– Думаю, она тоже не заинтересована, чтобы все выплыло на поверхность. Черт, в общем, теперь и мне нужно выпить, – сказала она, плеснув себе водки. – Я рассказывала тебе про дядю Элмора, старшего брата моей матери? Так вот, он вел самую обычную жизнь, работал механиком на станции техобслуживания автомобилей в центре Солт-Лейк-Сити, был женат на преданной ему женщине, что, в общем-то, не в моем вкусе, и у них было двое детей. Короче, как-то вечером во время попойки он по-крупному поругался с товарищем по работе из-за футбольного матча и пальнул в него в упор из длинноствольного карабина 22-го калибра. Что странно, едва протрезвев, дядюшка как ни в чем не бывало пошел и сдался полиции, причем одежда у него была вся в крови. До этого случая Элмор не проявлял ни малейших признаков жестокости. У меня остались о нем только самые добрые воспоминания. С тех пор он так и сидит за решеткой и считается образцовым заключенным. Не все в этом мире поддается объяснению. По-моему, мой дядя и сам никогда не поймет, почему так поступил, откуда в нем это взялось и что произошло у него голове за те несколько минут, которые круто изменили его жизнь. Иногда я думаю, что жестокость сидит в нас, затаившись где-то глубоко-глубоко, но вот случается что-то, какой-нибудь пустяк, она вырывается наружу и все ломает. Я не пытаюсь оправдать твою мать, просто мне кажется, она посчитала, что поступает по справедливости, и теперь жалеет об этом.
– Не знаю, Тесса. Честное слово, не знаю.
– И с тех пор о твоем брате нет никаких известий?
– Никаких, – сказал Грэм, не желая рассказывать об их недавней размолвке. – И все-таки я не могу свыкнуться с мыслью, что Томми нельзя помочь, ведь я знаю, как ему сейчас одиноко.
– Когда у тебя начинаются занятия в школе?
– Через две недели.
– Хорошо, значит, еще успеешь. Да и сестренке твоей вроде уже лучше, так? Она постепенно поправится, с тобой или без тебя. И будешь ты рядом или нет – это ничего не изменит.
– Хотел бы я быть таким же оптимистом.
– Ладно, тогда я буду оптимисткой за двоих. Хотя это совсем не в моем стиле. Как бы там ни было, я не брошу тебя, пока ты не купишь билет на самолет. А если понадобится, я возьму тебя за шиворот и доставлю туда как миленького…
Микроволновка подала сигнал. Тесса достала лазанью и разложила ее по тарелкам; они ели молча за журнальным столиком, обдумывая все, что сказали друг другу.
– Хорошо, что я тебя встретил, – произнес Грэм, лежа на диване и покуривая косячок. – Не говоря уж о том, что теперь мне не придется ночевать на улице. Ты не представляешь, какой камень упал у меня с души после нашего разговора.
– С таким же успехом и Эмбер могла бы выслушать тебя.
– Мне не хотелось волновать ее перед отъездом. А теперь хочется еще меньше, так что пусть все остается как есть, тем более что она сейчас далеко. В общем, ты понимаешь. К тому же я обещал матери держать язык за зубами. Но, как видишь, дал слабину.
– Да уж. Напоминай мне об этом всякий раз, когда я соберусь поверить тебе свои тайны.
Они громко рассмеялись. Грэм взял Тессу за руку.
– А почему бы и тебе не уехать отсюда?
– Почему? Ну, хотя бы потому, что у меня, в отличие от вас, нет особых талантов, чтобы отважиться на такое, а главное – мне не хватает смелости взять и все бросить. Впрочем, за лето я накопила деньжат и на следующих каникулах собираюсь проведать Эмбер и Гленна. Вернее, Эмбер, Гленна и тебя, ведь ты будешь с ними. Может, это меня как-то подстегнет, кто знает.
– Было бы здорово. Эмбер, конечно, обрадуется, если к нам приедет ее лучшая подружка.
– Я об этом постоянно думаю. Даже если поначалу мне придется трудно, как всем, возможно, новая среда заставит меня взяться за какой-нибудь безумный проект. Я считаю, люди и окружающая обстановка влияют на тебя как ничто другое.
– Вот тебе еще один повод куда-нибудь податься.
– Да, наверное. Только не обязательно в Нью-Йорк – лучше в Калифорнию или за границу, например в Европу. Я всегда мечтала слетать в Европу, побывать в Париже… И точно знаю, когда-нибудь у меня получится. Я сплю и вижу, как гуляю по набережным Сены, и все надеюсь, что так будет на самом деле. Ну да ладно, поговорили, а теперь, думаю, пора на боковую. Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, будь как дома.
– Договорились, – сказал Грэм перед тем, как она поцеловала его в лоб.
Тесса принесла ему подушку с одеялом. Пожелала спокойной ночи и ушла к себе в спальню.
Погасив свет и удобно устроившись на диване, Грэм отдался на волю беспокойным мыслям и сменявшим друг друга противоречивым чувствам; тревога немного отпустила его, выскользнув через дверь, которую у него в голове открыла Тесса и в которую он готов был впустить тревогу снова.
Затем его поманили кружащие хороводом тени, и он присоединился к ним.
Солнце обдало жаром лицо Грэма, и он открыл глаза, вырвавшись из плена сна, в котором было полно воды.
Тесса сидела за столом на кухне, потягивая из чашки кофе. Он помахал ей рукой, она встала из-за стола и подошла к нему.
