самолете, и увидела над головой краешек синего неба, а еще – машину «Скорой помощи», к которой ее несли…
Потом на белом потолке замигали неоновые огни, возникли чьи-то лица и зазвучали голоса, напоминавшие рокот машин, проносящихся по автостраде…
Ее окружали женщины в белых халатах и мужчина в зеленой маске, прикрывавшей весь рот; мужчина сделал ей какой-то знак пальцами, и в руках одной из медсестер она увидела шприц, затем почувствовала укол в руку и, не успев испугаться, снова провалилась в бездну – взор ее затуманился.
Хейли
Выбившись из сил, Хейли перестала колотить наручниками по трубе. Она уже битый час пыталась позвать Норму, хотя понимала, что это бесполезно.
Она не имела понятия, который был час, но почувствовала, как от голода свело живот. В горле у нее настолько пересохло, что ей казалось – еще немного, и она вся пойдет трещинами.
Нет, такого на самом деле быть не могло.
Она злилась, оттого что была не в силах выбраться отсюда. Она тысячу раз пыталась освободиться от оков, дергая цепочку, оказавшуюся очень крепкой. Норма, должно быть, хранила ключ от наручников при себе, но если она подойдет совсем близко, ее можно ударить ногами, свалить на пол, отобрать ключ, улучив минуту, и подтащить его ногой поближе к себе.
Потом она точно так же запрет в этом подвале Норму и вызовет полицию. А если в это время невзначай объявится Томми, никакой жалости к нему у нее не будет. Самооборона, только и всего.
Нож. Отвертка. Пила. Только бы посмотреть, как что-то острое вонзится в его тело.
Она расслабила руки – они уже стали затекать, поскольку долго оставались в одном положении, как и плечи.
Скоро она выберется отсюда. Нужно цепляться за эту надежду и так победить страх. Потом все это останется лишь далеким воспоминанием. Она вернется домой к отцу, которому расскажет все-все. Он отменит свои деловые встречи и станет заботиться о ней, как раньше, когда ему казалось, что его святой долг – оберегать ее от всего мира.
Узнав, что Хейли пришлось пережить, он не станет упрекать ее за машину. Ведь машина – ничто по сравнению с жизнью единственной дочери.
Она заявит в полицию, и Норму с Томми в конце концов упекут в тюрьму. Когда же ее мучители окажутся в камере, за решеткой, она придет проведать их и не будет скрывать злорадства.
Уж тогда-то она вволю поглумится над ними.
У Хейли переполнился мочевой пузырь. Она сжала бедра, стараясь не думать об этом. Неужели она того и гляди обмочится? При мысли об этом ей стало тошно. Нет, она будет держаться до конца. Чтобы, по крайней мере, сохранить остатки достоинства.
По ее лодыжкам что-то проскользнуло. Она вскрикнула, расправила ноги и осмотрела матрас под ногами, но ничего не увидела.
Однако она чувствовала, как они копошатся в темных углах подвала.
Пауки.
О том, чтобы поспать, не могло быть и речи: этим тварям только дай волю – они вмиг облепят ее с ног до головы.
Или того хуже: вдруг, проснувшись, она опять увидит его – как он стоит рядом, приготовившись мучить ее снова и снова?
Но, если хорошенько подумать, он не мог знать, что она оказалась взаперти в подвале, да еще в наручниках. Если бы этот скот был в курсе, то какой же легкой добычей для него она могла бы стать: что называется, бери не хочу.
Норма заперла дверь на ключ. Так, по крайней мере, ему до нее не добраться.
Кстати, а чем все это время занималась Норма? Она не спускалась в подвал уже несколько часов. У Хейли не было больше сил сидеть в одной позе и ждать. Держать ее взаперти просто глупо – этим хозяйка дома только усугубляет свое положение.
Хейли с первого же взгляда поняла, что Томми какой-то чудной, – ей не следовало подпускать его слишком близко. Неужели она сделала что-то не так и он вообразил, что она его хочет? Она все еще чувствовала тяжесть его тела. Ей было очень больно – она и представить не могла, что бывает такая боль. Как не могла забыть и ад, который ей пришлось пережить. Если бы только у нее была возможность собрать в кулак все эти воспоминания и ощущения, сжать в комок и швырнуть в бездонный колодец!
Она хоть и сопротивлялась, но слабо, и сама позволила ему совершить с ней такое. Она могла бы высвободиться, схватить что-нибудь тяжелое и уложить его на месте, а потом сбежать в надежде найти помощь.
Все что угодно – только не слабость!
За свою слабость ей теперь приходится слишком дорого расплачиваться.
Над головой Хейли послышались шаги – и вдруг они разом стихли, словно кто-то наверху, догадавшись, что она прислушивается, замер на месте.
В окно повеяло запахом жареного мяса, и у Хейли снова пробудилось чувство голода. Норма, вероятно, что-то готовила и наконец-то принесет ей поесть. Может, мяса, овощей, сыра, сочных фруктов и воды, главное – воды, целую бутылку чистой воды. При одной мысли, что скоро сможет наесться досыта, Хейли немного успокоилась. У нее появилась хоть какая-то надежда, за которую можно было уцепиться. Еще ни разу в жизни она не испытывала такого голода и такой жажды.
