Следующим вечером, после прогулки по окрестностям, они решили посидеть на берегу реки. Натан прихватил с собой бутылку хорошего калифорнийского вина и включил старенький переносной стереомагнитофон – как музыкальный фон.
На многие километры вокруг не было ни души. Они торопливо разделись и предались любви прямо на берегу, а потом долго лежали бок о бок, ожидая, когда высохнет пот. Потом Натан предложил Норме искупаться, однако она отказалась, и думать не смея о том, что могло скрываться под этой черной водой…
Поскольку они проголодались, Норма оделась и отправилась в домик за едой. Там она нашла плетеную корзинку и положила в нее фрукты, сыр и большую буханку хлеба.
Она слышала, как вдалеке распевает Натан, и смеялась, поскольку пел он еще более фальшиво, чем она, и вдобавок на его вокальных способностях явно сказалось выпитое вино.
Торопясь к Натану, она выключила свет, вышла из дома и закрыла дверь.
В небе висела почти полная луна. Подстилка была пуста – Натана ни на ней, ни поблизости не было. Норма осмотрелась, думая, что он где-то спрятался и хочет ее напугать.
Но его одежда лежала все там же, на примятой траве.
Удивившись, она окликнула его – сначала довольно робко.
Поставив корзину на подстилку, Норма повернулась к реке, застыв как вкопанная, и вдруг содрогнулась. Неужели он пошел купаться, не дождавшись ее?
Норма приблизилась к кромке воды и позвала громче, однако ответа не последовало. Но ведь где-то же он должен быть! Она принялась выкрикивать его имя, входя в реку, и замерла, когда холодная вода достигла ее коленей. Больше она не смогла сделать ни шага – при одной лишь мысли, что нужно двигаться дальше, ее пробила дрожь.
Ну почему он решил пойти в воду один? Зачем отправился купаться, когда она скрылась в доме?
Норма быстро набрала номер 911, но объяснить телефонистке, что случилось, ей удалось не сразу. Помощь подоспела через полчаса. Эти полчаса Норма простояла на ступеньках крыльца, прислушиваясь к малейшему шуму и беспрестанно молясь, чтобы Натан наконец появился – живой и невредимый, потому что сейчас для нее это было важнее всего на свете.
Ее спросили, умел ли Натан плавать и говорил ли ей что-нибудь перед тем, как войти в воду. Но она не знала, что ответить, и лишь прикрывала глаза от яркого света вращавшегося фонаря на крыше грузовичка спасателей. Она вообще не хотела с ними разговаривать. Единственное, чего ей хотелось, – чтобы любимый снова обнял ее и увез подальше от всех, от мира, который в одночасье вдруг стал страшным и пустым.
Следователи, прибывшие на место происшествия, стали допытываться у нее, был ли Натан склонен к самоубийству, говорил ли о трудностях, с которыми, возможно, сталкивался в последнее время. Норма смотрела на них и молчала. Она не могла взять в толк, зачем ей задают такие вопросы. Натан был для нее воплощением самой жизни и больше того – надеждой на жизнь, о которой она всегда мечтала.
Версия о самоубийстве Натана казалась ей нелепой: нет, пойти на такое он просто не мог. Он, видимо, заплыл слишком далеко, потом выбрался где-то на берег и, выбившись из сил, ненадолго потерял сознание. Или, может, заблудился, но скоро найдет дорогу, которая непременно приведет его к ней.
Да-да, он обязательно вернется, он не оставит ее одну. Они обещали друг другу столько всего и понастроили вместе столько прекрасных планов!.. При мысли об этом Норма даже с облегчением вздохнула. Она ведь привыкла сгущать краски.
Ей посоветовали позвонить родителям Натана, чтобы они приехали за ней. А она, не подумав, почему-то сказала, что они недоступны. С тем же успехом она могла бы сказать, что они умерли.
Спасатели забрали одежду Натана и принялись обыскивать округу с собаками.
А Норма, вернувшись в домик, залилась слезами. Она и подумать не могла, что способна выплакать все глаза. Прошло несколько часов – и она забылась сном. И сон ее был полон плеска воды и криков тонувших людей.
Проснувшись рано утром, Норма поняла: Натан так и не вернулся.
Еще никогда ей не было так одиноко, как сейчас. Подобное одиночество любого могло убить на месте.
Солнце еще не успело прогреть воздух. Норма услышала звук вертолета, кружившего над рекой Теннесси, и разглядела вдалеке надувную лодку с двумя спасателями в гидрокостюмах и с аквалангами.
Родители Натана приехали ближе к полудню. У Нормы на душе кошки заскребли, когда она их увидела: ей казалось, что трагедия случилась по ее вине. А они обняли ее как родную. И лишь тогда она наконец поняла, что Натана больше нет.
Несколько дней Норма провела с Альмой и Митчеллом в местах, где все напоминало о нем, и все это время она не могла встать с дивана. Порой ей удавалось заснуть, и во сне она неизменно видела его, а потому просыпаться для нее было просто невыносимо.