– Ну как спалось – хорошо? Мне пора на работу, я уже опаздываю, – сказала она, беря куртку. – А ты пока отдыхай, в полдень вместе позавтракаем, договорились?
– Конечно, давай, – согласился Грэм, потягиваясь.
– Тетка моя возвращается завтра, так что вечером мне придется съехать к родителям, но я могу подбросить тебя до дома. А пока сиди тихо. Кофе еще не остыл, в холодильнике остался кусок шоколадного торта. Я положила тебе рубашку и джинсы Элиаса, он их забыл. У вас, мне кажется, один размер, так что, думаю, тебе все придется впору.
Тесса поцеловала его в щеку, а когда она ушла, он перевернулся на живот и снова заснул, почти сразу.
Через три часа его разбудил звонок в дверь. Сначала Грэм колебался, встать или нет, но звонили с таким упорством, что ему пришлось пойти и открыть.
И тут, к вящему своему изумлению, он оказался лицом к лицу с собственной матерью.
– Мама? Как ты меня нашла?
– Утром мне позвонила твоя подруга Тесса и сказала, что ты у нее. Может, позволишь войти?
– Если ты пришла меня пилить, то сейчас не самое лучшее время, – сказал он, прикрыв дверь.
– Я просто приехала за тобой, Грэм. Я поняла, с мопедом брата ночью что-то случилось.
– Да, жаль. Только новый я ему куплю, когда смогу.
– В общем, не в этом дело! – сказала она и провела рукой по волосам сына. – Ты хоть понимаешь, что с тобой могло случиться?
– Понимаю, мама. Я просто отвлекся, немного перебрал, вот и…
– Думаешь, меня это утешает? Надо было сразу позвонить мне! По крайней мере, я отвезла бы тебя в больницу!
– Мне не хотелось тебя будить. Я должен был всего лишь выспаться и протрезветь.
– Неужели ты напился?
– Не так чтоб уж очень – как видишь, сейчас уже утро и я твердо стою на своих двоих…
– Знаешь, мой милый, я тоже, представь себе, была когда-то в твоем возрасте, но я здесь не для того, чтобы тебя отчитывать за то, что ты наклюкался с друзьями на вечеринке и потом вел себя как последний дурак. Думаю, ты и сам все понял. Ладно, одевайся, Синди ждет в машине, а я припарковалась во втором ряду.
Грэм без особой радости взял вещи, которые оставила ему Тесса, торопливо оделся и вышел вслед за матерью на улицу.
Проходя мимо витрины магазина, он помахал рукой Тессе, которая разговаривала с покупательницей, и сел в машину, на переднее сиденье.
Их взгляды снова встретились, и в глазах девушки, даже на таком расстоянии, он уловил смущение и вместе с тем облегчение.
Он не мог обижаться на нее за то, что она тайком позвонила его матери: ведь ею руководили самые добрые побуждения. Наверное, она думала, что так будет лучше.
Грэм показал знаком, что позвонит ей позже, потом повернулся к сестренке, поцеловал ее, и она улыбнулась ему, обнажив сломанные зубки, отливавшие тусклым светом.
Грэм пристегнулся ремнем безопасности и прислонил голову к боковому стеклу, все еще ощущая усталость, несмотря на то что проспал всю ночь долгим и глубоким сном. Из состояния полудремы он вышел, лишь когда сообразил, что мать направляется к федеральной автостраде.
– Разве мы едем не домой? – спросил он, расправляя плечи.
– Нет, я решила немного покататься. Думаю, это пойдет нам троим только на пользу.
Не найдясь с ответом, Грэм стал смотреть на мелькавшие за стеклом пейзажи и скоро заметил вдалеке обширные участки почерневшей земли, которые горели ночью. С пожаром справились, но ему не составило труда догадаться, сколько жизней унес огонь за эти несколько часов.
Он включил радио, поймал станцию, передававшую песню об Иллинойсе Суфьяна Стивенса, и стал подпевать, мысленно паря над волнистыми равнинами.
В выпуске последних известий население предупреждали о том, что в ближайшие дни ожидаются мощные торнадо, – жителям Канзаса, Миссури и Оклахомы советовали быть начеку.
Норма сосредоточилась на дороге, вид у нее был спокойный, почти умиротворенный, и Грэм вспомнил, что так она выглядела по утрам, когда отвозила его в школу. Впрочем, в ту пору она была моложе и счастливее, и время еще не успело затушевать ее красоту.
Они проехали мимо щита, который указывал, что до Канзас-Сити осталось сто двадцать километров, и Грэм в душе понадеялся, что мать решила ехать туда вовсе не затем, чтобы подстерегать Томми на углу какой-нибудь улицы.
По радио передали рекламные объявления, потом зазвучала песня «Beatls» «A day in the life». Грэм, снова прислонившись к стеклу, постепенно забылся сном, убаюканный размеренным покачиванием машины и мелодиями, лившимися из приемника.
Первое, что он увидел, когда проснулся, – взмывавший в небо самолет.
– Вот и приехали, – прозвучал рядом с ним голос Нормы. – Ты проспал всю дорогу, зато сюрприз вполне удался.
Только сейчас Грэм сообразил, что они находятся перед зданием аэропорта.
– Ну и что мы здесь забыли? – спросил он, глядя на мужчину, с трудом бежавшего по тротуару с огромным чемоданом.