Она сидела на кровати в гостевой комнате. Было еще светло, но струившийся в окно свет казался каким-то искусственным – не солнечным. Хейли расслышала, как за окном защебетала птица, и уже собралась встать, но тут поняла, что в дверном проеме стоит Томми, – его голое тело на темном фоне казалось более мускулистым, чем в первый раз. И мышцы у него набухли от желчи.
Он с воплем набросился на нее – и растекся по ее коже, точно жижа.
В следующий же миг она вонзила лезвие огромного ножа прямо ему в горло.
Хейли попробовала выпрямиться, но наручники так больно сдавили запястья, что она тяжело рухнула на матрас. Она осмотрелась вокруг – вдруг Томми еще здесь. Но было темно, хоть глаз выколи. Она несколько раз моргнула. Кромешная тьма – и больше ничего. Наконец она поняла: наступила ночь.
Сколько же времени она проспала?
Она уже ничего не различала дальше матраса – даже ноги ее наполовину скрывались во мраке.
Уже ночь, а Норма так и не спустилась к ней и не принесла ни поесть, ни попить.
В доме не было слышно ни звука. Все спали. И Норма ушла спать, так и не вспомнив про нее.
Неужели ей доставляло удовольствие ее пугать?
Нет, она про нее не забыла, она делала это нарочно. Ей хотелось, чтобы Хейли поплатилась за слова, которые вырвались у нее в порыве гнева.
Стало быть, она бросила ее здесь до утра.
Хейли закричала. Пропитавшийся слюной кляп чуть поддался, но он был слишком тугой, и вытолкнуть его языком ей не удалось. И тут она почувствовала, как у нее между ногами потекла теплая струйка, – ее нельзя было удержать никакими силами. Тело больше не подчинялось ей. Хейли расплакалась, а от запаха собственной мочи ее затошнило.
Однако Норма посадила ее под замок не столько ради своего сына, сколько, что важнее, ради того, чтобы не дать ей выступить на турнире и таким образом полностью втоптать в грязь – чисто из зависти. А о своих детях она рассказывала просто для отвода глаз.
Норме хотелось заставить ее страдать. Пусть сидит в подвале до полного изнеможения. Лишь бы помешать Хейли добиться того, чего ни ей самой, ни ее несносной дочке в жизни не достичь.
О том, чтобы снова заснуть, не могло быть и речи. Стиснув зубы, она дождется рассвета.
Тогда, может, и Грэм вернется.
Он не оставит ее в беде – она точно знала. Ведь он не такой, как они.
И впервые за последние годы Хейли начала молиться. Она молилась, чтобы Господь научил ее, как выбраться отсюда, чтобы кто-нибудь пришел ей на выручку. Чтобы торнадо обрушился на этот злосчастный дом и унес их всех к чертовой матери, а ей наконец принес избавление.
Ей на лицо что-то прыгнуло. Хейли помотала головой, думая, что это паук.
Из глубины подвала послышался сдавленный смех. Словно кто-то прикрыл себе рот рукой, чтобы его не услышали. Смех гадкого ребенка, собирающегося отколоть гнусную шутку.
Это Томми – он прячется в темноте.
Присмотревшись, Хейли заметила в черной глубине подвала еще более мрачную тень – согбенную, будто присевшую на корточки перед прыжком. Хейли не сводила с нее глаз, силясь разглядеть, действительно ли это Томми.
Тень не двигалась.
Догадалась, что Хейли ее видит. И играла с ней.
Должно быть, кто-то проник в подвал, пока она спала. И ждал, когда Хейли ослабит бдительность, чтобы ринуться на нее и в очередной раз овладеть ее телом, подобно кошмару, готовому овладеть слабой душой.
Но к чему столько усилий? Она же скована наручниками и никак не сможет ему помешать.
Тень в дальнем конце подвала между тем изменила форму – словно чуть сдвинулась в сторону. Хейли не могла отвести от нее глаз и старалась уловить малейшее ее движение, как это было однажды в детстве, когда она, еще совсем маленькая, оцепенев от ужаса, битый час следила за огромным круглым пятном на стене у себя в спальне, вообразив, что это тень головы человека, который подглядывает за ней в окно.
Она так и не узнала, что это было. И с тех пор ложилась спать только с задернутыми шторами.
Хейли заставила себя окликнуть его по имени, но ответа не услышала. Тогда она попыталась сосредоточиться на своем дыхании, поскольку знала, что это помогает успокоиться. Тем не менее она боялась, как бы он не набросился на нее, как пауки, когда она будет меньше всего этого ждать.
Впрочем, если ей действительно повезло и это не Томми, тогда это могли быть только пауки, а они меж тем успели окружить ее со всех сторон, точно солдаты деревню, которую они вот-вот предадут огню.