Каннингхемам постоянно кто-то звонил – в основном родственники и друзья. А Норма с тоской в сердце продолжала ждать любимого, который, пропав, лишил ее надежды и всего, что было ей так дорого.
Не желая быть обузой родителям Натана, она вернулась домой и на целую неделю заперлась в своей комнате. Мать, приносившая ей поесть, допытывалась, что с ней происходит, но она никак не могла решиться рассказать ей про Натана, особенно в таких обстоятельствах; она не могла признаться, как сильно любила его, какой счастливой чувствовала себя с ним рядом и как его вдруг не стало.
Вечерами – вернее, почти каждый вечер – Норма зачитывалась стихотворениями из красной тетрадки, которую прихватила с собой, не спросив разрешения ни у Альмы, ни у Митчелла, уложила в свой рюкзак и теперь берегла.
Возвращаться в университет ей было больно. Все, разумеется, были в курсе произошедшего и смотрели на нее как на единственную уцелевшую после трагедии. Одних она научилась не замечать. А другие просто перестали для нее существовать.
Без него для нее перестало существовать вообще все.
Время от времени родители Натана звонили ей, желая узнать, как она поживает. Щадя друг друга, они говорили о чем угодно, только не о том, кого больше не было рядом. Потому что помнили о нем, даже когда обсуждали что-то другое.
Когда тоска становилась совершенно невыносимой, Норма принималась фантазировать и представляла, как лежавшему на берегу реки Натану явилась наяда и, влюбившись в него с первого взгляда, украла его – забрала с собой в свое подводное царство.
Пообещав, что когда-нибудь отпустит его.
Так продолжалось до тех пор, пока Норме не позвонила Альма, которую она сначала не узнала, поскольку та беспрерывно рыдала.
Тело Натана выловили в двадцати километрах ниже по течению реки. Причиной смерти, разумеется, было утопление. Родителям хватило мужества пойти в морг на опознание тела сына, несмотря на то что оно изрядно разложилось.
На похоронах собралась целая толпа – студенты, неизвестные люди и главным образом родственники Натана, прибывшие с разных концов Соединенных Штатов. Норма познакомилась там с его нью-йоркскими кузинами, о которых он много рассказывал ей и которых знал с детства.
Через три недели Норма поняла, что беременна, только она не знала, что ей теперь делать – то ли радоваться, то ли плакать.
Справившись с волнением, она спустилась в гостиную и тут же призналась во всем отцу, дерзко глядя ему в глаза. А он и бровью не повел. Однако, вернувшись к себе в комнату, Норма услышала, как он разорался при матери, обозвав дочь потаскухой, которую обрюхатил первый встречный.
Ближе к вечеру мать поднялась к ней, вся заплаканная, с покрасневшими от слез глазами, и спросила, что та собирается делать, не преминув добавить, что она совсем потеряла голову. Мать даже заговорила про аборт и предложила ей записаться на прием к специалисту.
Они с отцом будут держать рот на замке, и никто ничего не узнает.
Разве ты можешь позволить себе сейчас ребенка?
На следующий день Норма собрала чемоданы и, не сказав родителям ни слова, перебралась в мотель на другом конце города. Она быстро нашла место официантки в «Лафайетте», закусочной, куда порой забегала после лекций. Хозяин заведения, не устоявший перед ее обаянием, сдал ей комнату на четвертом этаже в том же здании, притом за более чем умеренную плату.
В университет Норма ходила все реже, поскольку с трудом совмещала учебу с работой, к тому же ей не хотелось ловить на себе косые взгляды однокашников и выслушивать, что они думают про ее беременность. Вскоре она ушла из театра, решив, что поблистать на подмостках еще успеет, после того как родит.
Хозяин закусочной ни словом не попрекнул ее, заметив, как у нее постепенно округляется живот. У него самого было трое детей, и он считал, что беременность только украшает женщину.
В течение долгих месяцев Норма ничего не слышала о своих родителях и не давала им знать о себе. Иногда ей позванивала сестра, но помощи не предлагала. И Норма осталась наедине со своими страхами: она боялась потерять младенца, когда ей становилось совсем невмоготу, боялась, что не сможет вырастить его и быть ему хорошей матерью. Помимо всего прочего, ей становилось тоскливо оттого, что ее ребенок так и не увидит своего отца, а Натан так и не узнает о своем сыне.
Норма родила февральским утром. Она скрыла от родителей Натана появление Грэма на свет, поскольку боялась, что они его отберут. Со временем ей стало так стыдно за свое поведение, что она даже перестала с ними общаться, совсем.
Теперь ей с Грэмом никто не был нужен. Она стала ему отличной матерью и вполне свыклась с мыслью, что от нее зависит другая жизнь.
Первые годы пролетели с ошеломляющей быстротой. Чтобы прокормиться, Норме приходилось работать не покладая рук. Грэм был единственным существом, ради которого она жила. Ведь это был подарок, который Натан сделал ей перед своей гибелью. Единственным ее долгом было сберечь сына; единственной радостью для нее было каждый день отрывать его от няни, крепко обнимать и чувствовать, как бьется сердце у него в груди.